Несбывшаяся весна

– Тогда вам придется ходить с порезанным лицом, – серьезно сказал Поляков.

Проводник удивился и лишь через минуту улыбнулся:

– А, так вы шутите, товарищ майор… Никогда не слышал, как вы шутите или смеетесь!

– Да какие уж тут шутки? – усмехнулся Поляков. – Я и в самом деле ни разу в жизни не видел человека, награжденного немецким Железным крестом, а уж чтобы болтать с ним запросто…

Сообщение о том, что документы агента Проводника представлены на рассмотрение в наградной отдел «штаба Вали» и он может быть удостоен за успешную работу Железного креста, пришло из Варшавы вчера. Поводом для такой щедрости «штаба Вали» послужило то, что Проводнику «удалось» установить место на территории Энской области, где должна была формироваться крупная воинская часть, которой предстояло вскоре отправиться под Москву. Данные сведения и некоторые другие, передаваемые с начала года (о направлении движения воинских эшелонов, о строительстве аэродромов дальнего действия и тому подобные), позволяли сделать вывод: русские готовятся к мощному удару на Западном фронте. Следуя этим сообщениям, фашистское командование вынуждено было держать большие силы на Западном фронте, в то время, как наступление готовилось на Южном направлении. Именно туда шли эшелоны с танками, артиллерией, боеприпасами.

В мае Проводник сообщил, что, по его наблюдениям, в пятнадцати километрах к северо-востоку от Энска, на левом берегу Волги, построен новый военный аэродром. Прежде чем он отстучал свою радиограмму, в удобном месте была подобрана подходящая для аэродрома площадка, построены легкие маскировочные сооружения. Через некоторое время служба противовоздушной обороны сообщила, что разведывательные самолеты немцев аккуратно появляются над мнимым военным аэродромом, видимо, производя фотосъемку. Итак, сведения Проводника проверялись и уточнялись. А вскоре они были сочтены достойными доверия. Через несколько месяцев, в июне, прошла серия налетов фашистской авиации, и не один десяток тонн смертоносного металла был сброшен на пустое поле, застроенное деревянными домиками и там и сям затянутое маскировочной сеткой: ведь на пилотных картах под координатами, которые указал Проводник, было четко обозначено – «Milit?rflugplatz», «военный аэродром».

Теперь Поляков работал по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки. Подготовка информации для Проводника отнимала уйму времени, требовала внимания, сосредоточенности, четкости. Разумеется, он готовил ее не один: целый отдел Генштаба работал на удовлетворение непомерных и постоянно растущих аппетитов Варшавского разведцентра! Центральный аппарат госбезопасности по заданию Генштаба координировал работу таких же «проводников» во многих других районах страны. Так, получая сведения от своих агентов, фашистское командование составляло для себя стратегическую картину перемещения и сосредоточения советских войск. Ложную картину…

Энск привлекал к себе все большее внимание фашистов. Провинциальный, тихий городишко в войну сильно изменился. Увеличилось его население, количество транспорта на улицах выросло в сотни раз. Непрерывно здесь двигались колонны автомобилей, автобусов, мотоциклов. По Окскому мосту они шли непрерывной вереницей. И стратегические объекты возникали тут и там. Настоящие – и те, которые возводились только для сообщений Проводника.

При составлении этих сообщений учитывалось многое. Информация должна была быть интересной, значительной для врага, ведь только при таком условии агент мог получить новое задание, а значит – снова и снова дезинформировать противника, вводить его в заблуждение относительно планов советского командования – и нарушать планы его немецкого командования.

Ну что ж, это удавалось. Проводник беспрестанно получал очередные задания. Он был исполнителен: аккуратно и точно посылал в эфир радиограммы.

Теперь все трое – Храмов, Поляков и Проводник, – непосредственно связанные с двойной радиоигрой, почти не вспоминали, какие волнения доставил им первый сеанс связи, прошедший в декабре 41-го…

Сеанс был назначен на шесть утра в ближайшую пятницу. Именно эти дни недели – вторник и пятница – определили Проводнику для выхода в эфир еще в школе.

