Непарад

–  В сентябре пятого года. Тыща девятьсот который. Вместе в школе проходили, только ты, по ходу прошёл мимо. А чё?

–  А то, братец ты мой, что сидим мы тут такие красивые из себя, а на Дальнем Востоке эта самая война вовсю шпарит. 'Са-ами взорва-али 'Коре-ейца', нами потоплен 'Варяг'!' - совершенно немузыкально взвыл Трошицинский. М-да... Не Карузо и точно не Хворостовский. Вбыв бы певуна, да свой, жалко.

–  В смысле 'шпарит'? - Вмешался в разговор Борис. - Что, и Порт-Артур осаждают?

–  Не исключено. Спросить надо.

–  И спросим! - Будка, когда захочет, может быть очень въедливым. - А скажите, пан Томаш, Порт-Артур японцы не взяли?

Обходчик, всё это время глядевший на нас с некоторым опасливым подозрением - как люди смотрят на скорбных разумом: 'тихий-то он тихий, а ну как бросится?!' - хмыкнул, огладив усы:

–  В Артуре москали ещё в начале зимы капитулировали. Пан Бог даст - скоро мир настанет. Але ж я слышу, пан Анджей мувиць, цо до вржесеня война будет? Откуда пан те ведае?

–  Предположения такие. Учёные люди говорят.

–  Худо. У меня сёстрженец в войске, пока война идёт, увольнения им не будет, а Збыслав свой срок уже выслужил, пора бы уж повертаться в обрат, да и за хозяйство браться. Аглая как мужа схоронила, вовсе больна стала, она меня на семь роков старше, Збышек у нее млодший. А то от Кшиштофа новостей нет, да и то: с той Америки через море и напишет, а везут не скоро. Да и не пишет, холера! Так что лучше было б, если бы царь с микадо скорее мирились. Никакого добра людям от тей войны нема! - Поляк в сердцах хлопнул по столу.

–  Эт точно. Как моя бабушка говорила: 'кому война, а кому мать родна'. А она была мудрая женщина, отец её, а мой прадед, многому научил, хоть в ссылке гимназий не кончала.

Наш гостеприимный хозяин насторожился:

–  В ссылке? А за что его сослали?

–  Бабушка говорила: за повстанне. Он из дворян вроде бы был, но когда судили - разжаловали, или как это правильно называется. А в ссылке женился, дети появились. Так что я вроде как тоже шляхетскую кровь имею. Видать, потому и дурной такой, со всеми задираюсь, вон, Стас подтвердит, в скольких драках мы с ним были.

Станислав только кивнул, дескать: 'было дело!'. Он в прошлые времена тоже большой любитель помахаться был, не то, что Будка. Тот до последнего норовил обойтись без кулаков, впрочем, если уж припирало - не тушевался. Но Борька - он вообще такой... метис купчины с дипломатом из старых советских фильмов 'про царизм'. Но товарищ хороший.

Пан Томаш встал из-за стола:

–  За повстанне сослали? Славный у тебя, пан Анджей, пращур.

Подойдя к стене, снял с нее ту самую фотографию в бело-красной рамочке, бережно смахнув со стеклышка пыль невесть как оказавшимся в руках клетчатым платком, вновь вернулся на своё место:

–  Мой дзядек, отец и двое вуйков теж повстанцы. В осемьсет шестьдесет тшетем дрались у славного пана Романа Рогиньского. В тем повстанне дзядек и вуйко так и згинелы. Ось лишь картка осталась. Поглядайте: то отец, то дзядек, а с краю - вуйки. А то, посредине - сам пан Рогиньский! Славный был пан!

Борис

Сидели мы за столом у пана Томаша довольно долго, уж точно - за полночь. Слушали больше, чем говорили: оказывается, у Лучицкого был, как у многих поляков, свой 'пунктик' на почве национальной гордости: больно любил дядька повествования о геройском участии своих родичей в Январском восстании поляков против царя. А поскольку жил одиноко, то найдя в нашем лице 'свежие уши', оторвался по полной. Наконец, обходчик уложил нас ночевать, сам же ушёл, по его словам, 'проверять путь'. Да, по зимнему времени вдоль рельсов ходить, на насыпи, где самый ветер - удовольствие маленькое. Но раз уж человек себе такую работу выбрал, никто не виноват.

