Нерон. Блеск накануне тьмы

Мне всегда был симпатичен Пизон, нравилось проводить время на его роскошной вилле в Байи, но я не слепой и прекрасно понимал, что он изнеженный и развращенный аристократ.

Пизон увлекался искусством, актерством и поэзией, но не мог посвятить себя этим увлечениям в полной мере. Он был посредственным во всех отношениях, исключительным его делала только родословная, но, как все посредственности, он компенсировал данный недостаток избытком личного обаяния.

– А наши друзья по литературному кружку? Слышал о них что-нибудь?

Пизон склонил голову набок и как будто задумался.

– Петроний на своей вилле, что возле Кум. Лукан [25] , скорее всего, сейчас вместе со своим отцом Мелой в поместье Сенеки.

Сенека… Старый философ, который на протяжении многих лет являлся сначала моим наставником, а потом и советником. Признаюсь, я скучал по нему, но наше расставание было непростым, и относился я к наставнику уже не так, как прежде. Он хотел, чтобы я следовал путем Августа и вел себя в соответствии с давно установленными строгими римскими канонами. Я же твердо решил, что не буду топтаться на чужих тропинках, а пойду своей дорогой и это будет дорога Нерона.

25

Марк Анней Лукан – римский поэт, крупнейший римский эпик после Вергилия.

Имелся еще племянник Сенеки Лукан, талантливый поэт и активный участник моего литературного кружка, который восхищался мной и сочинял в мою честь хвалебные гимны. И Галлион [26] , брат Сенеки, который время от времени оказывал мне услуги в качестве советника по вопросам Иудеи: несколько лет назад он был проконсулом в Греции и имел опыт конфликтов с тамошними иудейскими сектантами.

– Я предвидел, что Петроний, этот сластолюбец, не вернется в Рим, пока залы в императорском дворце не будут готовы к новым пиршествам, – усмехнулся я. – Ты знаешь, что мой дворец сгорел?

26

Юний Анней Галлион – старший брат Сенеки Младшего. Сын Луция Аннея Сенеки Старшего.

– Тот, новый, в нижней части которого мы устраивали наши посвященные поэзии собрания?

– Именно. – Признать это было горько, а представить такое вообще немыслимо.

– Придется тебе отстроить новый, такой, чтобы был грандиознее и по всему лучше прежнего, – сказал Пизон.

– В любых самых смелых своих фантазиях пока не могу такой вообразить. Да и времени на это у меня нет: надо проследить, чтобы были построены жилища для потерявших кров простых людей.

– О, эти простые люди! – Пизон небрежно махнул рукой. – Им ли к этому привыкать?

V

Всю ту ночь, после шести дней борьбы с огнем, мы пировали, праздновали свою победу, так что, когда в небе появилась бледная луна, даже не верилось, что пожар длился в промежутке от ее полной фазы до половины: мы все валились с ног от изнеможения и невероятного облегчения.

Но наступившее утро окрасило Рим багровым цветом, и мы поняли – это еще не конец битвы: огонь не умер, он просто взял передышку.

– Эта тварь в точности как все другие, – сказал Нимфидий. – Отлежался в норе, пригрел угли под золой и теперь снова разинул пасть.

– Сейчас он дальше, чем вчера, – прищурившись, я, несмотря на слабое зрение, попытался оценить увиденное.

– Он возле Капитолия, – сказал Нимфидий и, глянув на стоявшего неподалеку Тигеллина, повысил голос: – Это совсем рядом с твоими владениями.

Тигеллин засучил рукава и, решительно шагнув вперед, воскликнул:

– О боги!

– Пошлите своих людей на спасение табулария [27] , – скомандовал я. – Они должны туда добраться и спасти все, что только возможно. Хранящиеся там исторические ценности уникальны, их утрата будет невосполнимой. Постарайтесь спасти золотую триумфальную колесницу Августа.

27

Табуларий – государственный архив в древнем Риме, в котором хранились народные постановления и другие государственные акты.

Пожарные быстро выдвинулись в город, пока еще оставался свободный от огня проход.

Разгоревшийся заново огонь наскакивал на уцелевшие кварталы, с ревом проносился по открытым пространствам вокруг Форума, а потом словно раскинул руки в стороны – на юг и на север, давая понять, что отступил накануне по своей воле, а не благодаря нашим усилиям.

Позже я узнал, что он почти добрался до моей фамильной гробницы на севере, у Фламиниевой дороги, и до Сервилиевых садов на юге.

Огонь не утихал еще три дня, но и после никто не верил в то, что он сдох окончательно, и мы, прежде чем спуститься с Эсквилина, выждали еще два дня.

Из узких нор в залежах пепла поднимался горячий дым, так что оставались подозрения, что огонь просто уснул и в любой момент может снова пробудиться.

– Ничего не трогайте еще пару дней, – приказал вигилам Нимфидий. – Итого у нас будет четыре дня без возгораний, тогда и начнем действовать.

Тигеллин тем временем отправил своих людей на сдерживание гражданских, среди которых были как порядочные горожане, так и желающие помародерствовать. Без моего позволения никто не должен был войти в город.

– Когда пепелище остынет и передвигаться по городу станет безопасно, надо будет убрать тела, – сказал я. – Нельзя, чтобы на них натыкались возвращающиеся горожане.

– Мерзкая работенка, – проворчал Фений.

– Да, приятного мало, – признал я. – Но сделать это необходимо.

– Ну хоть вонять трупы не будут, да и, кроме обуглившихся костей, от них вряд ли что-то осталось.

– После такого там вообще мало что осталось.

Выждав отведенные два дня, мы смогли в этом убедиться.

Я бродил в высоких сапогах по кучам пепла. Дома исчезли, и улиц тоже больше не существовало. В воздухе густо пахло дымом, раскаленными камнями, углем и сгоревшей плотью. От центра города ничего не осталось – только груды камней, золы и пепла. Тут и там в воздух поднимались завитки дыма, невесомый пепел танцевал на ветру.

Иногда на моем пути попадалась массивная обуглившаяся балка, которая не сгорела дотла только благодаря своим размерам. Или перекрученные от жара, а то и превратившиеся в расплавленную лепешку металлические перила. Торчащие из-под слоев пепла камни, те, что смогли уцелеть, были черными и все покрыты трещинами.

Я стоял по колено в пепле, как будто снова очутился на Флегрейских полях [28] . Эту жуткую, инфернальную местность мне пришлось пересечь несколько лет назад, когда я решил посетить сивиллу в Кумах.

И кумская сивилла тогда предрекла: «Огонь станет твоей погибелью. Огонь поглотит твои мечты, а твои мечты – это ты сам».

Я с вызовом смотрел на то, что осталось от моего города.

Нет, огонь не смог сожрать мои мечты, он своими раскаленными докрасна языками придал им четкую форму: я восстановлю Рим, и мир ослепнет от его великолепия. Я шепотом произнесу его тайное имя, и он возродится.

28

Флегрейские поля – крупный вулканический район, расположенный к западу от Неаполя, на берегу залива Поццуоли.