НЕПОЭЗИЯ
Шрифт:
любовь неистощимая,
ткущие красоту мира,
меня ткущие.
***
Я видела Иисуса —
он сидел на краю кровати,
он гладил мне ноги,
пока я лежала в распятье,
пока не знала, что делать,
как жить
и куда идти,
он гладил мне ноги,
он прощал мне мои грехи,
он наполнял любовью —
к миру,
к пути, что издревле во мне,
он предавал мне силы
идти по своей стезе,
не выпуская тебя из мыслей,
следовать
***
Покойника разули.
Покойника раздели.
Ему зачем?
А он смотрел на расхитителей,
он грозил им пальцем,
расхищая их души взамен.
***
Хочется орехов
и немного смеха,
совсем немного смеха,
чтобы затянуть прорехи
в душе,
измотанной в постоянной нужде;
по чему?
по вечному?
безупречному?
иль, может, скоротечному? —
так, чтобы стремглав до конечной —
без остановок,
суеты,
болтовни,
пробок —
прямиком в облачный город.
***
Сыпалась листва с постаревшего клена,
дрожали сохлые кисти ольхи,
ветхие травы качались в полдрема,
осень зиме отдавала бразды
правления
до следующего воскрешения
весны.
***
отдаю внаём тело
каким-то сущностям,
привидениям,
пользующим тело по своему разумению,
вещая из тела о преступлениях
жизни,
скрытых под спудами нерастраченных
чувств и мыслей,
упрятанных в глянцевитых снах,
запечатанных в немых страстях,
не могущих более прозябать в тенях привидений,
распирая их до исступления,
тошноты,
боли,
что нет сил выносить запах крови,
осязать живого тела вибрации,
улавливать сознания эманации,
чтобы не сдаться
им;
и привидения сдаются,
и соблазну отдаются,
забираясь в мое тело
мысли
сны
и глаголют о себе —
от зари до зари,
распространяя себя
от края до края земли;
что получаю я?
вот эти стихи
***
Станем Просветлёнными.
Выпорхнем в пролеты
окон,
подопрем плечами небо…
нет, не то,
совсем не это,
мы ведь не Атланты!
мы – Абсолюты,
мы – Атман,
и довольно талмудов,
библий,
коранов
и вед;
конец!
рванем в поднебесье,
и делу венец.
***
Чем занят гений?
Он запутался в терниях,
и, кажется, ему там нравится,
ведь гению лишь бы маяться —
со звуком, мазком, словом,
да хоть с колючей проволокой!
неважно,
главное,
чтобы головоломка была ужасна.***
Не пишешь?
На тебе по крыше!
До сих пор не пишешь, продолжая плести бестолковые вирши?
На тебе по хребту за попранную мечту!
Так и не взялся за перо?
Лови под ребро,
под дых,
в пах…
Неужто одумался наш вертопрах?
Начал строчить —
бегло, убористо,
точно Бальзак.
Только смотри, без мимикрии!
иначе лишишься физиономии.
А пока что —
держи обратно хребет и крышу,
и мечту подмышку,
и пиши дальше,
не отвлекаясь на шаржи и фальшь.
***
Полная луна бьёт по мозгам,
скручивает нервы в узлы,
шепчет на ухо псалмы —
заговорщически,
монотонно,
выводит из головного дома
жильцов,
словно обиженный Крысолов,
подводит к лесу,
усаживает в электрическое кресло
шута
и принимается колошматить
паяца
кошмарами,
держа веки его нараспашку.
***
жук-скарабей —
это звучит величаво,
гордо,
почти как человек,
но как вспомнишь, чем скарабей сутки
напролет занимается,
величие слетает с человека —
тьфу! с жука —
точно листва с веток,
превращаясь…
превращаясь…
в то, что жук катает по земле испокон веку,
уподобляясь Сизифу…
но довольно с жука героя!
осточертел до геморроя
***
Свернулась в эмбрион,
держусь за цевку —
крепко,
боюсь распахнуться,
боюсь чрево открыть,
ведь полетят стрелы в него —
не остановить,
не отвести судные копья,
исходящие из самой преисподней
человеческих чувств,
отравленных чернокнижным
искусством,
заговоренных кривым глазом
из ада,
из едкого ада.
Не буду вставать!
буду в утробе одеяла лежать,
покуда не узнаю, что беда отдала швартовы и уплыла вспять,
покуда не почувствую, что сглаз от живота отведен,
тогда я воспряну,
тогда я сброшу кокон.
***
Он желал меня.
А я и не знала,
не видела пытливых его глаз,
не замечала фигуру его стыдливую,
не слышала шагов его парафраз.
Я бы и дальше не ведала
ни о нем, ни о его любви,
если б однажды не встретилась
с крестражем его души,
загнанной в ладанку с ликом моим,
повешенным на хладнокровных перилах,
мечущимся в агонии меж балюстрад извилин.
Я протянула руку к страждущему лику,