Неприятности в клубе 'Беллона'

– Не глупи, Джордж. Лорд Питер, и почему это мужчины так трусят объясняться с прислугой?

– Объясняться с прислугой - прямая обязанность женщин, - возразил Джордж, - это вообще не мое дело.

– Ну, хорошо, я поговорю с ней - но за последствия отвечаешь ты.

– Никаких последствий не будет, дорогая моя, если ты проявишь хоть немного такта. Вообще не понимаю, из-за чего столько шума!

– Хорошо же, я буду сама любезность. А вы, лорд Питер, не страдаете от поденщиц, я надеюсь?

– Боже праведный, конечно, нет!
– перебил жену Джордж.
– Уимзи живет пристойно. На Пиккадилли о возвышенных радостях нищеты и не ведают.

– Мне изрядно повезло, - отозвался Уимзи с покаянным видом, что неизбежно порождается обвинением в избыточном богатстве.

– Мой дворецкий предан мне всей душой и исключительно понятлив; он заботится обо мне, точно мать родная.

– Да уж, небось, помнит свою выгоду, - сварливо заметил Джордж.

– Право, не знаю. Думаю, Бантер останется мне верен при любом раскладе. В войну он некоторое время состоял при мне сержантом, мы с ним вместе в такие переплеты попадали, что вспомнить страшно; а когда все закончилось, я разыскал его и взял к себе. Бантер, разумеется, и прежде состоял в услужении, но хозяин его погиб, семья разъехалась, так что моему предложению он только порадовался. Просто не знаю, что бы я теперь без Бантера делал.

– Это он обеспечивает вас фотографиями, когда вы идете по следу преступника?
– предположила Шейла, торопливо хватаясь за эту, как ей казалось, безобидную тему.

– О да. В обращении с фотокамерой ему просто нет равных. Единственная загвоздка состоит вот в чем: он время от времени запирается в темной комнате, а мне приходится перебиваться самому. Я даже телефон к нему провел. "Бантер?" - "Да, милорд!" - "Где мои запонки?" - "В среднем отделении третьего выдвижного ящичка справа в комоде, милорд". "Бантер!" - "Да, милорд".
– "Куда я задевал портсигар?" - "Сдается мне, в последний раз я наблюдал его на пианино, милорд".
– "Бантер!" - "Да, милорд!" - "Я тут запутался с белым галстуком".
– "В самом деле, милорд?" "Послушай, ты не можешь что-нибудь сделать?" - "Прошу меня простить, милорд, я произвожу проявление фотопластинки".
– "К черту пластинку!" "Как скажете, милорд".
– "Бантер... подожди... зачем все воспринимать так буквально? Докончи проявку, а потом приходи завязать галстук". "Всенепременно, милорд". А я, видите ли, сиди и страдай, пока эту треклятую пластинку не закрепят, или что уж там с ними делают. Просто-таки раб в собственном доме - вот что я такое.

Шейла рассмеялась.

– Отродясь не видела таких счастливых да балованных рабов! А сейчас вы что-нибудь расследуете?

– Ну да. Собственно говоря - ну вот, снова!
– Бантер удалился от мира в фотографическую тьму на весь вечер. У меня и крыши над головой не осталось. Вот, скитаюсь неприкаянно, точно эта пташка без ног, как бишь ее там...

– Сочувствую: до какой же крайности нужно было дойти, чтобы искать приюта в нашей нищей конуре, - кисло рассмеялся Джордж.

Уимзи уже начал жалеть о том, что пришел. Миссис Фентиман досадливо хмурилась.

– На эту реплику можете не отвечать, - проговорила она, пытаясь свести дело к шутке.
– Ответа нет и быть не может.

– А пошлю-ка я эту загадку тете Джудит в еженедельник "Веночки для Рози", - подхватил Уимзи.
– "А. отпускает замечание, на которое нет ответа. Что делает Б.?"

– Вы уж извините, - промолвил Джордж, - собеседник из меня нынче никудышный. Сущим дикарем становлюсь. А вы разговаривайте, не стесняйтесь, а на меня и внимания не обращайте.

– И какая же тайна на очереди?
– полюбопытствовала Шейла, ловя мужа на слове.

– Да, собственно говоря, это забавное дельце насчет генеральского завещания. Мерблз предложил мне покопаться в вопросе о наследовании, выяснить, кто кого пережил..

