Неразгаданные сердца

Признав в душе, что прежнее ее отношение к Фаррольду было предвзятым и, как всегда, предпочитая видеть в других их хорошие стороны, Сибилла с готовностью согласилась с суждением Анны. Ей было легко поверить, что юноша, как и ее дочь, просто попался в капкан, расставленный Гилфреем.

— Да, все мои попытки предотвратить этот брак воистину оказались безуспешными. — Сибилла тяжело вздохнула; холодный камень тоски вновь придавил ей душу. — Три молодых жизни рушатся по воле одного злодея.

— Подожди, — немедленно запротестовала Анна, — не поддавайся отчаянию. Может, Гален еще что-нибудь придумает.

Насколько она помнила его мальчиком, он отличался необычайно скорым умом.

Как ни была удручена Сибилла, она ласково улыбнулась своей преданной подруге и, чтобы не омрачать Анне жизнь еще больше, устало опустила ресницы и прекратила беседу, которая все равно не могла привести к более радостному результату.

Анна все поняла правильно. Она ободряюще похлопала по тонкой руке, бессильно лежавшей поверх покрывала, и задернула полог кровати. Вскоре Сибилле предстояло подняться и приготовиться к церемонии, о которой ей страшно было и помыслить.

Когда Анна вышла в коридор и прикрыла дверь, она с удивлением обнаружила перед собой очень странную пару, ожидавшую ее.

— Она, — в голосе Келды звучало неприкрытое отвращение, — во что бы то ни стало желает войти к нам в комнату, чтобы присматривать за Амисией. Но, мама, Амисия только что, наконец, заснула, и я отказываюсь будить ее так скоро. До начала церемонии еще остается много времени.

Анна слышала в голосе дочери гнев, но слышала и нотку страха, понимая, что и Мэг слышит все это столь же явственно. К Амисии почему-то нельзя было никого подпускать, и смутные догадки о возможных причинах этого пробудили страх у самой Анны.

— Барон велит, чтобы я сидела при ней и глаз с нее не спускала до самой свадьбы. — Могло показаться, что Мэг обращается к Анне вполне почтительно, но хитрый блеск ее бесцветных глаз сводил на нет это благоприятное впечатление. — Из-за ее проделок мне уже и так досталось, и я больше не хочу опростоволоситься.

— К дверям ее комнаты со вчерашнего утра приставлен стражник. Чего же вы с бароном боитесь — колдовства какого-нибудь? Думаете, у Амисии крылья выросли и она улетела сквозь толстые каменные стены?

Анна постаралась вложить в свои слова как можно больше насмешливого недоверия, вопреки собственной тревоге. На самом-то деле, только настоящим колдовским трюком можно было объяснить, как это удалось старой карге столь быстро прийти в себя. После полной бутыли заветной старой настойки Мэг должна была спать мертвецким сном самое малое до полуночи.

— Если все у вас распрекрасно, — послышался скрипучий голос со стороны лестницы, — с чего бы вам так суетиться, лишь бы не дать никому другому хоть одним глазком взглянуть на Амисию?

…Гилфрей тяжело навалился на двойные трости, поставил на площадку одну ногу и с трудом подтянул другую, которая почти не сгибалась. Целые дни в седле, проведенные в бесплодных поисках разбойника, не принесли ничего, если не считать еще более опухших ног и еще более скверного настроения. Даже давно вынашиваемый и со злобной радостью ожидаемый заключительный акт возмездия, столь близкий к завершению, почему-то начал вызывать опасения. Гилфрей отдал бы что угодно, лишь бы все сошло гладко.

— Она уже достаточно натерпелась от вас. Разве не хватит того, что вы собираетесь разрушить всю ее жизнь? Неужели вам так необходимо подвергнуть ее еще одному унижению? Неужели даже ее приготовления к недостойному союзу должны происходить под взглядами особы, которую Амисии видеть противно?

Бурная вспышка Анны несколько утихомирила Гилфрея. Она была права: со времени вчерашнего отлива, когда обнажилась каменистая коса между островом и берегом, на страже в коридоре, у дверей Амисии, стоял Освальд. Он претерпел от разбойника такое же унижение, как и сам Гилфрей: его связали путами, как какое-нибудь животное, и бросили в лесу дожидаться, пока их отыщут его же подчиненные! Уж он-то, конечно, нес свою службу самым усердным образом и, несомненно, перехватил бы Амисию, если бы она хотя бы палец высунула за порог.

— Вы сегодня видели ее? — Улыбка Гилфрея, больше похожая на издевательскую гримасу, явно свидетельствовала не об озабоченности, а об удовлетворении, которое ему доставляли им же причиняемые страдания.

Анна глубоко вздохнула и кивнула в ответ: она понимала, что понесет наказание за эту ложь, но… потом. А пока она мысленно воззвала к Всевышнему, чтобы благополучно разрешилось то затруднительное положение, в котором они оказались.

— В таком случае, голубушка, — тон Гилфрея был подчеркнуто оскорбительным, — всю вину я возложу на вас, а не на Мэг, если Амисия не появится в должный час и в должном месте… А мой гаев — это такая штука, которой вы с полным основанием можете опасаться.

Бросив это холодное предупреждение, он, с помощью своих костылей, проковылял мимо Анны к той двери, которую она недавно прикрыла за собой.

Когда Анна обернулась к дочери, Мэг уже исчезла в сумраке лестницы, но ее хихиканье гулко отдавалось от каменных стен.

— Что скажешь? Вот я заступилась за тебя и Амисию. Не придется ли мне пожалеть об этом? — тихо спросила Анна насмерть перепуганную девушку.

— О мама, мама… — Келда кинулась к Анне и обняла ее, прижавшись щекой к материнскому плечу, а слезы так и хлынули у нее из глаз. — Ее нет… — Келда оторвалась от плеча Анны и прерывисто вздохнула. — Вчера утром… когда я услышала от Фаррольда самое худшее… и спустилась вниз… ее уже не было в комнате!

Анна, тотчас позабыв о своих собственных, куда более серьезных тревогах заботливо проводила дочку на один лестничный пролет ниже, в унылую комнату, где жили девушки. Когда они оказались в этой комнатке, освещенной жалким огоньком единственной сальной свечи, и Келда, вся в слезах, села на кровать, Анна стала перед ней.

— Значит, в последний раз ты видела Амисию на крепостной стене, когда вы с ней искали Фаррольда, чтобы он подтвердил свое намерение жениться на ней?

Об этом свидании с Фаррольдом Келда рассказала матери еще вчера. Тогда же она призналась и в своей злосчастной любви к Фаррольду. Но Келда умолчала о том, действительно ли Амисия, как считали обитатели замка, укрылась в своей каморке, отказываясь с кем-либо видеться, не желая принимать пищу и оплакивая свой горестный жребий. И хотя Анна знала о прежних вылазках Амисии, она была так удручена мыслями об обреченной любви дочери, что никаких вопросов об Амисии задавать не стала.

— Я раньше ничего не говорила, все думала, что она вернется. — Встретив недоверчивый взгляд матери, она жалобно добавила: — Раньше она всегда возвращалась.

От изумления у Анны брови полезли на лоб, а мысли заметались. Час от часу не легче. Хотя Келда и поведала ей кое-что о прошлых вылазках Амисии в лес, к Волчьей Голове, Анна была теперь испугана по-настоящему: невинная дочь ее госпожи не только ушла в лес ради свидания с человеком самого малопочтенного образа жизни, но, судя по всему, ушла одна и не вернулась к ночи!