Несчастный скиталец

Пропылив верст двадцать по столбовой дороге, повстречали мы пешаго путника. Оный путник брел уныло нам навстречу. Нечто в нем остановило мое внимание. Присмотрелся я и воскликнул:

– Попалась, злодейка!

Миловзор вопросил:

– Неужто в прохожем мущине узнали вы оговорившую вас преступницу?

– О, нет, – возразил я, – но кафтан узнаю воочию.

И точно – на путнике было мое платье. О, горе! В каком виде оное мне явилось! Все в пыли, нечищено, без единой пуговки, жилет покрыт соломою…

Экипаж наш остановился, и мы все разом, включая Эмилию и Милушку, выскочили и окружили пешехода.

– Ну-с, госпожа, – рек я, – извольте принять естественный вид. Нас вы не обманете!

Пешеход в большом страхе оглядел нас – казалось, дар слова отнялся у него за какие-либо грехи.

– Бросьте, коварная, ваши уловки, – продолжил я. – Внешность вы переменили, но я узнал вас по платью.

– Вам надобно мое платье? – вопросил прохожий в изумлении. – Впрочем, берите. Денег у меня нет. Но к чему вам сии обноски?

– Обноски! Сии обноски некогда пошил лутший в столице портной! – возопил я.

Пешеход же на это грустно покачал главою и так возразил:

– Поглядите на меня, господа! Я и сам теперь – сугубыя обноски. А ведь некогда был человек. Женщины любили меня за красоту, друзья ценили мой ум и находили его весьма изощренным.

– Будет вам врать, – перебил я его, но Миловзор остановил мои речи и вопросил:

– Откуда на вас сей кафтан?

– Некая женщина подарила мне его, – отвещал печальный путник.

– Вот случай безпримерной злокозненности! – высказал Миловзор и со смехом присовокупил: – Опять-таки она нас провела!

– Что злокозненного в том? – воскликнул удивленный путник. – Зря мизерность моего наряда, она предоставила мне сей, якобы ея покойного мужа. Напротив, я полагаю это за добросердечие.

– Какой вид имела добросердечная особа?

– Весьма почтенный, – ответствовал пешеход.

Из сего выяснили мы, что Феанира, раздобыв где-то дамское платье, переменила наружность, а мой камизол и протчая вручила нещастному оборванцу, желая этим сбить погоню со следа, буде таковая за нею имеется. Эмилия попыталась разузнать, как новый наряд ея выглядел, но путник на сей щет ничего дельнаго не произнес. Миловзор же выпытал, что подарено платье было несколько ден тому. Сколько в точности – и про то путник затруднялся сказать. С тем мы его и оставили.

Дорога повлекла нас далее, по местам весьма живописным. Повсюду встречались премилыя рощицы и лужки, в родниках плескала свежайшая вода, утоляя нашу жажду. Ближе к вечеру решились мы заночевать в одной из рощиц. Скудный наш ужин составила дикая утка с печеною камнерепой, диким остряком, а тако же бутылка вина, сыр и конфекты из моей бонбоньерки. Невзирая на усталость нашу, чувствовали мы скорое разрешение нашей экспедиции. Хотя к чему бы сии радостныя мысли? Где теперь Феанира, в каком обличии – про то мы не знали.

Я уже предвкушал сон и был настроен весьма даже благодушно. Эмилия и Миловзор любезничали. Слуга мой склочный и кучер играли в «носы» и бранились шопотом; колдун, бормоча заклинания, тщился прирастить себе обрубленную бороду. А над поляною, приютившей нас, свистали ночныя птицы и нарочитыя певчия летучия мыши – в этих краях их изрядно. Все вокруг оставалось благостно, словно бы в некоей идиллии. Как вдруг моя Милушка, истошно лая, бросилась к зарослям. Престрашно рыча, кидалась оная на куст орешника, каковой сам по себе зашевелился.

