Непобедимая
Шрифт:
Женьку осторожно положили на исклеванное осколками полотнище. Рядом положили запыленный планшет и изуродованный, расплющенный бинокль, которые подобрали рядом с погибшим Веткиным.
— Прикрывает отход политрук Сажаев и шесть бойцов, — распоряжался Чечин. — Впереди — Горельский Антон. Лес для него — что дом родной. Раненых и фланги обеспечиваю я.
Когда остатки «полка» скрылись в бескрайних лесах и Женькина батарея тоже исчезла из виду, далеко позади загрохотали разрывы.
— Очухались, идиоты! —
Произнес он эти слова, словно оторвали его от нужного, очень важного дела — расквитаться до конца с теми, кто сейчас, наверное, уже безнаказанно орудует на Женькиной батарее.
— А в консерваторию с одним ухом берут? — неожиданно спросил Женька. — Ведь и Бетховен…
— Бредит… — заявил тощий солдат, державший в руках край брезента. — Жар у него. Какого-то Фонховена приплел…
— А фашисты уже далеко? — снова спросил Женька. — Теперь мне почему-то страшно…
— Не егози, — строго проворчал солдат. — Плевали мы на немцев! Сам видишь: отходим организованно, и знамя при себе, и все прочее, что полагается, тоже при себе…
Женька порывался встать.
— Да лежи ты! — прикрикнул Чечин. — Отойдешь малость — сами сбросим.
Под ногами солдат похрустывал сухой валежник. Женька украдкой посматривал на Чечина, на его пропитавшийся кровью бинт, на взмокшие спины солдат.
— А я ведь солгал вам… — едва слышно промолвил Женька. — Никакой я не артиллерист… Я… я из музвзвода… Обыкновенный капельдудкин, как говорил Веткин. И как это здорово угадал он — капельдудкин… Чудно!
Чечин поперхнулся дымом.
— Ничего чудного, — сказал он через некоторое время. — Веткин в людях разбирался. Мужик мудрый… И вовсе не старик. Рано посеребрило…
Где-то впереди тяжело ухало, а у самых дальних вершин сновали, как растревоженные шмели, черные самолеты.
Женька прислушался, сказал:
— Наши бьют. Тяжелыми…
ЯКОВ ДЛУГОЛЕНСКИЙ
СМЕЛЫЕ ЛЮДИ — ПЕХОТА
Как мы друг друга звали
Когда я служил в армии, были у нас солдаты с самыми удивительными и прекрасными фамилиями.
Например: Володя Московский.
Мы его звали:
— Эй, Москва!
И Володе, конечно, было очень приятно.
Был Храбров — человек с очень солдатской фамилией; ведь известно: все солдаты — храбрые люди.
И даже был Нахимов, мы его звали Адмирал, в честь знаменитого флотоводца адмирала Нахимова. И хотя нашему Нахимову следовало служить, конечно же, среди моряков, его почему-то направили к нам, в пехоту.
Был человек с энергичной и решительной фамилией Пистолетов, мы его звали просто: Пистолет.
И был Ваня Дудкин.
— Дудкин…
— Дудочкин…
— Дударь… — звали мы его.
И думали, что это очень остроумно. А на самом деле это было совсем не остроумно.
Потому что есть люди с еще более смешными фамилиями, и это очень хорошие и прекрасные люди.Но мы служили в армии первый год и еще не знали этого.
Смелые люди — пехота
Летние солдатские лагеря с пионерскими лагерями ничего общего не имеют. В солдатских проходят военную науку: учатся стрелять, ходить в атаки, ползать по-пластунски, рыть траншеи, хорошо бегать, петь песни, резать колючую проволоку штыком или специальными ножницами и еще много-много чему — важному и полезному.
Кроме нас, пехотинцев, были в лагере и другие солдаты: артиллеристы, саперы, десантники, танкисты, разведчики — почти все, кроме моряков. Потому что морякам нужно море, а нам море не нужно.
Особенно, конечно, уважали десантников. Что говорить — смелые люди! В любую погоду, днем и ночью, летом и зимой, готовы они были прыгать с парашютом в тыл врага.
И хотя никаких таких врагов у нас в лагере не было, десантники все равно собой очень гордились.
Вот однажды встречаем мы десантников. Они идут из столовой. И хотя идут они из обыкновенной столовой, им все равно кажется, будто выполняли они ответственное и секретное задание. Им это кажется, и они задаются:
— Как живете, пехота?
Мы говорим:
— Ничего живем. А вы?
— Прекрасно, — отвечают десантники и снова нас спрашивают: — А смелые среди вас есть?
Мы говорим:
— У нас все смелые.
Тут десантники начинают хихикать и подталкивать друг друга локтями:
— Ну, смелые, а кто из вас с парашютом прыгнет?
Вот, оказывается, что придумали. А нам прыгать не хочется: и устали, и боязно.
Тогда десантники нам говорят:
— Вот вы, оказывается, какие смелые люди, пехота!..
Тут говорит наш Дудкин:
— Я прыгну.
Мы, конечно, обрадовались, что нашелся среди нас, молодых солдат, один смелый, и говорим десантникам:
— Что, съели? Молодец, Ваня!
И все идут к парашютной вышке. А она здоровая, — может, с десяти-, а может, с двадцатиэтажный дом. Даже смотреть страшно.
Помогли десантники Ване забраться на вышку, прицепили к нему парашют, стоит наш Ваня, маленький-маленький и совершенно один.
— Не бойся, Ваня! — кричим мы ему снизу.
А он нас, наверное, и не слышит. Такая жуткая высота.
И прыгает.
Подбегаем к нему, спрашиваем:
— Жив, Ваня?
— Жив, — говорит. — Что мне сделается?
С тех пор десантники больше не задавались. А встречая Дудкина, разговаривали с ним так, словно это Ваня был десантником, а они, десантники, — пехотинцами.
Граната
Однажды учились мы правильно кидать гранату.
Кинул Володя Московский — далеко улетела граната.
Сержант говорит:
— Хорошо!
Кинул гранату Храбров — еще дальше улетела граната.