Неотразимая, или Основы женского шарма

— Какая прелесть, — веселился Руслан. — Мы проспали потоп.

— Постыдились бы! — решилась все-таки прокомментировать наш разврат соседка. Но Руслан приволок свои брюки, вытянул двумя пальцами кошелек и сунул обалдевшей соседке некоторый объем интерденег. Сколько там было — я не поняла. Но соседке хватило, чтобы та счастливо отвалила. И то, только после того, как помогла нам с Русланом досуха вытереть пол.

— Сколько ты ей дал?

— Не знаю! Иди ко мне! — прошептал он. Однако наличие в непосредственной близости заряженной ядерной боеголовкой скандала маменьки сбивало меня с игривого лада.

— Там мама.

— Да, я знаю. Мы уже познакомились!

— Это ты так думаешь!

— Ну и что все это значит? — выползла из комнаты она, почуяв отсутствие соседки. Что ты тут вытворяешь?

— Все улажено! — попробовал было утешить ее Руслан.

— Что улажено? Что я в приличном доме должна смотреть на голого мужика, которого таскает сюда моя бессовестная дочь?

— О чем ты? Руслан не…

— Да замолчи! А если бы я пришла с Шуркой?

— Мам, я… успокойся, — но мамусю понесло. Она грохотала, тыкая пальцем в груду мокрого тряпья в ванной. Она билась в истерике, глядя на то, как из ее кровати сотворили сексодром.

— Вон! — требовала она, чтобы убрались вон, то ли Руслан, то ли мы оба.

— Мам, он уйдет отсюда только когда захочет.

— Это еще почему?

— Я без него жить не могу, — серьезно сказала я. — Если он уйдет только потому, что увидел и испугался тебя, я проплачу всю оставшуюся жизнь.

— Где твоя гордость? — взвилась мать, но Руслан прижал меня к себе и зашептал:

— Я тебя люблю. Господи, какой же я был дурак. — Мы стояли посреди еще мокрого коридора, шептались, целовались и как-то даже забыли про маман. Я только через какое-то время отметила краем глаза, что она стоит на кухне, смотрит на нас и пьет бальзам Биттнера. Для релаксации.

Через три часа мы сидели у него дома, в его восхитительном кожаном бежевом кресле, голые, замотанные в теплый мягкий испанский плед и мурлыкали.

— Как ты думаешь, твоя мать не выгонит тебя из дома? — спросил он, вкладывая мне в губы клубнику. Огромную и скучную, привезенную из теплых стран, но оживленную его руками.

— Интересно было бы посмотреть, как это она выгонит меня из дома, за который я плачу!

— Ты удивительная.

— А ты сумасшедший

— Это почему? — его глаза искрились, голубые озера смеха и радости. Как же они мне нравились, я готова была смотреть в них бесконечно.

— Ну кто вламывается в дом таким образом?

— А, по-моему, я очень прилично звонил в дверь.

— Ага.

— Не ага! Это ты вот вышла, похожая на чертика.

— Я всегда такая, когда генерально убираюсь.

— Ты гениально убираешься. Только вот чище от этого не становится. Я, во всяком случае, не заметил.

— Ты плохо смотрел. У меня в шкафу стало гораздо чище. Там вообще теперь ничего нет, — расхохоталась я.

— Скажи, почему ты мне не позвонила? — вдруг на полном серьезе спросил он.

— Я? А что, я должна была позвонить?

— Ну…Я надеялся, что этот тяжкий груз ты возьмешь на себя….Шучу.

— Ты уехал в тот день с видом: «ненавижу эту женщину, из-за которой я чувствую себя….», уж не знаю, кем ты там себя чувствовал. И что, я должна была звонить?

— Нет. Конечно, нет. — Согласился Руслан. Руслан! Как приятно произносить его имя. Руслан!

— Руслан!

— Что?

— А почему ты не позвонил?

— Не понял? Я же тут. Или нет?

— Не это. Почему ты приехал и обзванивал, как я поняла, все квартиры подряд. Не понимаю!

— А… На самом деле, квартира была только пятая. Не все открывали, а на третьем и пятом точно знали, что никто не сдает квартиры. И подсказали искать на шестом. Не очень-то и сложно.

— Но почему? Ау?

— Хочешь клубничку?

— Только если в эротическом смысле. — Брякнула я. Раздался хохот. Руслан сел и достал с журнального столика бокалы с вином.

— Олечка, будь всегда такой. Таких я больше не видел.

— А ты во всех зоопарках мира побывал?

— Ладно, расскажу. В тот клятый вечер я страшно расстроился. Со мной такое впервые.

— Глядя на тебя сегодня, я вообще думаю, что ты тогда просто что-то не то съел.

— Не перебивай, — обиделся он. — Я же страдал. Это надо уважать!

— Какой пафос! Но продолжайте, умоляю.

— Ну я, естественно, решил, что нам с тобой лучше больше не видеться. Что хорошего может получиться после такого?

— Действительно! — усмехнулась я, положила голову ему на колени и принялась зазывно смотреть снизу вверх.

— Не дразнись. Да! Я так считал. И не звонил, хотя разглядывал запись «Оля Тосол» в моем телефоне по пять раз на дню.

— Романтично ты меня обозначил!

— Не придирайся, — он шутливо пригрозил, что отшлепает.

— Давай! — загорелась я.

— Отстань, ненасытная. И я так смотрел и думал, что ты меня уже, наверное, забыла. Посмеялась с подружками над банкиром-импотентом и выкинула из головы.

— Да, именно так я и поступила, — подтвердила я, вспоминая мои телефонные страдания.

— И тогда я напивался и страдал.

— Очень разумно.

— И однажды допился до того, что потерял мобильный.

— Кошмар.

— Именно! Твой телефон был только там.

— Ну конечно! А в деле?

— А в деле ты, дорогуша, оставила телефон Покровки. И адрес тоже. Вот такую свинью мне подложила.

— Не понятно.

— Ну как же? Я мог бы спокойно и дальше тебе не звонить, пока знал, что в любой момент смогу тебя найти. А тут вдруг оказалось, что найти тебя невозможно.

— А платеж за меня вносила в этот раз мама! — вспомнила я.

— Точно. В банке я тебя не дождался. Я, правда, решил, что просто пропустил тебя. Неважно, — он обнял меня и принялся баюкать и нежно раскачивать, глядя в глаза. Я забалдела.

— Вот тогда я с трудом вспомнил, около какого дома я тебя тогда высаживал, после нашей антиформулы один. Ты не представляешь, чего мне стоило решиться на такое безумие — ходить и объяснять, что где-то тут снимает квартиру молодая женщина с двумя детьми, страшно красивая, которую я люблю, — как же у меня все дрожит от его слов. Прямо хочется рыдать от счастья. Ну вот, уже и правда, слезы на глазах.

— Что ты плачешь? Маленькая моя? Тебе плохо?

— У-у, — затрясла я головой отрицательно.