Неподдающаяся
Шрифт:
Я уткнулась носом ему в грудь, прикрыв глаза и тихо слушая и пытаясь… понять? Нет, хотя бы вспомнить.
Я сжимаю в своих руках
Ту, что прячет в своей груди
Боль, отчаянье, горький страх
И не просит себя спасти.
Может, брежу, а может, нет.
Сердце рвется, стучит в груди.
Ты мне даришь столь яркий свет,
Что нельзя даже тень найти.
Я вздрогнула и крепче зажмурилась, чувствуя, как старые образы поднимаются из глубин и снова с болью и яростью набрасываются на разум, пытаясь заставить вспомнить, но снова и снова
Я пройду через смерть, через жизнь, Я убью и умру за тебя. Если птицей взлетаешь ввысь, То покорна и мне она.
Он осторожно провел когтистой рукой по моим волосам.
И, сжимая в своих руках, Не пущу тебя, не проси. Будешь жить ты в моих сетях, Ты навеки моя. Прости.
Его проникновенный, берущий за душу голос затих. Затихла и я, слушая перестук копыт и пытаясь не думать ни о чем.
– Откуда это?
– спросил подъехавший к нам ближе Илл.
– Это старая песня моего народа,- ответил Рисе,- она поется только той, которую выбрал для себя раз и навсегда в этом или ином мире.
Я вздохнула и посмотрела на Рисса, такого серьезного сейчас, что становилось немного не по себе. Но одно я вспомнила точно. Кто-то когда-то уже пел ее мне… кто? Не помню. Не знаю… не хочу знать.
– Ты моя, Ишша,- шепнул он мне, ткнувшись носом в макушку.
– Нет,- усмехнулась я,- я теперь только своя собственная.
Илл как-то странно на меня взглянул. Но впереди уже вырастали стены города, и он подстегнул лошадь. Рисе поспешил следом, крепко прижимая меня к себе.
Мы опоздали.
Я, Рисе, Илл и Зябус стояли перед постелью почившего заказчика, над которым рыдала его вдова. От него мало что осталось, хотя руки-ноги были на месте и человек даже дышал, он просто становился все более и более прозрачным, так что уже виднелся лишь тонкий силуэт. Отныне и навеки он будет жить в созданной им самим реальности.
Зябус мрачно копошился у меня на плече, что-то бурча себе под нос и изредка высказывая собственное мнение, требовательно дергая за волосы и заставляя отвечать.
– Кошмар, да?
– Угу.
– А он не вернется? Ишш!
– Угу.
– А это серьезно?
– Угу.
– А я так тоже могу уснуть?
– Зябус состроил несчастные глаза и засопел.
– Я не позволю.- С уверенностью. Счастливое сопение.
– Прошу прощения, мадам,- все-таки попытался вклиниться в причитания практически вдовы Илл.
– Да что вы знаете!
– взвилась она. Слезы тут же высохли. Красивое накрашенное личико исказила гримаса ярости.- Вас найдут и убьют! Приказ был отдан! Мой муж будет отомщен! Вы сдохнете! Пошли про…
Она не успела договорить, как мои когти сжали ее горло, а в лицо заглянула смерть, сверкая белым оскалом и тихо угрожающе шипя.
Оттаскивал меня Рисе, он же и успокаивал, вместе с ириком, суетящимся на плече. Почти вдова икала от пережитых ощущений, глядя куда-то в пространство и больше на нас не реагируя.
– Ладно,- поморщился Илл,- пошли.
Уже на улице, выйдя за ворота, мы разработали план дальнейших действий. кий силуэт. Отныне и
навеки он будет жить в созданной им самим реальности.Зябус мрачно копошился у меня на плече, что-то бурча себе под нос и изредка высказывая собственное мнение, требовательно дергая за волосы и заставляя отвечать.
– Кошмар, да?
– Угу.
– А он не вернется? Ишш!
– Угу.
– А это серьезно?
– Угу.
– А я так тоже могу уснуть?
– Зябус состроил несчастные глаза и засопел.
– Я не позволю.- С уверенностью. Счастливое сопение.
– Прошу прощения, мадам,- все-таки попытался вклиниться в причитания практически вдовы Илл.
– Да что вы знаете!
– взвилась она. Слезы тут же высохли. Красивое накрашенное личико исказила гримаса ярости.- Вас найдут и убьют! Приказ был отдан! Мой муж будет отомщен! Вы сдохнете! Пошли про…
Она не успела договорить, как мои когти сжали ее горло, а в лицо заглянула смерть, сверкая белым оскалом и тихо угрожающе шипя.
Оттаскивал меня Рисе, он же и успокаивал, вместе с ириком, суетящимся на плече. Почти вдова икала от пережитых ощущений, глядя куда-то в пространство и больше на нас не реагируя.
– Ладно,- поморщился Илл,- пошли.
Уже на улице, выйдя за ворота, мы разработали план дальнейших действий.
– Переночуем в одной мало кому известной гостинице. Утром срочно уматываем из города. Ты с нами?
– повернулся Илл к Риссу.
– Куда она, туда и я.
Тоже мне, романтики. Хоть бы моего мнения кто спросил. Я надулась.
Внутри что-то шевельнулось, я нахмурилась, понимая, что это ощущение опасности. Задерживаться в городе, скорей всего, не стоило. Но высказывать этого вслух не хотелось, сочтут еще трусихой. Да и потом, с парочкой наемников я уж как-нибудь справлюсь.
Хозяин гостиницы оказался личностью крайне несговорчивой. Удалось выторговать только две комнаты и скудный ужин. Меня и Зябуса поместили в одну из комнат, также вручив нам домик с котом. Ребята же устроились во второй. Я возражала, причем громко и настойчиво, но меня никто не слушал!
– Я хочу спать с ним!
– возмущенно тыкала я пальцем в Илла, стоя на столе посреди ошарашенных посетителей таверны.
Рисе с яростью изучал бледного Илла, явно мечтая вновь сменить облик.
– Дорогая,- попытался достучаться до меня Илл, но я не слушала.
– Мы должны спать вместе. Я же твоя рабыня, в конце концов!
Стоны и громкие переговоры за соседними столиками - Иллу в данный момент страшно завидовали все кому не лень.
– Нет, сегодня с ним сплю я!
– рявкнул Рисе.
И тишина. Илла уже изучали не столько с завистью, сколько с сочувствием на суровых мужских лицах. А Илл все пытался вставить хоть слово.
– Рисе, да погоди ты. Ишша! Слезь со стола, пока я сам тебя не стащил!
Я надулась и спрыгнула на пол.
– Кончай истерику и слушай меня. Как я сказал, так и будет: А хочешь возразить - сначала освободись от оков. Поняла?
– Он смотрел на меня крайне сурово.