Как только хозяин нас оставил, Трошицинский 'обрадовал' новостью, что мы втроём имеем редкую возможность стать свидетелями грандиозных исторических событий начала двадцатого века. И не только свидетелями, но и участниками. Оказывается, на дворе - не то девятьсот четвёртый, не то девятьсот пятый год со всеми 'прелестями' вроде первой революции, реакции и поражением в русско-японской. А через недолгое время предстоит Первая Мировая, ещё пара революций, гражданская, голод, НЭП, коллективизация-индустриализация-оккупация, Вторая Мировая и прочее-прочее-прочее... В общем, мы ещё не старые и до смерти Сталина, теоретически, имеем возможность дожить. Но ввиду всех этих перпетий - возможность далеко не стопроцентную. И даже не тридцати... А оно нам надо? Как мне, так не очень.

В первый момент я Стасу не поверил, но Дрей Ю подтвердил, что тоже склонялся к подобному мнению: по крайней мере мы никак не можем быть в нашем столетии по целому 'букету' признаков. А Андрюха у нас - признанный спец по истории, в локальном, конечно, масштабе. Вот же не было печали! И что теперь делать? У меня через неделю зарплата с премией должна быть, хотел отложить на отпуск в июне. А теперь кто мои денежки получит? Да и в Пальма-де-Майорка во времена царизма самолёты не летали!

И вообще: что мы тут делать будем: без работы, документов, денег? Вагоны разгружать? Не согласен. Да и начнётся революция - всяких там грузчиков-катальщиков первых будут казаки нагайками пороть, и разбираться не станут, тот-не тот. Да и в свете предстоящих войн что-то мне не хочется здесь находится. Как я понял, мы сейчас в польских землях России, а тут с четырнадцатого до двадцатого всяческий народ будет шляться довольно активно. С кавалерией, пушками и танками. И активно же это всё друг по дружке применять. Я уже видел такое: АТО называется. Но тогда повезло находиться в защищённом месте и на достаточном удалении от передовых позиций ВСУ. А до тылов группировки русские то ли не доставали, то ли не считали нужным стрелять. Нет уж, господа, возвращайте меня обратно!

–  Парни, так вы это серьёзно, что ли? И про перенос во времени, и про царские всякие дела?

–  Куда уж серьёзнее... - Трошицинский был мрачен, как дух подземелья. - Нужно решать, чего делать будем.

–  А обратно, в наше время, никак?

Андрей криво ухмыльнулся:

–  Не скажу, что мы столько не выпьем: опыт показывает, что выпить в три горла мы можем достаточно. Вот только в Российской Империи, да, думаю, и во всём остальном цивилизованном, а также колониальном мире, пока что на текущий момент истории не построены высоковольтные ЛЭП, по которым некоторые профессионалы микрофона и видеокамеры имеют возможность вести столь меткий снайперский огонь. Да и ружью стаськиному пришла мататумба, как все мы знаем? Это теперь не оружие для древних охотничьих забав, а прикрученный к обугленной деревяхе стальной предмет, полностью лишенный функционала, зато покрытый прекрасными радужными разводами в стиле столь нелюбимого Кукурузником абстракционизма!

–  А чего сразу я? Чуть что - сразу Будкис, Будкис!

–  Ну, не мы тогда стреляли, это есть факт, месье Дюк!

Да, тут Андрей, конечно, прав... Но я же не нарочно!

–  Ладно, хлопцы, проехали! - Станислав припечатал ладонью к столешнице ту самую купюру с царём Петром. - Сейчас мы здесь и переиграть ничего не можем. А если и можем, то сами об этом не подозреваем. Великих физиков, занимающихся хроноэкспериментами, как я понимаю, среди нас нет, так?

–  Ну...

–  Значит, надо как-то вживаться в существующую реальность.

–  И выживать! Тут целая куча революций с войнами намечается, а оно нам не надо! - Нет, ну действительно: жизнь человеческая и так бренна, и торчать в 'зоне рискованного обитания', которой через какое-то время станет вся Европа, что-то не хочется.

–  Верно, Борь, оно нам не надо, но отменить войны мы вряд ли сможем. Не цари и не министры. Поэтому предлагаю вживаться в роль мирных обывателей. Или есть желающие дойти до государя-императора, как пишут в книжках и поднять ему веки? В смысле - открыть глаза на предстоящие в России безобразия? Сразу скажу: я пас! Поскольку кончится это, в лучшем случае комнатой с мягкими стенами и рубашкой с длинными рукавами. В худшем - Петропавловкой, а то и стенкой. Больше болтаешь - меньше живёшь. Есть возражения по сути вопроса?