Непрожитое детство

Грянул гром. Александр вздрогнул, в голове вертелись слова из старинной песни про миллион-миллион алых роз. Интересно, сколько роз он подарил Кате? Скорее всего несколько тысяч. Может, все разваливается оттого, что он такой старомодный? Дарит цветы, подарки, не позволяет платить за него. Хорошо еще, что на них не донесли. Господи, сколько истрачено времени, сил на эту женщину, а она все никак не приручится. Он стукнул кулаком по столу, тот выдохнул облако сигарной пыли.

Екатерина глядела на реку, стараясь утопить в ней раздражение и печаль. Мимо ехал велосипедист, одетый в смешную шляпу-котелок. Его фиолетовый костюм гармонировал с лиловым воздухом. Ветка липы стукнула Екатерину по лицу. Болотный запах застыл на коже. Велосипедист оглянулся. Екатерине показалось, что на его лице совершенно нет глаз – только огромный нос, черные усы и рот. Незнакомец проехал, растворившись в мигающем свете. Екатерина осталась одна, совсем одна. Только ветер нашептывал злые мысли. Некстати домашний компьютер напомнил, что через полчаса Екатерина должна встретить из Москвы няню. Ей совсем не хотелось знакомиться с новым человеком… Сейчас бы послать Сашиного пилота, но она поссорилась с пивоваром и такой возможности у нее нет. Жаль. Теперь самой придется тащиться на вокзал, улыбаться и нравиться.

На огромном экране табло пробегала надпись: «Увидели что-то противозаконное – сообщите. Телефон Калининградской милиции: 02». Власти призывали к бдительности своих гражданок. На перроне стоял грузолет, толстое брюхо разверзлось и под негромкие вздохи остывающего двигателя, под крики проводниц из него лился человеческий поток. Людей было много, мелькали все оттенки кожи от иссиня-черного, оливкового и желтого цвета обитательниц первого класса до белого эконом-пассажирок. Важно прошествовал мутантка, две головы которой ожесточенно спорили. Одна была явно женским началом, а другая мужским. Они сыпали взаимными упреками, огрызались, но были неразделимы. За ними следовал другой мутант, обладающий чрезмерным количеством конечностей. Он был хорошо, даже франтовато одет. По чемодану, на котором висел бубен, скрипичный кофр и футляр с флейтой, Екатерина определила его в артисты. Проводница помахала ему на прощание искренней улыбкой. Две блондинки со светлой кожей, едва сдерживающей движение мускулов, неприятно выделялись среди толпы. Екатерина тоже была блондинкой, но она пила специальные пилюли для придания коже смуглого оттенка.

Наконец, вышла высокая дама с табличкой «Воспитательница». Это была женщина средних лет с властным лицом и прямой спиной. На ней было добротное, классического кроя пальто, на голове имелась шляпа, на шее, как знамя, колыхался алый шарф, на носу важничала бородавка. Дама представилась Юлией и попыталась всучить Екатерине гигантский чемодан. Та увернулась, сославшись на позвоночную грыжу. Возникло напряжение. Екатерине распахнула улыбку и позвала носильщика.

Юлия сразу попыталась продемонстрировать, насколько решительно возьмет бразды правления вверенного ей детского дома. Осмотрев Екатерину, она вздохнула, а потом одернула ее пиджак, пригладила выбившуюся из прически прядь. Екатерина, совсем не ожидавшая такого обращения, поджала губы, которые от раздражения прямо-таки чесались. Еще чуть-чуть и она пинками загнала бы воспитательницу обратно в грузолет, но к дамам во время подоспел носильщик. К удивлению Екатерины, она узнала в работнике вокзала Николая, натянувшего на глаза кепку. Молодой человек постарался отойти на несколько метров, чтобы остаться неузнанным. Юлия забеспокоилась.

– Куда ты, стервец, потащил мой чемодан? – разлила она густой, как заварной крем, голос.

– Город маленький, кражи случаются редко, – поспешила успокоить ее Екатерина.

Воспитательница бросила на нее красноречивый взгляд, словно хотела двинуть в ухо. Екатерина поняла, насколько нелепо звучит ее заявление, если учесть, что в городе произошло преступление, прославившее его на всю Европу.

Новоиспеченная фрекен Бок шла по перрону, ввинчивая в него каблуки. Круглое лицо индианки светилось почти фанатичной уверенностью в собственной правоте. Даже перстень на руке Юлии поблескивал безапелляционно. Екатерина встревожилась, не ошиблась ли она в выборе персонала.

