Нержавеющий клинок

Так дальше продолжаться не может, решил Наполеон и утром двадцатого сентября позвал графа Лористона, бывшего посла в Петербурге.

— Граф, — без всякого вступления начал император, — вам надобно поехать в главную квартиру Кутузова и договориться с этой старой лисой о подписании мирного соглашения. Письмо ему сейчас напишу.

— Наконец-то Кутузов запросил мира, — облегченно вздохнул Лористон.

Лицо императора насупилось, он гневно набросился на Лористона:

— Я переоценил ваши способности, генерал. Не Кутузову, а мне нужен мир! Полагаю, вам ведомо, что запасы провизии истощаются, а эти московские варвары все попрятали. Фуража подвезти нет никакой возможности: партизаны уничтожают моих фуражиров. А впереди русская зима. Здесь не Африка, генерал. Мир, во что бы то ни стало мир! Вот цель вашей миссии к Кутузову!

Лористон мысленно ругал себя за то, что черт дернул его за язык, и теперь, в знак согласия с высказываниями императора, молча кивал головою.

Наполеон присел к столу, взял перо и чистый лист бумаги, начал писать. Лористон сидел напротив и, бросая взгляд на стол, читал из-под пера императора:

«Посылаю к Вам одного из многих генерал-адъютантов для переговоров с Вами о многих важных предметах. Прошу Вашу светлость верить словам его…

Наполеон, Москва, 20 сентября 1812 г.».

…Русская армия стояла лагерем у деревни Тарутино за рекой Нарой, выполняя приказ Кутузова: «Приготовиться к делу, пересмотреть оружие, помнить, что вся Европа и любезное Отечество на нас взирают…»

…К главной квартире русской армии Лористон добрался сравнительно быстро. Он надеялся, что фельдмаршал примет его незамедлительно. Но вот уже двое суток посланник живет в расположении русской армии, а главнокомандующий не находит времени принять его. От Лористона ничего не скрывали, он мог свободно передвигаться, где ему вздумается. И странное дело: везде он встречал молодцеватых на вид солдат, вечерами слышал у костров их веселые песни. А ведь он надеялся увидеть русскую армию усталой и деморализованной… Иногда он думал, что все это нарочно подстроено Кутузовым, не зря же император назвал его старой лисой. Разумеется, генерал тогда не мог предположить, что пройдет немного времени и он станет пленником этой «деморализованной» армии.

Наконец Лористона провели в дом фельдмаршала. Холеный и надменный генерал заискивающе поклонился Кутузову. Фельдмаршал холодно ответил кивком головы, усадил гостя за стол и велел оставить их вдвоем. Последним уходил Беннигсен, его лицо выражало обиду: ему, начальнику главного штаба, приближенному к императору, фельдмаршал не оказывает доверия. У порога Беннигсен немного задержался в надежде, что фельдмаршал предложит ему остаться, но Кутузов такого намерения не имел. Когда за Беннигсеном закрылась дверь, Кутузов сел к столу против Лористона и безразличным голосом спросил:

— С чем пожаловали, господин генерал?

Лористон торопливо извлек из сумки два письма и положил их на стол перед фельдмаршалом. Одно письмо предназначалось императору, другое — Кутузову. Главнокомандующий никакого интереса к письмам не проявил, отодвинул их и снова спросил:

— Так чего хочет ваш император?

— Закончить войну и заключить мир.

— Помилуй бог, война только началась, ваш император на это не пойдет, — не то всерьез, не то в шутку сказал Кутузов.

— Я ведь специально по этому делу послан к вам моим императором.

Кутузов поднялся от стола, молча сделал несколько шагов по комнате, а затем устало опустился на скамейку и, глядя в глаза Лористону, продолжил:

— Мне, господин генерал, никто не поручал заключать подобные договора, у меня совершенно иные обязанности. О вашем предложении я доложу императору.

— Ваша светлость, я полагаю, что, пока придет ответ, мы можем заключить перемирие, — предложил Лористон и, уверенный, что Кутузов согласится, извлек из сумки заранее приготовленное соглашение.

— Останавливать военные действия, генерал, я полномочия не имею, — охладил посланника Кутузов.

Убедившись, что Кутузов к предложению Наполеона интереса не проявляет, Лористон перешел к другому, как он сказал, важному вопросу:

— Его величество император Наполеон поручил мне обратить ваше внимание на варварский образ войны с вашей стороны.

— Я вас, генерал, не понимаю. О чем вы говорите? Всякая война по сути своей есть варварство.

— Да, но существуют определенные правила ее ведения, а ваши партизаны никаких правил не соблюдают, да и крестьяне тоже. Они нападают на наших фуражиров и убивают их. Все дороги перерезали, и нам нет никакой возможности организовать подвоз провианта…

— Не в моих силах, господин генерал, уменьшить гнев моего народа. Крестьянам тоже дорого их отечество, и, полагаю, они никогда не смирятся с чужеземным нашествием…

Не получив удовлетворения и в этом вопросе, Лористон внес предложение:

— Для ускорения доставки письма вашему императору в Петербург ваш гонец может проехать через Москву, мы обеспечим ему этот проезд.

— Благодарю вас, генерал. Посылать письмо императору через город, занятый неприятелем, совершенно негоже.

Лористон поднялся, чтобы попрощаться, услышал назидательное:

— Bonaparte pourrait me dcfaire, mais jamais me troper! [1]

…Из глубины России к Тарутину непрерывным потоком тянулись резервы. Леса в окрестностях Москвы кишели партизанами. «По приказу его светлости, — гласил приказ из штаба Кутузова генералу Денисову, — назначается вашему сиятельству отряд легких войск, с коими вместе Вы отправитесь на новую Калужскую дорогу, откуда, делая нападение на Можайскую и, если возможно, на Рязанскую дорогу, стараясь причинить всякого рода вред неприятелю, наиболее иметь в виду сожжение артиллерийских парков…»

1

Разбить меня Бонапартий может, но обмануть — никогда! (франц.)

Покидая Москву, Наполеон устремился на Смоленскую дорогу и вновь оказался у Бородина, у огромного кладбища без могил. Менее двух месяцев назад он здесь оставил тысячи своих солдат. Во имя чего полегли они? Спрашивали и не находили ответа на свой вопрос французские солдаты, продолжая усеивать своими трупами бесславный путь бегства.

На дорогах валялись раненые и больные, зарядные ящики, орудия и повозки. Дохлые лошади довершали жуткую картину. «Стаи воронов подымались над нами, — вспоминал французский офицер Лабом, — со зловещим криком, собаки следовали за нами из самой Москвы, питаясь нашими кровавыми останками. То, что не поедают хищники, псы, покрывает зима».

Прошло шесть месяцев с тех пор, как Наполеон форсировал Неман. Теперь он с жалкими остатками своей армии покидал болотистые берега Березины. Вступив на территорию Польши, он решил бросить армию и уехать в Париж.

Когда-то Наполеон мечтал о власти над всем миром и не раз повторял, что «от великого до смешного — один шаг». Он страшно боялся этого шага и все-таки сделал его.

Прежде чем покинуть Варшаву, император спросил своего посла аббата Прадта:

— Как вы думаете, меня здесь не узнали?