Нереальная реальность

– Я едва не погиб в пустыне. Правда одна – жажда твоя!

Он встряхнул бутылку, и в ней с новой силой вскипел газ:

– «Спрайт». Не дай себе засохнуть.

Над городом поплыли куда‑то гигантские пачки жвачек, живо напомнившие об инопланетной угрозе.

Две девицы орали друг на друга благим матом:

– Я пользуюсь «Тампаксом». И я защищена!

– Сейчас оттаскаю за космы, дешевка! «ОБ» от «Проктер энд Гэмбл» – вот истинная защита в критические дни!

Скромно одетая тетка характерного рабоче‑служащего вида отталкивала наседавшего на нее, похожего на валютного сутенера мужчину. Одновременно она прижимала к себе пакет с «Тайтом» и испуганно орала:

– Нет, я не поменяю свой «Тайт» на две упаковки обычного стирального порошка!

– Но вы подумайте! – не отставал «сутенер».

– Чистота – чисто «Тайт»! – отчаянно завопила женщина с уверенностью идущей на костер фанатички.

Все что‑то тащили – под мышками, на тележках, волоком и в сумках. «Сони», «вискасы», «пэдди гри».

– Сбербанк – это вам не ва‑банк. Сбербанк – гарантированная прибыль! – опять вцепились в Лаврушина – за очками чистенького молодого человека мутной сортирной жижей плескалось безумие.

Лаврушин с трудом отцепился от него, перевел дыхание и предложил:

– Пойдем, перекусим.

– Верно. Мне от переживаний всегда есть хочется, – поведал Степан.

Он забыл уточнить, что есть ему хочется и без переживаний. И вообще без относительно к переживаниям. Просто ему хочется есть – хорошо, со смаком.

Они прошли в «Макдональдс». Там было полно народу, дети и взрослые с тошнотворно счастливым видом жевали гамбургеры и впихивали друг другу в ротики кусочки. Человек за стойкой, увидев новых посетителей, возликовал:

– «Макдональдс» – весело и вкусно!

Долларами тут брали. Набив животы макдональдсовской пресной дешевкой и с грустью вспомнив роскошную кухню в «Ползучей звезде» и в «Атлантике», друзья отправились искать место для ночлега.

– Куда нас пустят, беспаспортных? – задумчиво сказал Степан.

– Зато с зеленью.

С долларами пускали везде. Отель располагался на площади имени Проктора энд Гэмбла, в центре которой стоял памятник этому загадочному персонажу. Несколько этажей в здании занимали офисы. Поднимались к себе на этаж друзья в соседстве с целой толпой мужчин и женщин – они походили на манекены из витрин и самой природой были созданы для того, чтобы на них развешивали одежду и опробовали кремы и лосьоны. У всех в руках имелись папки или дипломаты. Неожиданно девушка‑«манекен», стоящая рядом со Степаном, отодвинулась от него и, брезгливо поморщив носик, требовательно осведомилась:

– А вы купили «Хэден Шолдерс»?

Так в былые времена вопрошали: «Ты записался добровольцем?»

– Ага, – рассеянно кивнул Степан.

И тут же заработал:

– Нет. Если бы вы купили шампунь «Хэден Шолдерс», у вас бы не было перхоти…

– Что?!

– А запах… Дезодорант «Собачий нюх» убьет запах пота и обеспечит вам отличное настроение.

– Припадочная, – грустно отметил Степан.

На счастье дискуссия развития не получила. Двери лифта раздвинулись, девица замерла у них на секунду, а потом, закатив глаза, жалко пискнув, свалилась на руки красавчику‑атлету, стоявшему на площадке.

– «Олд Спайс», – жарко произнесла она. – Это одеколон для настоящих мужчин. Я вся твоя.

– Духи «Импульс», – восторженно заголосил атлет, и выдернул из кадки цветок, другой рукой придерживая полуобморочную даму. – Я реагирую на «Импульс».

– Тоже припадочный, – сказал Степан, когда двери лифта закрылись.

Остальные «манекены» сохраняли каменные лица. Друзья с каждым отелем забирались все выше и выше. Их просторный трехкомнатный люксовский номер находился на тридцатом этаже. Они вышли на балкон. День был летний, ласково‑солнечный, без жары, но и без холодных порывов. Бесконечный город уходил за горизонт и терялся в неведомых далях.

– Мегаполис, – сказал Лаврушин.

– Страна рекламы бескрайняя и не имеющая границ, – горько усмехнулся Степан.

В дверь номера по‑хозяйски забарабанили.

– Кто там еще? – недовольно произнес Лаврушин.

Он открыл дверь. И увидел мужчину с угрожающе‑требовательным лицом.

– Вы знаете, что за удовольствия надо платить? – осведомился он. Его рука выразительно тяжелела в кармане хрустящего белого халата.

– А? – Лаврушин невольно отступил, ожидая худшего. Внутри у него все нервно подвело.

– Еда – это удовольствие, – прорычал гость. – После нее нарушается кислотно‑щелочной баланс во рту. А это опасность кариеса.

Он молча уставился на Лаврушина, ожидая, что тот скажет в ответ.

– Ну? – вопросительно буркнул Лаврушин.

– Вам кажется, что от кариеса не убережешься. Но, – мужчина залучился ослепительной улыбкой и выкинул из кармана руку, в которой сжимал пачку жвачки, – сегодня мы имеем «Орбит» с ксилитом.

– До свиданья, – из‑за спины Лаврушина выступил Степан и захлопнул дверь.

* * *

Здесь они задержались аж на три дня. К «пианино» Лаврушин не прикасался. Денег на жизнь было выше крыши.

Вокруг царил сюр. Все аборигены были довольны – кто «вискасом», кто «тампаксом», кто «марсом» и «кока‑колой». Они жили достаточно напряженно – ни одной свободной минуты. Неутомимо кому‑то что‑то предлагали, что‑то демонстрировали, что‑то выкрикивали, в чем‑то убеждали профессионально поставленными голосами. И при этом все белозубо улыбались. Это была страна улыбающихся дебилов, рай потребителей, людей, которым не нужно ничего, кроме шмоток, техники, косметики. И это были дисциплинированные люди. Они старательно владели «сони» и неутомимо чистили зубы рекламируемыми пастами, изводили французское мыло «Камель натюрель» тоннами и без устали вкладывали деньги в инвестиционные компании.

Время от времени Лаврушин тянулся к «пианино», но тут же, будто обжегшись отдергивал руку:

– Не могу.

Свободного времени была тьма. Друзья путешествовали по городу. Заходили в магазинчики на Памперс‑проезде и в офисы на проспекте имени Пятилетия банка Империал, смотрели, часто не веря своим глазам, на причудливую суматоху.

…Магазин электроники. Продавец вцепляется в покупателя.

– Купите «Тошибу»!

– Но на нем же ничего не видно.