Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

– - Строевую собственность Соединенных Штатов. Я сам слышал, генерал сказал, что были бы кони, а конники найдутся. А тут едем по дороге мирно, никого пока еще не трогаем, а эти двое чертенят... Лучшего коня в армии; весь полк на него поставил...

– - Так, -- сказал полковник.
– - Ясно. Ну и что? Нашли вы их?

– - Нет еще. Эти мятежники прячутся юрко, как крысы. Она говорит, здесь вообще детей нету.

– - Так, -- сказал полковник.

Лувиния после рассказывала, как он впервые оглядел тут бабушку. Взгляд его спустился с бабушкиного лица на широко раскинутый подол платья, и целую минуту смотрел он на этот подол, а затем поднял опять глаза. И бабушка встретила его взгляд

своим -- и продолжала лгать, глядя в глаза ему.

– - Прикажете так понимать, сударыня, что в доме и при доме нет детей?

– - Детей нет, сударь, -- отвечала бабушка.

Лувиния рассказывала -- он повернулся к сержанту.

– - Здесь нет детей, сержант. Очевидно, стреляли не здешние. Соберите людей -- и по коням.

– - Но, полковник, мы же видели, сюда вбежало двое мальчуганов! Мы все их видели!

– - Вы ведь слышали, как эта леди только что заверила, что в доме нет детей. Где ваши уши, сержант? И вы что -- действительно хотите, чтобы нас догнала артиллерия, когда милях в трех отсюда предстоит болотистая переправа через речку?

– - Что ж, сэр, воля ваша. Но если бы полковником был я...

– - Тогда, несомненно, я был бы сержантом Гаррисоном. И полагаю, в этом случае я озаботился бы проблемой, какую теперь лошадь выставлять в будущее воскресенье, и оставил бы в покое пожилую леди, начисто лишенную внуков...
– - тут его глаза (вспоминала Лувиния) бегло скользнули по бабушке, -- и одиноко сидящую в доме, куда, по всей вероятности, я больше никогда не загляну -- к ее, увы, великой радости и удовольствию. По коням же и едем дальше.

Мы сидели затаив дыхание и слушали, как они покидают дом, как сержант сзывает во дворе солдат, как едут со двора. Но мы не вставали с корточек, потому что бабушка по-прежнему была напряжена вся -- и, значит, полковник еще не ушел. И вот раздался снова его голос -- властный, энергично-жесткий и со скрытым смехом где-то в глубине:

– - Итак, у вас нет внуков. А жаль -- какое бы раздолье здесь двум мальчикам -- уженье, охота, да еще на самую, пожалуй, заманчивую дичь, и тем лишь заманчивей, что возле дома эта дичь не так уж часто попадается. Охота с ружьем -- и весьма внушительным, я вижу. (Сержант поставил наше ружье в углу, и полковник, по словам Лувинии, кинул туда взгляд. А мы опять не дышим.) Но, как я понимаю, ружье это вам не принадлежит. И тем лучше. Ибо принадлежи оно, допустим на секунду, вам, и будь у вас два внука или, допустим, внук и его сверстник-негр, и продолжай, допустим, ружье палить, то в следующий раз могло бы дело и не обойтись без жертв. Но что это я разболтался? Испытываю ваше терпение, держу вас в этом неудобном кресле и читаю вам нотацию, которая может быть адресована лишь даме, имеющей внуков -- или, скажем, внука и негритенка, товарища его забав.

И он тоже повернулся уходить -- мы ощутили это даже в своем укрытии под юбкой; но тут бабушка сказала:

– - Мне почти нечем угостить вас, сударь. Но если стакан холодного молока после утомительной дороги...

Он молчал, молчал, не отвечая, только глядя (вспоминала Лувиния) на бабушку твердым взглядом своих ярких глаз, и за твердостью, за яркой тишиной таился смех.

– - Нет, нет, -- сказал он.
– - Благодарю вас. Вы слишком себя не жалеете -учтивость ваша переходит уже в бравированье храбростью.

– - Лувиния, -- сказала бабушка.
– - Проводи джентльмена в столовую и угости, чем можем.

Мы поняли, теперь он вышел, -- потому что бабушку стало трясти, бить уже несдерживаемой дрожью; но напряжено тело ее было по-прежнему, и слышно, как прерывисто бабушка дышит. Мы тоже задышали опять, переглянулись.

