Несбывшиеся надежды
Шрифт:
— Секрет мой прост. Разумеется, никакой заботы о медработниках нет, — откровенно признался он. — Но, как известно: спасение утопающих — дело рук их самих. Поэтому, — он посмотрел смеющимися глазами на новых приятелей, — нужно заставить поделиться благами тех, кто их незаслуженно имеет.
— И ты знаешь, как это сделать? — невольно вырвалось у Артёма. — Шантажировать их, что ли?
— Можно действовать тоньше и не нарушая закона, — самодовольно объяснил доцент. — Изучая историю болезни, я первым делом смотрю, кто такой пациент. И если торгаш или какая-нибудь «шишка» — он у меня уже не увернется!
— Неужели ты так прямо с них... это... требуешь, —
— Да за кого ты меня принимаешь? — искренне обиделся Олег. — Что я, по-твоему, взяточник? Мой метод — в воздействии на их совесть, которая обостряется во время болезни. А в этом, дорогой мой, ничего противозаконного нет.
И видя, что Артём с сомнением покачал головой, пояснил:
— Во время обследований я, не стесняясь, сетую на трудности жизни, и они сами тотчас предлагают мне все, что только могут. Сечешь?
— Но разве это не взятка? — с укоризной бросил Артём.
— Ни в коем случае! — решительно возразил Коршунов. — Конечно, кое-кто, не поняв, предлагает деньги и всякие подарки, но я с возмущением это отвергаю! Другое дело — когда помогают приобрести необходимое для жизни.
— Тогда понятно, — кивнул Артём, не скрывая, однако, что ему это не нравится. — Значит, ты потом обращаешься к ним — после операции?
Олег посмотрел на него, как на маленького.
— Вот еще! Эти люди умны и догадливы. Они еще при обследовании дают команду, кому надо «отоварить доктора». После выздоровления с них уже мало что получишь.
«Это ужасно, когда такие талантливые люди, как Коршунов, ради получения житейских благ вынуждены идти на компромисс со своей совестью, унижаться перед проходимцами всех мастей, — слушая его, думал Артём. — Наверное, он и сам это чувствует, но не хочет признаться».
Получив крупную премию за летные испытания, Наумов смог, наконец, рассчитаться со всеми долгами. Казалось, теперь они с Варей вздохнут свободней, но не тут-то было. Недаром говорят, что природа любит равновесие. И если выиграешь в одном — непременно потеряешь в другом. Так и произошло. В какой-то анкете Варя указала зарплату мужа, он попал в категорию высокооплачиваемых, и ее лишили стипендии, хотя была она в числе лучших по успеваемости среди студентов своего курса.
Разумеется, это их огорчило, однако, намного меньшее того, когда от врачей Варя узнала, что у нее серьезные осложнения по женской части, и она вряд ли сможет родить. Они долго не хотели этому верить. Варя дополнительно консультировалась и лечилась, но когда отец Юры Гордона, известнейший профессор-гинеколог, тоже дал отрицательное заключение, смирилась. Варя впала в депрессию. Она сразу как-то погасла, замкнулась и однажды сказала:
— Боюсь, Тёмочка, что ничего хорошего нас с тобой не ждет. У тебя со мной нет перспективы. Какая же это семья без ребенка? — она подняла на него глаза. Свои чудесные серые глаза, полные слез. — Ты потерпишь, потерпишь, а потом меня бросишь.
— Так это еще когда произойдет? — зная ее состояние, попробовал перевести разговор в шутку Артём. — Вот надоедим друг другу, тогда и разбежимся. Или я уже тебе надоел?
Но Варя была не в состоянии воспринимать юмор.
— Не понимаю, когда и от чего у меня произошло осложнение, — жалобно произнесла она. — Может, от того, что усиленно занималась спортом? Говорят ведь, что после некоторых видов спорта женщины не могут рожать..
— Не мучай себя понапрасну, — серьезно посоветовал ей Артём. — Нам ребенка сейчас
заводить нельзя. Забот и так выше горла. А лечиться продолжай, — добавил он, чтобы ее подбодрить. — Медицина не стоит на месте. Там будет видно.Если у будущего врача-гинеколога Вари — по принципу «сапожник всегда без сапог» — с деторождением было не все в порядке, то у племянницы Артёма, Вики — это получилось как нельзя лучше. Без каких-либо проблем она сделала папашей своего любимого Гришу, родив ему отличного мальчугана. Жили они в прекрасном кооперативном доме, но квартира состояла всего из одной комнаты и, с появлением ребенка, ее потребовалось поменять на большую.
Несмотря на высокое положение Бандурского, сделать это было непросто. Для того, чтобы купить кооперативную, нужно было много денег, а получить взамен государственную — запрещал закон. Муж Лёли был членом бюро горкома партии и прославился своей принципиальностью. Поэтому, несмотря на все ее настояния, упорно отказывался употребить для этого свое влияние.
— Не знаю, что и делать. Ни уговоры, ни скандалы не помогают, — жаловалась Лёля брату. — Представляешь, Тёма? Для решения квартирного вопроса Викочки достаточно одного его звонка, а он отказывается. Уж слишком щепетилен!
— Он прав. Нельзя, борясь за законность, делать исключение даже для дочери, — поддержал ее мужа Артём. — Его просьбу выполнят, но потом тайные враги это «лыко» поставят ему в строку. В верхах постоянно идет подковерная борьба.
— Будто я этого не знаю. Я же не враг своему мужу, и самой себе, — обиженно поджала губы Лёля. — Мы придумали ход, который позволит ему сохранить свою репутацию.
— И что же вы изобрели? — с интересом взглянул на нее Артём.
— Викочка сдаст свою квартиру в кооператив, а деньги пожертвует детскому дому, — объяснила сестра. — Ведь ее жилищные условия, и правда, требуют улучшения. А красивый жест снимет обвинение в корысти!
Такая комбинация выглядела безупречно. Бандурский вынужден был с этим согласиться, и вскоре Викочка с мужем и маленьким сыном, которого назвали Вадиком, получили новую просторную квартиру в ведомственном доме Академии наук. Но тут же возникла еще одна трудноразрешимая проблема: куда девать собачку Чапу, которую они завели с Гришей сразу после женитьбы.
Чапа была породистым щенком жесткошерстного фокстерьера. В ее родословной числились сплошные чемпионы, и досталась она Вике за приличные деньги по большому знакомству. Однако эта порода норных охотничьих собак отличалась повышенной злобностью и держать ее рядом с несмышленым ребенком побоялись.
Об этом Викочка пожаловалась Варе по телефону. Она раньше Лёли установила с ней добрые отношения и, хотя Варя еще была студенткой, часто советовалась.
— У меня аж сердце болит, как подумаю, что надо расстаться с Чапой, — призналась Вика. — Нам дают за нее большие деньги, ее отец — знаменитый чемпион Горн! Но я не хочу никому ее продавать, а взять на время, пока не подрастет Вадик, никто не соглашается.
— А мы, между прочим, уже почти решили завести собачку. Поэтому можем, чтобы приобрести опыт, взять Чапу к себе, — сказала Варя. — Если она к нам привыкнет, и вы не возьмете обратно, мы охотно ее купим.
— Ладно, тогда сделаем вам большую скидку, — не скрывая радости, пошутила Вика. — Хотя о продаже и думать даже тошно, так я к ней привыкла, — уже серьезно добавила она. — Вы очень нас выручите, но должна предупредить: она принадлежит к элите и находится под контролем кинологов.
— Что значит: «элита» и «под контролем»? — не поняла Варя.