Неоновые Боги

Психея берет меня за руки.

— Что ты собираешься делать?

Паника проносится в моей голове. У меня зарождается подозрение, что если я вернусь в это здание, то больше никогда не выйду оттуда. Это похоже на паранойю, но я чувствовала себя странно из-за того, как скрытно мать вела себя в течение нескольких дней, и посмотрите, чем это обернулось. Нет, я не могу позволить себе игнорировать свои инстинкты. Больше нет. Или, может быть, мой страх затуманивает мои мысли. Я не знаю, и мне все равно. Я просто знаю, что абсолютно не могу вернуться.

— Ты можешь сходить за моей сумочкой? — Я оставила ине, и свой телефон наверху. — И сказать

маме, что я плохо себя чувствую и что я иду домой?

Психея уже кивает.

— Конечно. Все, что тебе нужно.

После ее ухода требуется десять секунд, чтобы понять, что возвращение домой не решит ни одной из этих проблем. Мама просто приедет, заберет меня и отвезет обратно к моему новому жениху, связанной, если понадобится. Я вытираю лицо руками.

Я не могу пойти домой, я не могу остаться здесь, я не могу думать.

Я вскакиваю на ноги и поворачиваюсь ко входу во двор. Я должна дождаться возвращения Психеи, должна позволить ей уговорить меня на что-то похожее на спокойствие. Она такая же хитрая, как и мама; она найдет решение, если дать ей достаточно времени. Но позволить ей вмешаться означает рисковать тем, что Зевс накажет ее вместе со мной, как только поймет, что я отчаянно не хочу, чтобы его кольцо было у меня на пальце. Если есть шанс избавить моих сестер от последствий моих действий, я собираюсь это сделать. У матери и Зевса не будет причин наказывать их, если они не участвовали в том, чтобы помочь мне бросить вызов этому браку.

Я должна выбраться, и я должна сделать это в одиночку. Сейчас.

Я делаю один шаг, потом другой. Я почти останавливаюсь, когда подхожу к толстой каменной арке, ведущей на улицу, почти позволяю своему нарастающему безрассудному страху подвести меня и поворачиваюсь, чтобы подчиниться ошейнику, который Зевс и моя мать так хотят надеть мне на шею.

Нет.

Одно-единственное слово звучит как боевой клич. Я бросаюсь вперед, мимо входа и выхожу на тротуар. Я ускоряю шаг, двигаясь быстрым шагом и инстинктивно поворачивая на юг. Подальше от дома моей матери. Подальше от башни Додона и всех хищников, находящихся внутри. Если я только смогу отойти на некоторое расстояние, я смогу думать. Это то, что мне нужно. Если я смогу привести свои мысли в порядок, я смогу придумать план и найти выход из этого беспорядка.

Ветер усиливается, когда я иду, пронизывая мое тонкое платье, как будто его не

существует. Я двигаюсь быстрее, мои каблуки стучат по тротуару так, что это напоминает мне о моей матери, и о том, что она сделала.

Мне все равно, права ли Психея, что у матери, несомненно, есть какой-то план в рукаве, который не ставит мою голову буквально на плаху. Ее планы не имеют никакого значения. Она не разговаривала со мной, не давала мне повода сомневаться; она просто пожертвовала пешкой, чтобы получить доступ к королю. Меня от этого тошнит.

Высокие здания в центре Олимпа немного защищают от ветра, но каждый раз, когда я пересекаю улицу, он дует с севера и треплет мое платье вокруг ног. От воды залива исходит ещё больший холод, такой ледяной, что у меня болят носовые пазухи. Мне нужно выбраться из стихии, но мысль о том, чтобы развернуться и вернуться в башню Додона, слишком ужасна, чтобы ее вынести. Я лучше замерзну.

Я хрипло смеюсь над этой абсурдной мыслью. Да, это им докажет. Потеря нескольких пальцев на руках и ногах из-за обморожения определенно причинит моей матери и Зевсу больше боли, чем мне. Я не могу сказать, паника это или холод сводит меня с ума.

Центр Олимпа так же тщательно отполирован, как и башня Зевса. Все витрины магазинов создают единый стиль, элегантный и минималистичный. Металл, стекло и камень. Это красиво, но в конечном счете бездушно. Единственным показателем того, какие предприятия находятся за различными стеклянными дверями, являются изящные вертикальные таблички с названиями компаний. Чем дальше от центра города, тем больше индивидуального стиля и колорита просачивается в окрестности, но так близко к башне Додона, Зевс контролирует все.

Если мы поженимся, закажет ли он для меня одежду, чтобы я органично вписывалась в его эстетику? Контролировать мои визиты к парикмахеру, чтобы придать мне тот образ, который он хочет? Следить за тем, что я делаю, что я говорю, что я думаю? Эта мысль заставляет меня содрогнуться.

Мне требуется пройти три квартала, прежде чем я понимаю, что слышу не только свои шаги. Я оглядываюсь через плечо и нахожу двух мужчин в полуквартале позади. Я ускоряю свой темп, и они легко подстраиваются под него. Не пытаются сократить дистанцию, но я не могу избавиться от ощущения, что за мной охотятся.

В это позднее время все магазины и предприятия в центре города закрыты. В нескольких кварталах отсюда играет музыка, должно быть, какой-то бар еще открыт. Может быть, я смогу оторваться от них там — и согреться в процессе.

Я делаю следующий поворот налево, идя в направлении звука. Еще один взгляд через плечо показывает, что позади меня только один мужчина. Куда делся другой?

Я получаю ответ через несколько секунд, когда он появляется на следующем перекрестке слева от меня. Он не загораживает улицу, но все мои инстинкты подсказывают мне держаться от него как можно дальше. Я поворачиваю направо, снова направляясь на юг.

Чем дальше я удаляюсь от центра города, тем больше зданий начинают отличаться от изображения идеальности. Я начинаю видеть мусор на улице. У некоторых предприятий на окнах есть решетки. К грязным дверям даже приклеен один или два знака о лишении права выкупа. Зевса волнует только то, что он может видеть, и, по-видимому, его взгляд не распространяется на эту часть.

Может быть, это холод путает мои мысли, но мне требуется слишком много времени, чтобы понять, что они направляют меня к реке Стикс. Истинные страхи впиваются в меня зубами. Если они загонят меня в угол у берега, я окажусь в ловушке. Между верхним городом и нижним городом есть только три моста, но ими никто не пользуется — с тех пор, как умер последний Аид. Переправа через реку запрещена. Если верить легенде, на самом деле это невозможно, не заплатив какую-то ужасную цену.

И это в том случае, если мне вообще удастся добраться до моста.

Ужас дает мне крылья. Я перестаю беспокоиться о том, как сильно болят мои ноги на этих смехотворно неудобных каблуках. Холод едва ощущается. Должен быть способ обойти моих преследователей, найти людей, которые могут помочь.

У меня даже нет моего гребаного телефона.

Черт возьми, я не должна был позволять эмоциям брать верх надо мной. Если бы я просто подождала, пока Психея принесет мне мою сумочку, ничего бы этого не произошло… Так ли это?