Неразгаданные сердца

— А когда Амисия явится… то-то будет вам радость — наблюдать, как ваш друг аббат перед Богом и людьми свяжет брачными узами вашу дочку и моего сына!

Не обращая внимания на съежившегося юношу, стоящего рядом, Гилфрей разразился хриплым жестоким хохотом. Он мог быть доволен: по лицу Сибиллы, спрятанному за обычной ледяной маской, пробежала судорога страдания. Даже от такой ничтожной победы над слабой женщиной, на которой он некогда женился, настроение у Гилфрея заметно поднялось; до того оно было изрядно подпорчено известием о таинственно обезлюдевшей деревне.

Усилием воли Сибилла приняла безмятежный вид и принялась разглядывать окружающую обстановку, хотя, по правде говоря, созерцание этой обстановки мало кого могло бы порадовать.

Ее дочери подобало бы венчаться с достойным избранником, в величественном соборе, посреди моря цветов и света, в окружении множества гостей… А вместо всего этого — убогий ритуал в унылой, полузаброшенной часовне, пропахшей плесенью и освещенной всего лишь тремя тонкими свечами. Опустив ресницы, Сибилла молилась о том, чтобы ей хватило сил выдержать предстоящую церемонию, не разразившись слезами, и еще о том, чтобы Всевышний надоумил ее, как ей хотя бы в малой степени утешить дочь.

Гилфрей наблюдал за женой и видел, что она погружена в молитву… всегда она так! То, что она сумела укрыться за броней набожности, привело его в еще большую ярость, но, поскольку с этим он не мог ничего поделать, он лишь глухо прорычал что-то себе под нос.

Анна почти позабыла о собственных страхах: ее мучило сострадание к хрупкой женщине, вынужденной столько лет сносить гнусный нрав барона. Мысль о долготерпении Сибиллы заставила Анну устыдиться слабости духа, которую выказала она сама. Утешающим жестом она положила руку на плечо Сибиллы и стойко выдержала злобный взгляд барона.

В самом воздухе часовни копилось что-то страшное, и Фаррольд ощущал это особенно остро. Он заплатил бы любую цену, лишь бы оказаться подальше отсюда, но все-таки не мог набраться храбрости и нарушить волю отца. Он готов был признать, что подобное малодушие делает его самым презренным червяком. Сколь же велико было его облегчение, когда он услышал доносящийся со стороны лестницы звук шагов: кто-то поднимался по каменным ступеням. Появление нового лица — все равно, кого именно — наверняка должно было ослабить это гнетущее напряжение, прежде чем оно взорвется с какими-то ужасными последствиями.

— Ну вот, вы все здесь, — проговорил аббат, едва совладав с одышкой после подъема. Он был уже не так молод, как в прежние времена, когда часовня на верхнем этаже крепости была местом его служения Господу.

— Нет, мы здесь не все,— возразил Гилфрей с едва сдерживаемым бешенством. — Ждем, пока прибудет невеста. — Он бросил в сторону Анны еще один злобный взгляд. — Прибудет, чтобы избавить свою потатчицу от кары.

Воздев очи к небесам, Петер перекрестился и тихо проговорил:

— Господи помилуй и укрепи нас.

Он молитвенно сложил руки, глубоко вздохнул, изобразил на устах печальную улыбку, взглянул на барона и произнес слова, которые, как он понимал, не будут приняты благосклонно:

— Боюсь, милорд, что Амисия не…

Не дав священнику закончить, Гилфрей загромыхал:

— А, еще один пособник предательства?

Барон изумился и еще более рассвирепел, когда увидел, как на лице аббата разлилась благостная улыбка, порожденная не иначе как полнейшей верой в заступничество высших сил. Вполне миролюбиво прозвучал его ответ:

— Я принес вам доверенное мне сообщение. В этом нет никакого предательства.

Среди присутствующих в часовне воцарилось такое смятение, что появление еще трех персон было замечено не сразу. Прежде чем Амисия услышала слова аббата, одного лишь взгляда на искаженное гневом лицо отчима хватило, чтобы понять: еще чуть-чуть — и она бы опоздала.

— Вам незачем обвинять в предательстве никого, кроме меня, — отважно заявила она, твердой походкой приблизившись к Гилфрею на расстояние двух шагов. — Хотя я должна поблагодарить сэра Джаспера и Келду, — она умудрилась произнести слова благодарности так, чтобы они звучали как оскорбление, — за то, что они вернули меня сюда, сбежала я от вас сама, без чьей бы то ни было помощи.

Произнося это горделивое заверение, она преследовала единственную цель: добиться, чтобы Темный Лорд оставил намерение карать других за ее провинности. Однако, обладая достаточно здравым умом, она понимала: если ей не удастся отвлечь его внимание, он никого не пощадит. Поэтому она решительно продолжила:

— Я перехитрила вас всех и сбежала из дому, чтобы обвенчаться с человеком, которого выбрала сама, а не с тем, кого выбрали вы.

Если Гилфрей и был обманут ее презрительными выпадами против предполагаемых сообщников, то никого больше они не обманули. Однако Амисия добилась своего: заставила отчима — пусть хотя бы ненадолго — позабыть о прегрешениях всех остальных.

— Обвенчаться с другим! Скажите на милость! Ты принимаешь меня за простака, который поверит в подобный вздор!

Черт возьми, девчонка действительно удрала, но ведь она вернулась, и вернулась одна. Увидев ее, он испытал такое облегчение, что тут же проникся чувством собственной неуязвимости и на радостях позволил себе позабавиться, высмеяв ее попытку воспротивиться его воле:

— Какой же полоумный из твоих знакомцев рискнул бы жениться на тебе, не опасаясь моего гнева?

…Да, как-то раз он перехватил ее, когда она пыталась потихоньку прокрасться в замок и возвращалась одна — несомненно, после ночи, проведенной с мужчиной. Что было, то было. Ну что ж, мало ли кто воспользовался случаем побаловаться с шальной девчонкой. Но при всем том, как полагал Гилфрей, он держит весь Райборн в таком страхе, что никто — ни мирянин, ни священник — не наберется духу, чтобы попустительствовать ее замужеству без благословения грозного властителя. Она здесь, теперь никто не помешает ему довести до конца то, что он задумал!

— Ну, так кто же? Один из моих стражников? — допытывался он с издевательским презрением. — Или, может статься, кто-нибудь из деревенских мужиков, которые так кстати куда-то все подевались?

Аббат все это время сохранял бесстрастное спокойствие, но он не отказал себе в удовольствии поколебать уверенность барона в том, что заявление Амисии не может оказаться правдой.

— Нет, он не стражник и не крестьянин — тот, кто сочетался узами брака с Амисией вчера вечером в часовне аббатства.