Неповторимое. Книга 5

Разумеется, организовать такую встречу было не просто, и, прождав несколько часов, я уже начал было терять надежду. Однако он пришел. Встреча состоялась ночью. Разговор был деловой, в ровном тоне. Собеседник оказался близким родственником Джелалуддина, а это много значило. Мы обсудили буквально все возможные вопросы. Наконец, договорились, что встречаемся с ним через два дня: он должен принести ответ. Однако перед расставанием собеседник как бы между прочим заявил, что от Джелалуддина зависит не все — важна позиция авторитетов племен и решение вождей оппозиции. В ответ я сказал ему, что мы считаем первым авторитетом в этом районе именно Джелалуддина (надо было потрафить Джелалуддину) и поэтому многое зависит именно от него. Одновременно попросил передать, что мы готовы обеспечить племена всем необходимым.

Два дня вместе со своими офицерами из Оперативной группы я потратил на детальную рекогносцировку района, а в условленное время вновь ждал «визита» своего нового знакомого. Он прибыл, как и обещал, но был весьма мрачен и неразговорчив. Я понял, что он принес отрицательный ответ. Мой собеседник долго молчал, а затем стал выдавливать из себя короткие фразы. Я деликатно остановил его и спросил в лоб: «Да или нет?» Он подумал и с трудом сказал: «Нет». Я попросил передать Джелалуддину, что очень сожалею, но мы вынуждены провести колонны с применением силы. И мы сделаем это, независимо от привлеченных оппозицией отрядов, то есть все сомнем. В Хосте дети, женщины и старики без продовольствия. Мы обязаны им помочь. Но если Джелалуддин одумается, то мы готовы продолжить разговор о мирном пути. На этом расстались. А приблизительно через месяц, когда началась операция «Магистраль», мне сообщили, что моего собеседника из племени джадран прилюдно судили и убили за общение с неверными. Очевидно, его встречи с нами стали достоянием многих, что могло вызвать возмущение, и в результате последовала казнь бедняги, хотя на роль «посланника» его определили главари.

В назначенное время 23 ноября 1987 года начался первый этап операции. Когда перевал Сатыкандав был захвачен, я прилетел в район боевых действий, и из Гардеза отправились на передний край. По пути я заехал на объединенный командный пункт и посетил генералов Б. Громова и Ш. Тани. Они дали мне подробную справку, что уже сделано и что еще предстоит сделать. Детально изложили все по карте и объявили план их дальнейших действий.

Перевал расположен на высоте приблизительно 2800 метров. Здесь как бы «сталкивались» массивы гор: с востока — Логаригар, с запада — Гумбархулегар. Преодолев высшую отметку, наши БТРы пошли легко, так как дорога стала спускаться вниз. Слева возвышались отвесные скалы, справа — обрыв. И вдруг справа у дороги увидели хорошую смотровую площадку. Мы остановились, да и ехать дальше было нельзя, поскольку местность обстреливалась. С площадки открывалась чудесная панорама: горы причудливых форм, местами — хвойный, хоть и не густой, но лес. На вершине лежал снег. Дорога, извиваясь, бежала вниз, и видно ее было километров на 10–12. Кое-где к ней прижимались небольшие кишлаки, однако без признаков жизни. Я спросил у наших товарищей — а что с населением? Мне ответили, что Джелалуддин приказал всем уйти в горы. Пожалуй, в этих условиях это правильно — не будет напрасных жертв. Мне было ясно, что стоит подать команду — и войска покатятся вниз, к Хосту. Но пока все стояло.

С конца ноября в Кабуле начала заседать Лойя Джирга. Надо отметить, что этот шаг (с паузой в операции) имел для Наджибуллы большое значение. Он лично выглядел на Джирге как истинный и мудрый миротворец. Лойя Джирга в первые же дни своей работы делегировала министра по делам племен и народностей Лаека в Гардез с целью провести переговоры с племенами и избежать кровопролития. Чем он и занимался. Однако — безуспешно. Операцию пришлось продолжить, теперь уже с учетом решений Лойя Джирги, которая отдала распоряжение афганской армии деблокировать Хост и провести туда колонны с продовольствием и другим имуществом для спасения населения от голода. Естественно, операция проводилась совместно с советскими войсками.

Подробно эта операция изложена у Б. Громова в книге «Ограниченный контингент». Однако я хочу отметить, что эта операция по своим масштабам, размаху, участвующим силам и особенно по военно-политическим результатам относится к числу наиболее крупных и знаменательных операций. Накануне нового, 1988 года в Хост пришла первая колонна с продовольствием, а 19 января из Хоста в Гардез вернулась колонна, которая отвезла туда последнюю тысячу тонн груза. На следующий день мы начали снимать войска с блока дороги, мятежники вслед за нами тут же выставляли свои посты и закрывали дорогу вновь.

