Неправильный солдат Забабашкин

Первым в патроннике моей трёхлинейки застыл в ожидании своего часа обычный патрон, взятый как пристрелочный. В воздухе взять поправку на ветер практически невозможно, там нет ни шевелящейся травы, ни клочьев тумана, ни дыма, а на разных высотах ветер может дуть в любом, только ему удобном направлении. Я очень надеялся, что смогу обеспечить нужную точность, просто проследив, куда снесёт пулю. Время поджимало.

Вскоре после начала войны в Рабоче-крестьянской Красной армии появится брошюрка, предназначенная для красноармейцев. Она будет называться «Как стрелять из винтовок и ручных пулемётов по вражеским самолётам и парашютистам».

Как-то случайно её текст попался мне на глаза и заинтересовал. Я быстренько пролистал её, особо не вникая в смысл. Сейчас помнил только, что там в трёх проекциях были изображены основные немецкие самолёты: «Мессершмитт — 109», «Юнкерс — 88» и «Хейнкель — 111». Их силуэты хорошо отложились в моей памяти, впрочем, как и у многих советских мальчишек. А вот куда именно их нужно поражать, в какие именно места целиться, чтобы с большей вероятностью вывести машины из строя, в памяти почти не осталось. Нет, конечно, кое-что я помнил, но назвать свои воспоминания о том, что я читал о поражении самолётов из стрелкового оружия во времена второй мировой войны, полными, я, разумеется, не мог.

Поэтому для начала решил проверить информацию, которую удалось вспомнить, то есть, стрелять по лётчику в тот момент, когда пилот решит пойти в атаку и для прицельного бомбометания направит свой самолёт в пике.

Вдох, выдох. Я выстрелил в сторону приближающихся самолётов. Маленький кусочек свинца мгновенно пропал из виду, всё, что дала идея с пристрелкой — немного осадила взбунтовавшиеся от перебежки лёгкие. Даже суперзрения не хватит, чтобы понять, где там в небесных просторах гуляет ветер. Вдох, выдох. Ещё раз. Права на ошибку нет. Спокойнее. Пора!

Немцы, приблизившись, согласно разработанной ими тактике выстроились в круг над целью, и, включая при атаке сирены, принялись поочерёдно пикировать на позиции нашего левого фланга, при этом стреляя из пулемётов и собираясь сбросить бомбы.

Момент был самый подходящий и, как только первый самолёт вошёл в пике, я взял поправку на расстояние и выстрелил в голову лётчика, так кстати повернувшуюся ко мне макушкой.

Спустя нестерпимо долгую секунду бронебойная пуля пробила верхнюю часть стеклянной кабины и через шлемофон вошла в макушку пилота, как в масло. Думаю, фриц и понять не успел, что произошло, как его мерзкая и отвратительная жизнь мгновенно оборвалась. Ну а железная птица, потеряв управление, так и не выключив сирены, врезалась в землю и взорвалась, разлетевшись на множество фрагментов.

За первым самолётом наши позиции решил атаковать следующий «ревун». Его пилот точно так же, как и предыдущий, включил сирену и, войдя в пике, собирался сбросить бомбы. Но точно так же, как и его собрат по разуму, не успел этого сделать ввиду того, что его черепная коробка не выдержала встречу с моей пулей. Немец поник, а его самолет, продолжая неконтролируемое пике, в долю секунды смачно приложился о стоящий у дороги покосившийся телеграфный столб, после чего от души рванул, кувыркнулся пару раз, раскидывая собственные обломки, и затих в чёрном чадящем облаке.

Очевидно, фашисты не успели сообразить, что именно происходит с их самолётами, а потому продолжили кружить, выходя на траекторию атаки.

Их упёртость и орднунг не могли не радовать. Немецкие пилоты, даже увидев, что их камрады были подбиты, не изменили тактику и продолжили атаковать согласно ранее разработанному плану. Впрочем, вполне возможно, что они просто не успели сориентироваться в сложной боевой обстановке, ведь оба их самолёта были сбиты в течение пятнадцати секунд.

Что же касается меня, то я, убедившись, что методика поражения пилотов при заходе на угол атаки работает, увидев, что ещё два «Юнкерса» идут на сброс, поочерёдно продырявил головы их пилотам всё теми же бронебойными пулями.

Немецкие лётчики, как их камрады ранее, не успевали понять причину своей смерти, а просто получали в макушку положенную долю свинца и врезались в землю, сопровождая таран чернозёма оглушительной детонацией бомб и боекомплекта.

Мне, правда, было уже не до раздавшихся взрывов. В небе оставалось ещё четыре «лаптёжника», а так необходимых для раздачи немцам путёвок в царство Аида бронебойных патронов просто не осталось.

«Что ж, придётся пробовать пробить „фонарь“ обычной пулей», — решил я.

Быстро перезарядил винтовку и, подняв глаза, к своему глубочайшему сожалению не увидел никакой подходящий цели, которая подошла бы мне под уже опробованный метод уничтожения. Было очевидно, что немцы, наконец, поняли, что с тактикой захода на цель в пике что-то не то, а потому все оставшиеся невредимыми самолёты уже летели параллельно земле, иногда постреливая из пулемётов, и сбрасывая бомбы куда попало.

«И куда же мне им надо стрелять, если они не собираются пикировать?» — ненадолго задумался я.

А затем решил проверить, сможет ли боковая часть кабины выдержать пулю.

Прицелился и, разглядев пилота, который, не понимая, что ему делать, крутил головой, выстрелил в боковую проекцию «фонаря». С такого расстояния, а было до цели более пятисот метров, пуля не сумела пробить стекло и поразить лётчика. Она ударилась о поверхность и, вероятно, из-за обтекаемого контура кабины, срикошетила вверх.

Выстрелил ещё раз. Всё произошло точно так же — пуля ушла в рикошет, броня откупилась бестолковой искрой. Даже не попал в фонарь, всё-таки баллистика у обычной пули далеко не та, что у бронебойной.

— Ёлки-палки! — выругался я, получив в руки от Воронцова новую винтовку. — Значит, будем пробовать работать по методичке.

Ближайший самолёт, который следовал за предыдущей моей целью, для моего следующего эксперимента подходил как нельзя кстати.

Судорожно копался в памяти. В прочтённой мной брошюре, насколько я помнил, вроде бы утверждалось, что поражение самолёта может быть в мотор, маслорадиатор, маслобак, расширительные баки, гидрорадиаторы, бензобаки. Я не особо разбирался в конструкциях самолётов, а потому, где конкретно находятся эти самые расширительные баки и тому подобные штуковины, я, разумеется, не знал и мог только предполагать. А раз так, то мне предстояло стрелять по наитию.

Исходя из названий, становилось очевидным, что основная часть этих деталей, агрегатов и механизмов, должны располагаться возле двигателя.

Рассуждал я так: «Двигателю нужен воздух и охлаждение. Следовательно, он не может быть полностью закрыт бронёй. А раз так, то я, наверняка, смогу увидеть какое-нибудь незащищённое место».

Поправил очки и сфокусировал зрение на передней части самолёта. Это принесло свои плоды. Я почти сразу увидел искомое, не защищённое железом, открытое место, в котором были видны какие-то шланги.