– - Мы его совсем не застрелили!
– - шепнул я.
– - Мы никого не застрелили вовсе!

И

снова тело бабушки сказало нам, что он вошел; но теперь я почти зримо ощутил, как смотрит он на бабушкино платье, прикрывающее нас. Он поблагодарил ее за молоко, назвал себя, свой полк.

– - Возможно, это и к лучшему, что у вас нет внуков, -- сказал он.
– - Ведь вы, несомненно, желаете себе спокойной жизни. У меня у самого трое мальчиков. А дедом я еще не успел стать.
– - В голосе его не было уже скрытого смеха; он стоял в дверях (рассказывала Лувиния) со шляпой в руке, поблескивая медью полковничьих знаков на синем мундире, рыжея головой и бородкой; не было смеха и в глазах, направленных на бабушку.
– - Приносить извинения не стану; лишь глупцы обижаются на ураган или пожар. Позвольте только пожелать, чтобы у вас за всю войну не осталось о нас воспоминаний худших, чем эти.

Он ушел. Мы услышали звон его шпор в холле и на крыльце, затем звук копыт, затихающий, стихший, -- и тут силы оставили бабушку. Она откинулась в кресле, держась за сердце, закрыв глаза, и на лице ее крупными каплями проступил пот; у меня вырвалось:

– - Лувиния! Лувиния!

Но бабушка открыла глаза -- и, открываясь, они уже нацелены были на меня. Потом взгляд их переместился на Ринго -- и снова на меня.

– - Баярд, -- сказала бабушка, прерывисто дыша, -- что за слово ты употребил?

– - Слово? Когда это, бабушка?
– - Но тут я вспомнил, опустил глаза; а она лежит в кресле, изнеможенно дышит и смотрит на меня.

– - Не повторяй его. Ты выругался. Употребил непристойную брань, Баярд.

Ринго стоит рядом. Мне видны его ноги.

– - Ринго тоже употребил, -- сказал я, не поднимая глаз. Она не отвечает, но, чувствую, смотрит на меня. И я проговорил вдруг:

– - А ты солгала. Сказала, что нас нету здесь.

– - Знаю, -- ответила бабушка. Приподнялась.
– - Помогите мне.

Встала с кресла с нашей помощью. А зачем -- неясно. Оперлась о нас, о кресло -- и опустилась на колени. Ринго опустился рядом первый. А потом и я, и слушаем, как она просит Господа, чтобы простил ей сказанную ложь. Затем поднялась; мы не успели и помочь ей.

– - Подите в кухню, вынесите таз воды, возьмите жестянку с мылом, -сказала она.
– - Новую.

5

Вечерело уже, -- время как бы незамеченно настигло нас, позабывших о нем, втянутых в грохот и переполох выстрела; солнце снизилось почти вровень с нами, а мы стоим за домом, у веранды и вымываем, выполаскиваем от мыла рот, поочередно зачерпывая воду тыквенным ковшиком и выплевывая ее прямо в солнце. Выдохнешь воздух затем -- и вылетает мыльный пузырь, но вскоре пузыри у нас кончились и остался только мыльный вкус. Потом и вкус начал иссякать, но сплевывать еще хотелось; а в северной дали виднелась гряда облаков -- голубая, смутно-тающая снизу и медно тронутая солнцем по верхам. Когда отец весною приезжал, мы старались понять, что такое горы. В конце концов он указал вдаль на облачную гряду -- вот, мол, на что они похожи. И с тех пор Ринго считает, что это Теннесси маячит облачной грядой.

– - Вон они, горы, -- сказал он, выплевывая воду.
– - Вон там Теннесси. Где хозяин Джон воюет с явками. А далеко как.

– - И такие дальние походы совершать всего-то из-за янки, -- сказал я, тоже выплюнув, выдохнув. Но все уже ушло -- и пена, и невесомая стеклянная радужность пузырей, и даже мыльный привкус.

ОТХОД

1

Днем Люш подал повозку к заднему крыльцу и выпряг мулов; к ужину мы погрузили уже в нее все, кроме одеял, под которыми проспим эту последнюю перед дорогой ночь. Затем бабушка пошла наверх и вернулась в черном шелковом воскресном платье и в шляпке, и лицо у бабушки порумянело, в глазах появился блеск.

Поделиться с друзьями: