Нерон

Молодой актер закусил губы, и, когда Домиция с величественным и благосклонным видом сделала несколько шагов в его сторону, он отступил назад, бросая на императора умоляющие и недовольные взгляды. Действительно, вид Домиций, которая с притворной робостью и вкрадчивой лаской просила Париса доставить ей удовольствие своим искусством, внушал артисту такое отвращение, что оно проступило на лице.

— Оставь его, милое дитя, — сказал Домициан жене. — Я вижу, бедному юноше нужен отдых.

Затем, обратившись к Парису, Домициан позволил ему удалиться.

Когда в спальню вошли слуги, которым предстояло проводить актера, цезарь еще раз обернулся к нему и, поглядывая на дверь комнаты, где скрывался центурион, пробормотал вполголоса:

— Остерегайся навлечь на себя гнев своего государя!

Парис вышел, почтительно поклонившись.

Домициан, сидя на постели, молча слушал болтовню.

Домиций, кивая головою, когда жена передавала ему городские новости или советовала развлечься игрой в шашки и стрельбой из лука. Наконец молодая женщина со смехом указала на храпевшего Антония.

— Не ущипнуть ли его за ухо? — спросила она, улыбаясь. — Или лучше капнуть ему на нос горячей смолой из светильника?

Но недовольный Домициан отвернулся и велел ей прекратить шалости.

Утренняя заря занималась уже над городом, и ее бледный серовато-желтый отблеск заиграл на мозаике мраморного пола в спальне императора. Тогда Домиция, прервав тягостное молчание, схватила руку императора, порывисто прижала ее к груди и, прошептав: «Прощай!» — поднялась с места.

Домициан испуганно поднял глаза.

— Что ты хочешь делать? — спросил муж.

Домиция, с трудом подавляя свой гнев, торопливо закутала обнаженные плечи черным покрывалом, склонила голову и прошептала притворно-печальным тоном:

— Если я наскучила моему супругу, то не хочу надоедать ему своим присутствием.

Печальное выражение в чертах все еще любимой женщины растрогало Домициана; он пробормотал несколько слов в извинение, но императрица меланхолически покачала головой, отвернулась в сторону и воскликнула:

— Боги, чем я заслужила его недоверие!

Император вздрогнул, но вместе с тем почувствовал облегчение. Домиция первая произнесла роковое слово. Нахмурив покрасневший лоб и стараясь не смотреть ей в глаза, Домициан прошептал:

— А разве у меня нет причины сомневаться в твоей искренности?

— Сомневаться во мне?! — воскликнула женщина.

Она подняла глаза к небу, как бы призывая его в свидетели своей невиновности, а потом перевела их на мужа. Этот взгляд обезоружил его.

— Да, — продолжал он уже несравненно мягче, — разве у меня нет причины не доверять?..

Домиция колебалась, не зная, следует ли ей заплакать, или засмеяться, чтобы произвести желанное действие на влюбленного. Наконец она решилась — для большего успеха — соединить одно с другим. С видом оскорбленного достоинства императрица выпрямилась, заломила руки и стояла несколько секунд, не говоря ни слова, точно душевное волнение отняло у нее голос.

— Я давно догадывалась об этом, — начала она едва слышно, как будто пересиливая себя, — я чувствовала в цирке, что мой супруг наблюдает за мною…

Здесь голос Домиций начал заметно дрожать.

— Однако я не говорила ничего, — продолжала она, — я не смела оправдываться, из опасения, чтобы мои слова не были перетолкованы в дурную сторону…

Истерические вздохи, прервавшие речь царицы, предвещали близкие слезы.

— Так вот благодарность за то, что я покинула своего мужа, Ламию, что из любви к императору я лишилась доброго имени, навлекла на себя вечный позор! Меня подозревают в преступной любви — и к кому же?.. О, я догадываюсь обо всем!.. В любви к плясуну на публичной арене! Клевета осмеливается соединять мое имя с именем презренного актера!

Домиция зашаталась и, закрыв руками лицо, судорожно рыдая, направилась к дверям.

— Актеры, особенно танцующие, обыкновенно нравятся женщинам, — сказал Домициан, не обращая внимания на слезы.

— Это неправда! — прервала императрица, все еще отворачиваясь от мужа.

— Вот как! — произнес тот сквозь зубы. — Но танцоры народ красивый. Этого ты, конечно, не станешь отрицать?

Домиция медленно повернулась и подошла к цезарю. Ее лицо было озарено улыбкой, хотя в душе клокотала буря ненависти.

— Что значит красота в сравнении с могуществом? — прошептала женщина.

С этими словами она погладила рукою обнаженный лоб императора.

— Ты права, потому что сильный может стереть эту красоту с лица земли! — прошептал он чуть слышно.

Испуг промелькнул в глазах Домиций, но она овладела собою.

— Красота! Красота! — презрительно прошептала императрица.

Она быстро наклонилась и будто в порыве глубокого чувства горячо поцеловала голову мужа — в самую плешь. Домициан понял, что ласка жены была насмешкой, но ничего не сказал.

— Ну что тебе за охота вечно толковать об этом несчастном плясуне? — залепетала она. — Не смей больше произносить его имени! Парисом можно любоваться на сцене; его позы, прыжки искусны: он талантливый танцор. Но разве можно полюбить плясуна?

Присев на край постели, Домиция ласкала мужа. Положив голову к ней на грудь, император позволил красавице проводить крошечной ручкой по своим морщинистым щекам. Едва только Домициан с шутливой серьезностью начинал говорить о своих немолодых летах, как императрица зажимала ему поцелуями рот, говоря, что он стыдит ее, как будто она какая-нибудь греческая цветочница или плясунья.

Наконец император задремал на груди Домиций. Тогда ее губы полураскрылись, как будто она изнемогала от страдания, и на прекрасных глазах, устремленных в окно, показались слезы.

Антоний, притворяясь спящим, исподтишка внимательно следил за каждым движением Домиций.

Неожиданно император очнулся. Повернув голову к свету, он сказал небрежно-высокомерным тоном:

— Однако ты прекрасно сыграла свою роль!

— Какую роль? — тревожно переспросила Домиция.

— Неужели ты думаешь, что я поверю женскому лукавству?