– Не медля отвещайте, кто в кусту? – адресовался во тьму Миловзор, обнажая клинок. На то в ответ послышался женский голос:

– Ах, не делайте мне ничего дурного!

За сим из орешника вышла пред нас молодая дама. Ея милая наружность тем была еще интереснее, что весь наряд оной составляла лишь юбка, сплетенная кое-как из травы и веточек.

– Потому я таилась в сих зарослях, – рекла она, – что естественная стыдливость затрудняла меня подойти к вашему лагерю.

– Отчего же ваша стыдливость не затрудняет вас гулять по лесу в столь дивном наряде? – вопросил я, гораздо изумляясь.

– Ах! – вновь молвила незнакомка. – Мое плачевное положение вызвано моей же неосмотрительностью. Зовусь я маркизой де Мюзет, в сих краях я проездом, и вот каковая незадача меня постигла!

И маркиза поведала следующее.

На большом тракте, чуть в стороне от рощицы, повстречался ей пригожий странник, весьма юный и притом – изысканный. В учтивых выражениях оный попросил взять его компаньоном в экипаж, и маркиза, тронутая приличными манерами, а паче – пригожей наружностью юноши, охотно взяла его в свою карету. Дорогою сей недоросль времени отнюдь не терял. Прежде всего сказался он о своих вздорных обстоятельствах, каковые ввергли его во временную нищету. И точно – на его богатом камизоле недоставало жемчужных пуговиц, да и брел он пешком, не имея средств на наем дилижанса. Несчастия мущин весьма часто огорчают иных женщин и даже будят в оных жалость, сострадание и некоторое материнское чувство. Словом, маркиза вознамерилась взять под опеку сего птенца-слетка. А тому только того и надобно! Почти тут же признался он сердобольной красавице, что воспылал к ней страстью с перваго взгляда. В чем угодно могла сомневаться маркиза де Мюзет, кроме как в силе своих чар, – сия болезнь свойственна многим!

Строгостью нравов маркиза наша отнюдь не отличалась, посему пылких домогательств не отвергла, а даже напротив, приняла их весьма охотно. Скоропостижные любовники решили времени не теряя уединиться на час-другой в рощице, оставив на обочине слуг, кучера и карету. Но в ту самую минуту, когда маркиза под любовные трели летучих мышей разоблачилась совершенно, коварный соблазнитель ея схитил всю одежду нещастной и с тем удалился. Изумленная неожиданным поворотом событий, обманутая маркиза не знала, что и делать. Поразмыслив – а это бывает и с красивыми дамами – ограбленная кинулась к своей карете прикрывая прелести листами лопухов. Увы! От кареты и след простыл.

– Осталось непостижным моему уму, – закончила де Мюзет, – ради каких причин мои слуги решились бросить меня? Неужли похититель одежды подкупил их?

– А как представился вам сей ловкач? – вопросил Миловзор, слушая внимательно.

Маркиза потупила очи и залилась краскою.

– Назывался он Дивновидом, – рекла она.

– Сомнений не может быть, то была Феанира! – провозгласил аль-Масуил то, что и без него все уж поняли. – Прикинулась она юношей, а завладев нарядом вашим, украла еще и вашу наружность. Потому-то слуги и согласились уехать. Чары преобразили ея в вас, а лакеи не почувствовали разницы.

– Однако мы неучтивы, – подметил Миловзор. – Наша обязанность – помочь еще одной жертве злодейки.

С ним все согласились. Эмилия поделилась с маркизою кое-какой одеждою; такоже были предложены ей и остатки нашей трапезы. На последния маркиза набросилась с жадностью, ибо ничем отнюдь не питалась три последних дни, кроме лесных ягод. За этим и мы разсказали ей, как пострадали от зловредной воровки. Говорили весьма горячась, паки и паки друг дружку перебивая. де Мюзет только дивилась на таковую повесть, хотя ея разсказ, право, чуднее.