Теперь мы уже верили, что вопрос о выводе наших войск из Афганистана приобрел материальное выражение — до нас доходили слухи, что идут консультации между государствами, что по этому поводу готовится соглашение с различными приложениями, что к этой проблеме будут подключаться и органы ООН.

В начале 1988 года у нас в рабочем порядке фактически были согласованы все вопросы по выводу. В принципе вся группировка 40-й армии делилась ориентировочно на две равные части, каждая из них составляла около 50 тысяч личного состава.

В начале апреля 1988 года министр обороны СССР генерал армии Д. Ф. Язов прислал директиву, в которой определялись все вопросы, связанные с организацией и обеспечением вывода войск. В том числе указывалось, что все войска выводятся за 9 месяцев. Первый этап вывода — с 15 мая по 15 августа 1988 года, второй — с 15 ноября 1988 года по 15 февраля 1989 года. То есть на каждый из этапов давалось по три месяца и на перерыв между ними еще три месяца. Практика же показала, что мы способны были решить эту задачу и в более сжатые сроки. Но надо было время, чтобы власть и народ в целом могли адаптироваться в условиях, когда советские войска ушли.

В середине апреля 1988 года меня вызвали на заседание комиссии Политбюро ЦК КПСС, где я докладывал готовность войск 40-й армии к выводу и способность армии Афганистана защитить независимость страны. Заседание вел председатель комиссии Шеварднадзе. Он же и особенно Яковлев проявляли исключительную активность в обсуждении проблем. Но в итоге все улеглось. Однако по двум вопросам решение было принято в сложных условиях.

Шла речь о способности афганской армии защитить власть и народ от агрессивных действий банд оппозиции. Вполне естественно, что под давлением Наджибуллы и его соратников в нашем Политбюро сложилось впечатление, что мы, советские воины, нанесли недостаточное поражение мятежникам, а поэтому возможности правительственных войск защищаться сомнительны. Отсюда вывод: в оставшееся время пребывания частей 40-й армии в Афганистане постараться нанести поражение наиболее опасным группировкам противника (и в первую очередь Ахмад Шаху Масуду). Мне совершенно ни к чему было разжигать эту дискуссию, к примеру, таким заявлением: «Правительственные войска способны защищать власть, а если кто-то думает иначе, то заблуждается».

Вполне понятно, что это взорвало бы ситуацию, хотя соответствовало действительности и было подтверждено жизнью (почти три года они держались без наших войск). Поэтому я говорил уклончиво: «Будут приняты меры».

Второй вопрос — об участии корреспондентов средств массовой информации СССР и всех представленных в Афганистане государств. Причем вопрос не стоял: участвовать им или не участвовать, ибо всем было ясно, что такое событие должно широко освещаться. Но проблема состояла в обеспечении их безопасности. Если в пунктах дислокации, которые покидались нашими частями, а также в районах ночевок или у государственной границы безопасность обеспечивалась с высокой гарантией, то во время движения колонн — а все журналисты хотели следовать с колоннами — сделать это было сложно. Журналисты, не имея оружия и средств защиты, при первом же нападении любой банды станут первыми жертвами. Тем более что мы уже имели в этом плане не один горький опыт.

Когда дебаты подходили к концу, обратились с вопросом ко мне: а как вы считаете? Я ответил:

— Дело добровольное. Все будут предупреждены о возможной опасности. В случае нападения банды каждый должен выполнить команды командира подразделения, с которым следуют корреспонденты. За свою жизнь каждый отвечает лично. Кто опасается — может поприсутствовать при проводах и на госгранице, куда мы постараемся перебросить желающих.

Я высказался за такой вариант, чувствуя, что вывод войск будет все-таки безопасным. Кроме того, имел в виду, что почти всем корреспондентам мы все-таки сможем выдать бронежилеты.

Со мной согласились.

Решение о выводе войск не принималось просто так, «арифметически». Учитывалась военно-политическая обстановка в стране в целом и в каждой провинции отдельно. Особенно важно было представить, где конкретно противник предпримет после ухода советских войск свои первые удары с целью захвата соответствующих городов. Эти удары надо было во что бы то ни стало парировать силами правительственных войск. А кое-где, если эти города не имеют большого значения для страны, можно было бы и закрыть глаза на то, что там происходит (другого решения не могло быть).