Неповторимое. Книга 1
Шрифт:
Соколовский. Можете ехать к Геббельсу.
Кребс. Что нас ждет после капитуляции?
Чуйков. Вот наши условия о капитуляции Берлина. (Чуйков передает Кребсу лист с текстом капитуляции Берлина.)
Переговоры с Кребсом шли, но одновременно на той стороне, у Геббельса и Бормана, тоже все бурлило. Ведь полковник Дуффинг, прибывший вначале вместе с Кребсом, был последним направлен, по предложению Соколовского и Чуйкова, к политическим руководителям Германии с сообщением о том, что советская сторона придерживается только одного условия — немедленная и безоговорочная капитуляция. Дуффинга сопровождали начальник разведки армии подполковник А. П. Гладкой и переводчик В. И. Журавлев, а когда они прибыли на НП нашей дивизии, то к ним присоединился заместитель начальника оперативного
Группа на переднем крае была обстреляна, и Белоусов погиб. Остальные успели укрыться за развалинами. Доложили о событии Чуйкову. Тот приказал отправить на ту сторону только полковника Дуффинга, а нашим передний край не переходить. Дуффинг, энергично размахивая белым флагом и постоянно громко выкрикивая по-немецки: «Не стрелять! Идет полковник генерального штаба немецкой армии Дуффинг!» — отправился на свою сторону. Встретился с Геббельсом и Борманом, доложил им сложившуюся ситуацию и условия русских, а в 10.00 утра 1 мая вернулся обратно — уже с указанием своих вождей. Наблюдая эту картину, каждый из нас думал о том, что наконец-то мы дождались — война кончается и мы в 1945 году последний раз встречаем Первое мая еще не по-настоящему, но уже по-праздничному.
Дуффинг вернулся к нам точно в том же месте, где и переходил линию фронта раньше. Его сопроводили к командиру дивизии полковнику Смолину, у которого он попросил позволения связаться по телефону с Кребсом для передачи особо важной информации. Ему разрешили, и он сообщил: доктор Геббельс требует, чтобы Кребс прибыл к нему и лично доложил обстановку.
Когда полковник Дуффинг говорил с генералом Кребсом, то генерал уже ознакомился с условиями Советского командования, переданными ему письменно Чуйковым. Он прочитал их про себя, свернул лист с текстом и, положив его к себе в карман, сказал:
— Ультиматум… Сегодня Первое мая, у вас праздник, а у нас…
Он, как бы прощаясь со всеми и со всем окружающим, окинул взглядом стены, взглянул на потолок, встал и отправился к выходу. Но не прошло и минуты, как Кребс вернулся. Якобы оставил здесь свою сумку. Однако никакой сумки не было. Видимо, он ждал от нашего командования предложения сдаться в плен. Но такого предложения не последовало. Кребс вернулся к Геббельсу и Борману. Доложил им обстановку и, как выяснилось позже, застрелился. Когда на обратном пути он проходил мимо нас, то мы рассматривали его уже не с любопытством, как в первый раз, а с состраданием, словно чувствовали, что его скоро не станет.
Какие же документы были в пакете, который Кребс вручил нашему командованию для передачи советскому руководству? Это были три посмертных завещания Гитлера. Вот их содержание.
В первом завещании Гитлер патетически сообщает, что он уходит из жизни вместе с женщиной, которая пришла к нему в этот окруженный город, чтобы не видеть падения Берлина и капитуляции Германии. Здесь же в этом завещании Гитлер просит Мартина Бормана как лучшего и верного друга после сожжения их тел (А. Гитлера и Е. Браун) пепел развеять, чтобы от него не осталось и следов.
Под завещанием стояла подпись: Адольф Гитлер.
Расписались и свидетели: доктор Геббельс, Мартин Борман.
Свидетели подписали завещание в 4 часа 29.04.45 г.
Первое завещание в комментариях не нуждается, поскольку оно имеет личностный характер. В то же время нельзя обойти одну важную деталь. Считая Мартина Бормана фактически единственным своим другом, Гитлер надеялся, что этот друг в точности исполнит его последнюю волю — сожжет тела его и Евы Браун, а пепел развеет. Но возможно и другое: Гитлер самим фактом такого обращения к Борману надеялся побудить его к благородному шагу — исполнить последнее желание фюрера.
Однако Борману было не до него. Как и другие вожди рейха, он был озабочен другими проблемами — как спасти свою жизнь, исчезнуть из Берлина и замести после себя следы. Так всегда было, есть и будет в любой преступной группе — будь то группа бандитов или группа политиков, волей случая добравшихся до власти в стране и творящих тяжелейшие преступления против своего народа.
