Неприличные истории
Шрифт:
– А вот каким: нужно нам провести батальонное, а лучше полковое , открытое комсомольское собрание, пригласить партактив...
– И выгнать из комсомола на...!
– Ой, товарищи солдаты! Все уже решили, и приговор вынесли... А побороться за товарища? Строго наказать, заставить прочувствовать, осознать... Это одно дело, но ведь не бросать же на произвол! А если после этого он из караула двинет с автоматом в самоход к своей крале? С личным оружием? А?!
– Так он ведь и так оторвется еще, будь здоров!
– В госпитале отдыхает, падло!
– не утихал народный гнев.
– А нет ли у вас еще покурить, товарищ
– Есть! Конечно есть. Знаю ведь... Такое дело... Замполит я или нет? Профессия обязывает. Взял сегодня лишних пару пачек.
И , продолжая витийствовать, старший лейтенант Певченко, сияя отеческим добродушием, вызывавшим у стариков стойкое желание остаться сиротами, полез в задний карман штанов, спрятавшийся теперь где-то между бедром и голенью, и выудил оттуда еще одну пачку "Экспресса". Раздав дары, не переставая высказывать свои соображения по поводу сложившейся напряженной ситуации, замполит сунул пачку, похудевшую на две трети, на прежнее место, поерзал пальцами, чтобы карман расправился, и вдруг оторопел, оборвавшись на полуслове.
– А еще можно было бы провести в каждом подразделении лекции о венерических заболеваниях, доложить потом в дивизию, а то и в округ, выйти с полезной инициативой... Блядь!
Замполит побелел, и все услышали характерные для экстренного сброса организмом давления звуки. Но, вопреки ожиданиям, старший лейтенант не проявил характерных для момента эмоций, никакого облегчения на его лице не отразилось, напротив, он стал еще бледнее и взгляд его замерцал в полумраке сортира легким безумием, сменившемся вдруг меланхолией. Затем он вскочил и отрыгнул в пространство хриплым шепотом единственное, роковое слово :
– ПАРТБИЛЕТ...
С неописуемой скоростью он вскочил, наскоро подтерся услужливо поданной кем-то из подхалимов "Красной Звездой" и, натянув штаны, робко заглянул в отверстие.
На кишащей опарышами поверхности выгребной ямы лежала утраченная драгоценность в красном переплете. По профилю оттиснутого на корочке Ленина медленно ползла желтая капелька, напоминавшая слезу.
Утрата партбилета чудовищна сама по себе. Для политработника этот поступок, пожалуй, страшнее, чем быть уличенным в гомосексуализме. Гомосексуализм надо еще доказать, а партбилет - или он есть, или нет его.
В данном случае уже утрата партбилета была не так чудовищна, как самый характер утраты. Вернее, место. Вернее... Короче, это был конец карьеры, и впереди ждали только семнадцать лет в дерьме и позоре...
– ДЕРЖИТЕ ЗА НОГИ!
Четверо подхалимов, на сей раз с ленцой, едва сдерживая снисходительное выражение на хитрых рожах, не выпуская из зубов холявных сигарет, взяли старлея за сапоги и диагоналевые брюки и погрузили головой в "коричневый глаз". Фуражка, неосторожно оставленная на голове, упала вслед за партбилетом и оживила бурый ландшафт, чрезвычайно активизировав многочисленных червячков. Этикетка с надписью "Ладога" вызвала у присутствовавших питерцев глухое раздражение.
– Ниже!
– командовал лейтенант. Голос его звучал из глубин раскатисто и властно, хотя и несколько глуховато.
– Еще ниже! Сантиметров двадцать!
Двое подлипал покинули свои посты, поскольку места, за которые они держали своего офицера, уже скрылись в антимирах. Оставшиеся двое изрядно потели, один поперхнулся табачным дымом и зловеще закашлялся.
– Тащите, есть!
– весело проорал замполит . Его голос прорывался
– Ребята, вы что! Держите крепче!
– Не можем, товарищ старший лейтенант. Сапог снимается!
– Держать! Я приказываю!
– Он лезет! Мы держим, а он лезет!
– Кто, еб твою мать?!
– Сапог лезет!
Тут второму держащему вдруг весьма некстати открылся во всей полноте необычайный комизм события. Первая волна смеха никак не отразилась на его лице, вторая выползла наружу широкой, счастливой улыбкой, третья сотрясла его всего до основания и нашла резонанс в трех десятках молодых , тренированных строевым пением глоток.
Вам никогда не представить себе, как можно командовать людьми, вися вниз головой над небольшим озером фекалий, задыхаясь от вони, держа в руках фуражку и партбилет, чувствуя , как слезает с ноги сапог, и при этом теряется последняя ниточка связи с наружным миром, а что будет, когда она оборвется, видно, стоит лишь посмотреть перед собою... И это будет не просто падение в дерьмо, ВЕЛИКОЕ ПАДЕНИЕ ТУДА НА ВСЮ ЖИЗНЬ. Почему-то вспомнился кадет Биглер из романа Ярослава Гашека.
Но наш замполит не зря получил дополнительную звездочку на погоны раньше времени. Сориентировавшись, он быстро сообразил, что угрозы уже неуместны, и заорал во всю глотку:
– Трое суток увольнения, водка и бабы за мой счет!
Как в собственную судьбу вцепились двое спасителей чести и жизни замполита в безнадежно мягчающие с носков сапоги. Одному из них наконец-то удалось уцепиться за диагоналевую брючину под коленом у замполита , и через несколько секунд тот стоял на дощатом полу изнеможденный и счастливый...
Все присутствовавшие постарались к этому моменту исчезнуть, а те, кто никак не мог, делали безуспешные попытки придать лицам нейтральное выражение. Подлинным актером проявил себя комсомольский секретарь, изобразивший некое подобие сочувствия.
А Певченко еще не верил в свое спасение и только теперь, ощутив себя в безопасности, но еще не придя в себя, сделал то, что может оценить по достоинству лишь бывавший в такой ситуации человек, ежели есть на белом свете таковой.
Певченко поднес заветную книжечку с портретом Ильича к губам и поцеловал с чувством, как боевое знамя полка, пробитое по случаю настоящей пулей на учениях "ЩИТ".
Ленин на корочке уже после поцелуя не плакал , и, наверное, простил его.
А в увольнение никто так и не сходил. Ну оно и понятно - но солдаты народ вообще понимающий. Да и сигареты у зампола в процессе поднимания сперли. Как чувствовали, что напарит. Зато и молодым потом было что рассказать. Что там молодым - на всю жизнь калюха!
Далее в протоколе отражены несколько высказываний, не имеющих отношения к сути рассказа, но выразивших претензии аудитории к стилю рассказчика. Наиболее полно отражает их высказывание О .С.Самородова:
– Блин, столько солдатских диалогов и всего три мата! Да в жизни не поверю. Неестественная у тебя прямая речь. Соцреализм какой-то !
Председатель предупредил члена Клуба Самородова О.С. о недопустимости употребления непристойных выражений в стенах клуба. Возникло некоторое непонимание, и лишь когда председатель указал, что имелось в виду слово соцреализм, недоразумение было улажено.