Непорочная
Шрифт:
Наши взгляды скрещиваются. Мысль, что пора выезжать в аэропорт, отходит на второй план.
— Через Шаповалова вышли на главного, — спокойно отвечаю я.
— Когда?
— Примерно две недели назад.
Мозг начинает работать в усиленном режиме. Отвлекает сообщение Дана, с которым мы переписываемся по рабочим моментам.
«Я поднял списки всех, кто обращался в тату-салон и делал себе такие треугольники, как у тебя. Лови».
Открываю файл и бегло изучаю информацию. Закрыв глаза, беззвучно матерюсь. Накатывает ощущение, что я в тупике.
Твою же мать!
Сердце простреливает
Захлопнув ноутбук, припечатываю Антонину взглядом.
— Я задал направление и установил негласные правила. Просил не обманывать и не раз делал на этом акцент. У тебя была масса возможностей остаться честной. Но ты ими не воспользовалась. Почему? — чеканю слова.
Мы неотрывно смотрим друг на друга, накаляя воздух. Тоня делает шаг назад. И еще. Полагаю, не для того, чтобы сбежать, а чтобы найти опору.
— Потому что... — Ее взгляд загнанный, почти мертвый. Лицо, кажется, стало еще бледнее. — Потому что не знала, как правильно поступить.
Слова звучат как приговор.
— И сейчас? — пересилив себя, чтобы не сорваться на жесткие интонации, даю последний шанс чистосердечно признаться.
— Особенно сейчас. — Антонина смотрит на папку, в которой лежит снимок ее отца.
В этом я почти уверен. Но хотел бы ошибиться.
33 глава
Я пришла, чтобы попросить Леона взять меня с собой в Россию, а теперь ощущаю страх. Как в тот день, когда встретилась с людьми Маршалла. Мурашки бегут по рукам, слабость во всем теле, паника…
В последнее время не раз ловила себя на мысли, что этот разговор не за горами. И вот момент настал. Только все оказалось в разы ужаснее, чем я думала. Потому что увидеть на столе Дамианиса, среди его бумажек, снимок отца я ожидала в последнюю очередь.
Пытаюсь сопоставить факты и с каждым новым душу все сильнее разъедает противное чувство вины. Ее иррационально испытывать, но она есть. Как и нежелание открываться Леону. Я была дурой, когда захотела легких денег. И еще глупее поступила, влюбившись в своего же палача.
После смерти мамы я много жаловалась на жизнь, а жалобы — это молитвы дьяволу. Вот он меня и услышал. Стоит напротив и требует объяснений. А я не готова их дать! И до сих пор не уверена, что надо это делать.
Хотя, говорят, ошибок не бывает. События, которые происходят в нашей жизни, даже самые неприятные, необходимы, чтобы чему-то научить. В моем случае — доверять другим. Но разве это возможно? Особенно сейчас... Да и как доверять тому, кто собирается причинить мне боль? Как остаться с человеком, которому дан приказ уничтожить моего отца? Каким бы ни был, но он отец. Которого я в глубине души люблю. Это единственный близкий и родной мне человек.
— У тебя... самолет… — напоминаю, запинаясь.
— К черту! — Леон ударяет кулаком по столу.
Состояние близкое к обмороку, сердце работает на разрыв, в голове одно за другим мелькают события, случившиеся до этого дня.
— Твое настоящее имя.
— Ты знаешь.
— Имя, — с нажимом повторяет Леон, словно перед ним не девушка, которой
он ночью шептал на ухо ласковые слова, а опасная рецидивистка.Нервы окончательно сдают. Не надо давления. Неужели он это не понимает?..
Первые несколько дней я втайне ненавидела Дамианиса за то, что он так со мной в ту ночь… А сейчас ненавижу еще больше, потому что обнажить перед ним душу — это куда интимнее, чем просто отдать тело. Я бы и сама хотела понять, в чем причина страха и неуверенности, но внятного ответа нет. Есть лишь ощущение, что меня используют. Теперь я буду необходима, чтобы подобраться к человеку, которого он искал почти два месяца. У Леона в руках серьезный козырь — единственная дочь Гроу.
— Хорошо. Тогда я подскажу. Александра. В честь отца назвали? — Взглядом он будто ввинчивается в мою черепную коробку.
Цугцванг. У меня больше нет ходов. Да, наверное, и не было. Хотя Леон говорил, что я могла сбежать, пока его не было на острове. Почему не сбежала?
Закусив губу, Дамианис рассматривает мое лицо, затем склоняется над компьютером. Пара щелчков мыши, и из принтера медленно выползают несколько листов.
— Двадцать седьмое апреля. Почти год назад, салон «Чернила». Мы сделали татуировки с разницей в несколько дней. Я набил раньше.
Мастер тогда шутил, что на треугольники повышенный спрос, но я не придала этому значения. Да и не до того было. Психика была шаткой в те дни.
— Это первая зацепка. А вторая — отец-алкоголик, который, даже протрезвев, утверждал, что его дочери, скорее всего, уже и в живых-то нет, наркоманки треклятой. Как ты с документами все провернула, отдельно объяснишь, хотя я примерно догадываюсь, кто в этом деле помог. Шаповалов? Лихо вы все провернули. Ты какие-то данные отцу передавала? Как?
Леон кажется спокойным и сдержанным, но эмоции, которые плещутся в его взгляде… Нервно сглатываю, силясь устоять на ногах. Сейчас бы потерять сознание, но это явно не выход из ситуации. Вот вообще не выход.
Дамианис не сводит с меня глаз. Взяв телефон, он с минуту говорит с кем-то на креольском. Завершив разговор, выходит из-за стола.
Дистанция между нами сокращается, и все более ощутимы исходящие от Дамианиса волны опасности. Как любовника я хорошо узнала Леона, однако свою темную и жестокую сущность до сегодняшнего дня он не показывал. Неужели этот момент наступил?
— Пока ты не расскажешь правду, я никуда не уеду. — Голос Леона ровный, но слова звучат как хлесткие удары.
Кто-то утверждает, что трудности закаляют нас и делают более сильными, однако я бы хотела быть слабой и счастливой.
Надо как-то взять себя в руки.
— Александра осталась в прошлом, — произношу тихо. — Я Антонина.
— Отец тоже так считает?
— Не знаю. Мы не поддерживаем связь.
— Почему?
— После смерти мамы наши отношения резко испортились.
— Как умерла твоя мать?
Лицо кривится от подступающих рыданий. Внезапно я чувствую себя бесконечно уставшей. Мотаю головой, сбрасывая наваждение воспоминаний.
— Я не хочу… Пожалуйста, не надо…
— Я не спрашиваю, чего ты хочешь, — чеканит Дамианис. — Если до конца не понимаешь, что происходит, то объясню. Твой отец замешан в серьезных махинациях.