Неотения

Привычно поднимается на третий этаж и звонит в дверной звонок, до которого он, пока не доучился до девятого класса, не доставал. Дверь открывает соседка, старая подруга мамы, тётя Надя.

– Как она? – спрашивает Максим тихо.

– Всё так же.

– Хорошо, – говорит он, раздеваясь в прихожей. – Хотя ничего хорошего в этом нет.

– Ну, тогда всё, я пойду домой? – спрашивает тётя Надя и смотрит на него из-под очков. Максим хочет задать вопрос, но она, зная, что он обычно спрашивает, опережает и отвечает: «Лекарства она выпила, подгузник я ей надела, давление сто тридцать на девяносто, а пульс частый – сто десять. Сейчас она спит, так что не буди её».

Тётя Надя уходит, и начинается его дежурство у постели матери. На кухне он пьёт чай с бутербродом, на вкус напоминающим бумагу. В комнате, где спит мама, холодно и пока что тихо, пахнет лекарствами и ещё чем-то таким, от чего хочется убежать как можно скорее и дальше, но бежать некуда. Максим садится в кресло. Кроме усталости и чувства долга не осталось ничего. Даже любовь к матери как будто бы умерла за эти полгода. Он переворачивает песочные часы и смотрит, как нематериальное время превращается в материальные частицы песка, падающие вниз, и засыпает…

Перед ним бескрайняя пустыня, полная тайн и загадок, словно женщина, горячая и холодная, смертельно опасная, но в тоже время притягательная.

День. Жара такая, что можно жарить яичницу, достаточно поставить сковородку на пылающий жёлтый песчаный ковёр и разбить яйцо. Сухой ветер бросает песок, который засыпает глаза, рот, нос, карманы, но, несмотря на все эти препятствия, его движение продолжается. Хотя он уже медленно сходит с ума от её горячих объятий, она выпивает его по капле, смакуя каждый глоток. Воды почти не осталось.

Ночь. Теперь холод пробирает до самых костей. Ночью движение обретает направление и хоть какой-то смысл, который заключается в поисках нагретых убийственным солнцем камней. Месяц освещает какие-то тёмные пятна в серебристом море песка. Он ускоряет шаг и почти бегом добирается до ещё горячих, неизвестно как здесь оказавшихся осколков гранитной породы. Прижимаясь к ним, он тихо плачет без слёз, воды больше нет, только чувство беспомощности перед ненавистной бескрайностью плещется в нём.

Утро он начинает с того, что слизывает с уже остывших валунов капли росы – этой влаги не много, но достаточно, чтобы смочить потрескавшиеся губы, пересохшее горло и, может быть, продлить жизнь ещё на один час.

Океан песка. В нём – не заслуживающая внимания чёрная точка. Это он, не способный больше двигаться. Над ним море-небо и корабль-солнце. Но даже в эти, может быть, последние минуты его существования, она остаётся для него загадкой, живущей по своим законам и не подчиняющейся даже самому времени. Её день может продолжаться неделю, а потом месяц – ночь. Самое же странное то, что хотя в ней и выпадали дожди, но, сколько он себя помнит, она ни разу не зацветала полностью. Были лишь отдельные островки жизни, которые через некоторое время она поглощала, неудовлетворённая и вечно голодная. В этом желтом безмолвии он слышит вначале издалека, а потом всё ближе голос мамы.

– Максим, Максим. Пить. Мне так страшно. Посади меня. Ночью тяжелее всего. Я так боюсь. Мне страшно. Посиди со мной, – произносит она охрипшим голосом, – Максим… – вырывается из её горла то ли скрип, то ли вскрик.

– Я рядом, – отвечает он, наклоняясь над мамой.

– Пить.

На кухне он наливает в стакан кипячёной воды и приносит ей. Усаживает аккуратно и даёт стакан в руку. Мама пьёт. Он ставит пустой стакан на пол.

– Когда я буду ходить? Если я не буду ходить, я умру.

– Ну что ты говоришь? Умереть, конечно, легче, но надо же бороться.

– Да на что она, жизнь, такая нужна? – с горечью произносит мама.

– А кто говорил, что будет на моей свадьбе плясать?

– Я говорила, – произносит она, слегка улыбаясь перекошенным ртом.

– Так что, ты тогда ещё лет сто должна жить.

– А где ты был сегодня днём?

– На занятиях.

– Не ври.

– Зачем мне врать?

– Вот именно, зачем? Ты завёл девку, и она тебя ко мне не пускает.

– Я же говорил тебе, что у меня никого нет…– мама перебивает его.

– Включи телевизор – звучит никак просьба, а как приказ, её голос.

Максим включает маме телевизор, накрывает её ноги клетчатым пледом, а сам опять забывается сном.

Мама ещё собирается, а он уже стоит у окна на площадке, возле их квартиры, и смотрит во двор. За два дня до этого снег растаял, но в этот день слегка подморозило, и белые мухи кружатся над землёй. Он стоит у окна, и у него почему-то складывается впечатление, что ветер поднимает снег с земли и уносит в небо. Дверь их квартиры открывается, и на площадку выходит мама в старенькой лисьей шубе и вязаной шапочке.

Максим застёгивает пуговицу на кроличьей шапке, надевает варежки, соединённые резинкой, и они выходят с мамой на улицу. До библиотеки не далеко, но встречный ветер всё равно бросает в лицо колючие и холодные снежинки. Метель, словно голодный зверь, бросается на одиноких путников, которых в этот зимний вечер на улице не так уж и много.

В библиотеке тепло. Мама сдаёт вещи в гардероб, и железный номерок с цифрой тринадцать достаётся Максиму. Затем она выписывает пропуск, и они поднимаются на третий этаж, в читальный зал. Мама выписывает какую-то книгу, а ему берёт журналы и, конечно, его любимую «Мурзилку».

Читать Максим начал поздно, может быть, поэтому он так и полюбил этот процесс. Когда его учила читать в пионерском лагере тетя Оля, у неё почему-то это не получилось, хотя она и работала в школе. Наверное, он ещё тогда не был к этому готов, поэтому вместо того, чтобы читать, он просто запоминал текст, а потом повторял его. По вечерам мама читала ему сказки, а в тихий час в садике он пересказывал их детям из своей группы.

Маме приносят книгу, которую она заказала, и она погружается в чтение. Он смотрит картинки машин, самолётов и танков в журналах, но, как это часто бывает у маленьких детей, быстро устаёт. Тогда мама достаёт ему альбом и цветные карандаши, и он начинает рисовать. В детстве он очень любил рисовать, но потом это почему-то ушло. Когда и рисовать ему надоедает, он тихонько, чтобы никто не услышал, пододвигается к маме и спрашивает: «Ма, а мы скоро пойдём домой?» Мама смотрит на часы, потом на ту часть стола, где разложены журналы, которые он смотрел, и альбом с карандашами, а потом на книгу, которая перед ней. Она переворачивает несколько страниц, словно что-то ища и найдя нужное, отвечает:

– Сейчас я дочитаю, и мы пойдём.

– А сколько тебе ещё осталось? – спрашивает Максим.

– Пять страниц, – отвечает мама.

– А что ты читаешь? – не унимается он.

– Бенджамена Спока «Ребёнок и уход за ним».

– Интересно? – снова спрашивает он.

– Да.

– А ты почитаешь мне?

– Ты ещё маленький, вот подрастёшь, научишься читать, тогда сам и прочитаешь.