Нереально

Под предлогом усталости и нервного потрясения мы удалились в свою комнату, и никто не стал нас удерживать. В наше отсутствие, приходил электрик из домоуправления, и в гостевой уютно горел свет от пары ночников на прикроватных тумбочках. За окном, прикрытым легкой занавеской, разгорался малиновый закат. Перья разбежавшихся облаков сиреневыми завитками кружили над деревьями парка, уже погруженными в сумерки.

— Да, вечерок выдался не томный, — приоткрыв занавеску, Дина полюбовалась на затаившийся в полумраке парк, потом села на подоконник и повернулась ко мне, — Дело не в доме. Дело в людях.

Лежа на своей кровати, я листала толстый ежедневник в коричневой кожаной обложке, содержавший записи нашей мамы, составленные за долгие годы охоты на нечистую силу.

— Они все, прислуга и хозяева, долгое время вместе. Что-то есть у них в прошлом, — сказала я.

Динины глаза возбужденно заблестели.

— Костик этот, — подхватила она, — Видела, как он занервничал, когда кухарка упомянула какую-то Снежану? Кто это, спрашивается, такая?

— Может, стоило сразу прижать Наталью Львовну? — спросила я.

— Диспозиция у нас не выгодная, — возразила Дина, — Но я найду подход. Львовна любит девушек с хорошим аппетитом. Значит, развязать ей язык дело техники.

— Этой техникой ты владеешь, — улыбнулась я, — Надо узнать, где Верейские жили раньше и как они там жили.

— Возможно, они привезли с собой какую-то вещь из старого дома, на которой как раз лежит проклятие, — добавила Дина, — Воспользуюсь состоянием хозяйки и выспрошу ее.

— Может, не надо ее трогать? — попросила я, — Ей и так досталось. Другие тоже могут что-то рассказать.

— Преподобная мать Серафима, — вздохнула Дина, спрыгнула с подоконника и с разбегу шлепнулась на свою кровать, — Раз вы такая добрая, завтра грядку будете копать.

— Посмотрим на ваше поведение.

Она пробормотала что-то еще язвительно-сонное и закрыла глаза, а я, враждебно посмотрев на подушку, потянулась за ноутбуком.

— Почему это случилось со мной? В чем я виноват, Сима?

Я вздрогнула от прикосновения и проснулась. Легкая старческая рука, чуть подрагивая, лежала на моем плече.

— Вы задремали? — надтреснутый возрастом голос звучал тихо и ласково.

Я развернулась в кресле и подняла голову. Старая женщина, стоявшая рядом, выглядела как пожилая Роуз в фильме «Титаник»: длинная ночная рубашка, белеющая в темноте, седые волосы, завитые в локоны и небрежно заколотые, усталые добрые глаза на покрытом морщинами и пигментными пятнами лице.

— Да, кажется, — я огляделась и поняла, что нахожусь в гостиной у погасшего камина, сижу в том самом кресле, где недавно сидела Ида Валерьевна.

Осколки люстры убрали, пол вымыли, и большая комната снова была чистой и нереально пустой.

— Я слышала шум, — словно угадав, о чем я вспомнила, сказала старая женщина, — Жаль ее, но случилось то, что должно было. Они зашли слишком далеко. Анатолий думал только о себе, он перестарался.

— Ваш племянник? — уточнила я, уже поняв, что передо мною Аглая Васильевна, тетя хозяина дома.

Она качнула седой головой.

— Верейский мне не племянник. Он муж моей племянницы.

Я растерялась.

— Марии? Но она сказала, что…

— Не Марии, а Вероники, — чуть более строгим голосом возразила Аглая Васильевна, — О ней легко забыли в этом новом доме, забыли обо всем.

— Поэтому на доме проклятие? — спросила я почти шепотом.

Она не удивилась, что я задаю такой вопрос, только отрицательно качнула головой.

— На доме нет проклятия. Все плохое, что в нем происходит, мы привезли с собой, — грустно сказала Аглая Васильевна.

Она повернулась и побрела к лестнице на второй этаж, словно потеряла ко мне всякий интерес. Я смотрела, как она медленно всходит по ступеням, держась за перила. Мне хотелось задать еще много вопросов, но я молчала, потому что догадывалась — ответа не будет. Моя голова клонилась ниже, ниже и вдруг стукнулась о край подоконника. Я сидела на своей кровати, повернувшись к окну, а на подоконнике передо мной стоял раскрытый ноутбук. Включенный в сеть он пребывал в режиме ожидания, его экран закрывала заставка, установленная Диной. Малдер и Скалли таращили на меня серьезные глаза. Истина где-то рядом.

Утром мой недолгий тяжелый сон нарушил звонок. Это был телефон Дины, заливавшийся на прикроватной тумбочке. Я повела плечом, отгоняя надоедливый звук.

— Дина! Дина, подойди к телефону.

Сестра спала так сладко, что и ухом не повела, а телефон продолжал надрываться. Я с усилием выползла из-под одеяла и поднесла телефон к уху.

— М-да?

— Дина? — голос, ответивший мне, мгновенно прогнал сон.

— Мама!

— Сима? — стоило ей услышать мой голос, она сразу узнала меня, — Как ты, моя девочка?

— Мама, а ты где? — нетерпеливо спросила я.

— Я не могу пока сказать, — мамин голос ответил уклончиво, — Это небезопасно. Даже разговаривать сейчас рискованно. Но я хотела убедиться, что у вас все хорошо.

— Вообще-то не все, — со вздохом заметила я.

— Я знаю про твоего жениха, — теперь в мамином голосе было сострадание и давно забытая мною нежность, — Такое горе, девочка. Нужно держаться, чтобы выполнить свою работу.

— Мы так и делаем, — ответила я, — Но то, что напало на Лешку, то, что убило отца…

— Я занимаюсь этим, — перебила мама, — Я ищу его.

— Тогда я поеду к тебе! — воскликнула я.

— Нет, — в маминых интонациях опять появилась обычная твердость, — Повторяю, это опасно. Существо, которое убило Лешу, не просто нечисть. Это демон.

Ее слова меня огорошили.

— Демон? — не веря ушам, переспросила я.

— Очень могущественный. Вы не должны вмешиваться.

— Как это не должны? — возмутилась я.

— Слушай меня, — отрезала мама, — И запиши, что я скажу.

— Вот еще, — рассердившись на приказной тон, возразила я, — Прекрати все время указывать, как будто я маленькая…

Мой громкий голос, наконец, разбудил Дину. Она открыла глаза, села и забрала у меня телефон. Конец фразы мама договорила уже, обращаясь к ней.

— Да, — промычала Дина сонно, потом ее взгляд оживился, а спина выпрямилась, — Да. Да. Обязательно. Да. Будет сделано. Непременно.

В ее глазах загорелась суровая решимость. Из взбалмошной капризницы Дина в мгновение ока превратилась в универсального солдата. Я долгое время пребывала в неведении касательно настоящих занятий моей матери и сестры. Теперь я гораздо лучше понимала природу Дининого беспрекословного подчинения маминым распоряжениям. Но все равно взирала на этот странноватый телефонный диалог в немом ужасе.