Через полчаса после прибытия Юлии в интернат Николай застал сцену всеобщей растерянности. Воспитательница отдавала направо и налево приказы, мебель двигалась, неугодные предметы убирались, робот Соня сбилась с ног, Тузик грустил, Женя, залипнув на краю комнаты, безостановочно икала.

Екатерина протянула Николаю деньги за услуги на вокзале. Николай с укором посмотрел на нее – то ли из-за некстати предложенных денег, то ли из-за некстати привезенной Юлии – и вышел.

– Им сейчас очень трудно, лучше постепенно, – стоя в дверях, попросила Екатерина, но вместо ответа ее выставили вон.

Екатерине было тревожно, но пришлось подчиниться воспитательнице и отправиться домой.

Мария разменяла восьмой десяток, но на нее по-прежнему было приятно смотреть – подтянутая фигура, лицо с тугим, не развалившимся овалом было аккуратно подкрашено, безукоризненная прическа, на руках свежий маникюр.

Мама Екатерины ничего не сказала, кроме самых будничных слов, которые ни к чему не обязывали, ни на что не намекали, но дочь взорвалась. Она обрушилась на мать с обвинениями в несостоявшемся детстве, комплексах и искривленном позвоночнике. Мария осторожно положила руку на плечо дочери. Из глаз Екатерины полились слезы. Мария с сочувствием посмотрела на дочь и провела рукой по своим коротко стриженным каштановым волосам.

– Ничего, доченька, все образуется. Помнишь, как тебя учил профессор на ментальных курсах. Иногда нужно не бороться со злом, а отстраниться. Может быть, сейчас самое время.

– Мама, что ты такое говоришь! Из Москвы приехал не утешительница, а Цербер. И Саша! Что я делаю не так? Почему мы все время ссоримся? Это я виновата или он? – с горечью спросила Екатерина.

– Конечно, ты. Саша – совершенство! – шутя, сказала мама. – Я недавно видела любопытную рекламу. В мозг можно вмонтировать не только бытовой чип, но и дополнительный процессор. То есть у человека непосредственно появится доступ к неисчерпаемой информации! Ни тебе образования, никаких усилий, а сразу невероятные знания!

– Хватит с меня и бытового чипа! Не хочу, чтобы в моих мозгах еще копались.

Все в их доме было сделано по старинке – никаких скользящих полов, магнитных веников и ультрафиолетовых, уничтожающих бактерии ламп, только домашний робот. Их окружали привычные, уютные предметы. Некоторые они перевезли из Москвы, что-то приобрели здесь на барахолках и антикварном рынке. На стене светились старинные бра, к которым с трудом находились электрические лампочки. Напротив входной двери висел старинный портрет Катиной бабушки, когда той было пять лет, с ее мамой. Прабабка была красивая, с тонким лицом и неправдоподобно длинной шеей.

В их доме время остановилось, и это нравилось обеим женщинам. Здесь они понимали, что есть что-то незыблемое, неизменное, что никогда не кончится и не обманет.

Мария поцеловала мокрые глаза дочери. Нет для Кати более родного человека, чем мама, никто не принимает ее всю до конца, со всеми недостатками. Катя сделалась девочкой, живущей на старой даче, где бегал пес Атос, над которым можно было безнаказанно издеваться. Двухлетним ангелом она садилась верхом на млеющего от нежности пса и пихала в его уши сухие ветки. Постепенно старая морда Атоса становились печальной, но только когда его глаза начинали слезиться от мучительств, пес осторожно спихивал крошечную наездницу.

По особому случаю Мария передислоцировала ужин в гостиную. Да, сегодня и она одержала победу – золотистая индюшка нежилась на подушке из картофельного пюре, листья салата зеленели в стеклянной миске, а баклажанное рагу соблазняло умопомрачительным ароматом. Маме пришлось выложить немалые деньги, чтобы добыть эти деликатесы. Они продавались в специальных биомагазинах или на центральном рынке, где парили медленные и вежливые продавцы, готовые часами обсуждать достоинства петрушки и брюссельской капусты.

Женщины ели и перебрасывались легкими фразами, но вдруг мама хлопнула себя по лбу.

– Со мной связалась некая Эльвира Сухомятина, главврачиха моей поликлиники. Она настоятельно просила прийти тебя завтра к ней.

– А почему она ко мне напрямую не обратилась?

– Не знаю. Эта Эльвира такая странная, резкая. Я с ней несколько раз сталкивалась в клинике. Слава богу, она не моя лечащая врачиха!

У Екатерины засосало под ложечкой, захотелось активировать отключенную связь и прокричать Саше, что она любит и готова терпеть его любого, но вместо этого она скроила деловую мину и заверила, что обязательно наведается в больницу.