В тот день было ужасно холодно. Неопределенная ростепель исчезла, наступили по-настоящему злые морозы. В народе их называли антифашистскими.

Рацию решили развернуть в бане-развалюхе заброшенного лесничества. Пока ехали, Поляков исподтишка разглядывал Проводника – снова и снова. Думал о том, какие надежды связаны с этим человеком у командования.

Проводник сидел, крепко сцепив пальцы рук и опустив голову. Иногда он растирал пальцы, чтобы не мерзли, но делал это, чувствовалось, машинально, не переставая думать свою думу. О чем она была?

Поляков смотрел на его короткие, жесткие полуседые волосы. Седины за то не столь уж долгое время, которое Проводник провел в НКВД, прибавилось.

Между тем его не били, не пытали. Он был нужен. Очень нужен!

Какой была бы у него судьба, если бы не его уникальный радиопочерк, который делает его незаменимым? Вот о чем часто размышлял Поляков. Ответ был прост: да к стенке поставили бы – по закону военного времени. И гнал бы дезу кто-то другой… В этом смысле Проводнику повезло. Но что будет, если там, в Варшаве, его заподозрят в двойной игре? Опасаться придется не тех, кто его заслал в Россию, а теперешних «товарищей по работе». Того же веселого и разговорчивого Храмова. Того же неулыбчивого, угрюмого, молчаливого Полякова…

А впрочем, провал Проводника будет серьезным испытанием и в их судьбах, в их служебной карьере. Они теперь все в одной лодке.

«Храмов потому так старается, – размышлял иногда Поляков, – что служит и за страх, и за совесть. Он ведь не только на победу работает, но и за свою шкуру трясется. А также «за шкуру» своей семьи, которой, конечно, солоно придется, если его репрессируют за провал операции «Проводник».

Ну ладно, с Храмовым все ясно. А чего ради старается сам Поляков?

За свою жизнь он перестал бояться в ту минуту, когда понял: он больше не работает против России. Советской, красной, опоганенной – все равно какой! – России он не желал больше зла. Между ними наступило перемирие – пусть временное, однако наступило. Пока Поляков работал на победу… он уверял себя, что пока .

Слишком многое происходило в жизни, что требовало серьезных размышлений. Иногда от этих размышлений не хотелось жить. Ведь он не видел для себя будущего. Война обесценила всю его жизнь. Всю его борьбу. Все те жертвы, которые он принес! Теперь люди, которые были его личными врагами, волей-неволей стали для него не просто временными союзниками, но товарищами по оружию.

Смириться с этим было невозможно. А ведь приходилось…

Однажды Полякову приснился кошмар: ненавистный Верин – Бориска Мурзик – освобожден из лагеря и отправлен на фронт. Сам Поляков тоже оказался на фронте, вдобавок в той же части, в которую попал Верин. Они вместе должны были защищать не больше и не меньше, как Спасские ворота Московского Кремля… Почему именно им, кровным врагам, выпала такая честь – на этот вопрос сон не давал ответа. Однако Поляков с той непоколебимой уверенностью, которая даруется нам только в сновидениях, знал, что, если враг прорвется через их заслон, Россия погибнет.

Это был страшный, невыносимый по жестокости сон. «Шмайссер» – у Полякова был почему-то немецкий «шмайссер» – уничтожал бессчетное количество фашистов. Все заснеженное пространство – почему-то не Красная площадь простиралась перед Спасскими воротами, а какое-то бескрайнее поле – было усеяно трупами. Враги лезли и лезли, а Поляков и Верин, прижавшись друг к другу плечами, строчили и строчили из своих «шмайссеров». К счастью, в их магазинах не кончались патроны. Так бывает только во сне.

Поляков проснулся неожиданно, так и не узнав, чем окончилась схватка, но у него были мокрые щеки, когда он вдруг открыл глаза и уставился в ночь, пытаясь понять, где он и что с ним. Такие провалы, такие выпадения из реальности бывали с ним часто. И очень часто он просыпался с глухими, мучительными рыданиями… Пожалуй, именно поэтому он никогда не оставался на ночь у женщин и никого из них никогда не приводил на ночь к себе. Слишком многое можно было узнать о нем, когда он спал.