Во втором завещании Гитлер информирует, что перед своей смертью он исключает из партии рейсхмаршала Геринга и лишает его всех прав, которые даны были ему указом от 29 апреля 1941 года. Далее он сообщает: «Исключаю из партии и лишаю всех прав бывшего рейхсфюрера СС и министра внутренних дел Генриха Гиммлера». Это решение он
объясняет тем, что Геринг и Гиммлер изменяли ему, Гитлеру, и покрыли несмываемым позором Германию, что вели тайные переговоры с противником и пытались захватить власть в государстве.В этом же завещании определялся состав правительства:
— президент — Дейниц, гроссадмирал;
— канцлер — доктор Геббельс;
— министр партии — Борман.
Ниже шел список шестнадцати членов нового кабинета министров.
Как и любой диктатор, Гитлер считал, что самое тяжелое преступление — это измена лично ему. Не стране, не народу, а именно ему. А то, что он поставил свой народ в тяжелейшее положение, — это не в счет. У нас Горбачев тоже смахивал на Гитлера в миниатюре. Конечно, от Гитлера, как от личности, он отстает на несколько порядков, а по степени предательства своего народа превзошел всех иуд, кто был до него в истории. Только Ельцин мог «сделать» больше и «капитальнее» в этой области. А вот по части преданности и у Гитлера и у Горбачева (как и у Ельцина) эти понятия были одни: «Если мне лично предан — это правильно! Если в моих действиях, какими бы они ни были, начинаешь сомневаться или тем более выступаешь против — это преступление». А то, что выступление было против преступных действий, — не в счет.
А вы посмотрите, читатель, как Гитлер пытается снять с себя ответственность за катастрофическое поражение и падение Германии. Он говорит, что Геринг и Гиммлер вели тайные переговоры с противником и вынашивали мысль о захвате власти. Вам это ничего не напоминает?
Так вот, по второму завещанию Гитлера можно задать вопрос: а правда, что Геринг и Гиммлер вели переговоры с противником? Да, правда. Но в отличие от армянского анекдота, где все понимается наооборот, здесь присутствует другое: и то правда, и другое правда. Правда то, что Геринг и Гиммлер, спасая свою шкуру, хотели через англо-американцев решить эту проблему за счет Гитлера. Но сам Гитлер тоже в свое время вел переговоры с противником и являлся заразительным примером для подчиненных. Это он послал 10 мая 1941 года Гесса — самого близкого своего человека — на самолете в Англию для такого рода контактов с руководством страны, с которой Германия была в состоянии войны.
В связи с этим вспоминается очерк «Сталин и начало войны» Ивана Стаднюка, помещенный в сборнике «Народ отстоял Отчизну» (с. 28), где разбирается случай с Гессом:
«Вячеслав Михайлович Молотов… заговорил:
— Когда мы со Сталиным прочитали об этом (о Гессе. — Авт.), то прямо ошалели! Это же надо! Не только сам сел за управление самолетом, но и выбросился с парашютом, когда кончился бензин. Его задержали, это было близ имения какого-то герцога… кажется, Дунгвела-Кастл, Гесс назвал себя чужим именем. Чем не подвиг разведчика?! Сталин спросил у меня, кто бы из наших членов Политбюро мог решиться на такое? Я порекомендовал Маленкова, поскольку он шефствовал от ЦК над авиацией. Смеху было!.. Сталин предложил сбросить Маленкова на парашюте к Гитлеру, пусть, мол, усовестит его не нападать на СССР! А тут как раз и Маленков зашел в кабинет. Мы так хохотали, будто умом тронулись… Да, у Гесса были замыслы героические: он надеялся уговорить своих друзей в Англии заменить Черчилля другим премьером, создать при помощи небольшой группы английских аристократов античерчиллевское правительство, которое заключит мир с Германией и Италией, а затем они все вместе пойдут войной против нас… Лорд Биварбрук многие подробности мне рассказал. И это не бредни. Германия тогда тоже на какое-то время прекратила бомбардировки Лондона».
Этот эпизод, пронизанный юмором, который был характерной чертой и Сталина, и Молотова, еще раз подтверждает не только осведомленность, но и убежденность нашего руководства в решимости Гитлера на авантюру — рано или поздно напасть на Советский Союз.
Но я никак не могу отделаться от мысли, что даже этот «бесноватый» фюрер, будучи прагматиком-расистом, по-своему любил свой «Фатерлянд». Все действия Гитлера были направлены во благо немецкой расы и в ущерб всем другим народам. Это бесчеловечно, но это так. Он не хотел навредить Германии, но просчитался. Гитлер хоть и обвинял своих соратников по партии в личной измене, в проведении переговоров с противником, но сам служил примером таких переговоров. Однако в основе всего он все-таки видел великую Германию и ни одного действия, направленного на развал фашистского государства, он не предпринимал.