– Ох, вы полагаете, что сумеете все уладить?

– Очень на это надеюсь. Но дело и впрямь тонкое: того и гляди счет пойдет на секунды. Кстати, Фентиман, а вы, случайно, не были в курительной клуба "Беллона" утром одиннадцатого ноября?

– Ах, вот вы зачем пришли! Так бы сразу и сказали! Нет, не был. Скажу больше: я ничего ровным счетом не знаю. И с какой стати эта мерзкая старая карга Дормерша не могла оставить пристойное, разумное завещание, раз уж взялась, это для меня тайна за семью печатями. И какой смысл оставлять такие деньжищи старику, если она отлично знала, что он того и гляди сыграет в ящик? И почему, в случае его смерти, ей понадобилось передавать все состояние в обход законных наследников этой девчонке Дорланд, у которой ни малейших прав нет? И хоть бы хватило порядочности у негодяйки подумать про нас с Робертом...

– Если вспомнить, как грубо ты повел себя и с нею, и с мисс Дорланд, Джордж, удивляюсь, что она оставила тебе хотя бы семь тысяч!

– Что такое для нее эти семь тысяч? Все равно что пятифунтовая банкнота для любого другого. Оскорбление, вот как я это называю. Признаю, что и впрямь нагрубил ей, но, в конце концов, мог ли я допустить, чтобы старуха думала, будто я подлизываюсь к ней ради денег!

– Джордж, ты противоречишь сам себе. Если тебе не нужны были деньги, зачем брюзжать, что не получил их?

– Тебя послушать, так я кругом виноват! Ты отлично знаешь, что я имею в виду. Да, на деньги я не зарился, но эта девица Дорланд вечно намекала, что я, дескать, только о них и думаю, вот я ее и отделал. Я ни черта не знал о треклятом наследстве, да и знать не хотел! Я всего лишь хочу сказать, что если уж она хотела оставить что-нибудь нам с Робертом, уж могла бы завещать и побольше, чем эти дрянные семь тысяч на каждого.

– Ну так и не ворчи! Сейчас эти деньги пришлись бы необыкновенно кстати.

– Знаю - к этому-то я и веду! И вот старая идиотка составляет завещание настолько дурацкое, что я вообще не знаю, получу свою долю или нет! Я даже законными двумя тысячами не могу распорядиться! Вынужден сидеть тут, да бить баклуши, пока Уимзи рыщет вокруг с рулеткой и ручным фотографом, выясняя, имею ли я право на деньги собственного деда!

– Милый, я понимаю, как тебе тяжко приходится. Но будем надеяться, что вскоре все уладится. Все бы ничего, если бы не Дугал Мак-Стюарт...

– Кто таков Дугал Мак-Стюарт?
– тут же встрепенулся Уимзи.
– Судя по имени, представитель старинного шотландского рода. Сдается мне, я о нем слышал. Это, часом, не услужливый, обходительный джентльмен, у которого есть богатый друг в Сити?

– На редкость услужливый, - мрачно подтвердила Шейла.
– Так и навязывает тебе своих друзей. Он...

– Шейла, заткнись!
– грубо оборвал ее муж.
– Лорду Питеру вовсе не интересны неаппетитные подробности наших частных дел.

– Зная Дугала, смело могу строить догадки, - заметил Уимзи.
– В недалеком прошлом наш друг Мак-Стюарт великодушно предложил вам свою помощь. И вы ее приняли - на скромную сумму в... в чем там исчислялась скромная сумма?

– Пятьсот фунтов, - отозвалась Шейла.

– Пятьсот фунтов. А фактически - триста пятьдесят наличными, а остальное - так, пустячное вознаграждение для его друга в Сити, который, собственно, и ссудил деньги, да так доверчиво, без всяких гарантий. Когда это произошло?

– Три года назад - когда я основал кафе в Кенсингтоне.

– Ах, да. А когда вы уже не могли выплачивать шестьдесят процентов в месяц, или сколько бы уж там он ни запросил, друг в Сити любезно согласился приплюсовать проценты к капитальной сумме, в ущерб самому себе, разумеется! Подход Мак-Стюарта мне хорошо знаком. Фентиман, каков на сегодняшний день общий итог?
– спрашиваю из чистого любопытства!