Несколько дней
Шрифт:
— Забери отсюда детей, — скомандовал он Юдит, — и беги за Сойхером. Кажется, его сегодня видели в нашей деревне.
Широкая спина Моше, заслонив собой дверной проем, скрывала происходящее в хлеву, но новая лужа крови быстро растекалась у его ног.
В углу новорожденная телочка уже пыталась встать на ноги. На вид она была довольно крепенькой, а когда поднялась, стали видны ее высокие тонкие ноги, широкая сильная грудь и морда молодого бычка.
— Тьфу, кибинимат! [76] — выругался Рабинович. — Мать подохла, теленок мертвый, а теперь еще этот тумтум. [77]
76
Кибинимат —
77
Тумтум — гермафродит (разг., арабск.).
Примерно через четверть часа пришла Юдит, и с ней Глоберман.
— Ты успел вовремя зарезать? [78] — осведомился Сойхер.
— Успел, не беспокойся.
Внимание Глобермана было привлечено мертворожденным теленком и его странной сестрицей.
— Горе не приходит одно, а, Рабинович?
Моше сдержанно промолчал.
— Посмотри на эту мейдале, на кого она похожа! — не унимался Глоберман. — Так всегда бывает с а-цвилинг, [79] когда рождаются а-кальбале ун а-бикале. [80] Кровь брата сделала из нее наполовину парня. Она не будет рожать и не станет давать молока. Я возьму ее тоже.
78
Ты успел вовремя зарезать? — По законам кашрута нельзя употреблять в пищу мясо животных, умерших своей смертью.
79
А-цвилинг — двойня (идиш).
80
А-кальбале ун а-бикале — телочка и бычок (идиш).
— Ее ты не возьмешь, — вдруг произнесла Юдит.
— Простите, госпожа Юдит, но сейчас я разговариваю с хозяином. — Глоберман приподнял с головы грязный картуз. — Эта телочка — наполовину бычок. Если отдашь ее мне, Рабинович, мы договоримся и насчет мамаши. Я знаю одного араба, который хорошо заплатит за пейгер. [81]
Телочка тем временем делала свои первые шаги. Мокрая и дрожащая, она спотыкалась и тыкалась мордой в поисках соска. Новорожденная подошла к Юдит, и та принялась вытирать ее мешковиной от слизи и крови.
81
Пейгер — падаль, от иврит, «пегер» (разг., идиш).
— Рабинович! — сказала вдруг работница. — Я до сих пор ни о чем и никогда не просила тебя. Не отдавай ему эту телку.
— Ой, эта самая прекрасная в мире музыка — голос умоляющей женщины! — воскликнул Глоберман.
— Оставь ее, я буду за ней ухаживать, — повторила Юдит свою просьбу.
— Это не «она», а «он», — вновь поправил ее Сойхер, — я возьму его сейчас же, тем более что он уже сам ходит.
— Нет! — воскликнула Юдит голосом громким, высоким и незнакомым.
Моше перевел глаза с нее на Сойхера, потом на телку, а затем уставился в раздумье на собственные caпоги.
— Вот что, Глоберман, — произнес он наконец, — ты же сам говорил, что это бычок, вот я и продам его, как продают бычка, — откормлю, чтоб прибавил в весе, а через полгода приходи.
Сойхер добыл из кармана пиджака свою записную книжку и вытянул из-за уха химический карандаш.
— Так как вы ее назовете? — спросил он.
— Мы назовем ее «Жаркое», — вставил Одед.
— Заткнись, болван, — окрикнула его Наоми.
— Мы никак ее не назовем, — сказал Моше. — Имена дают только дойным.
Во дворе ссорились вороны, выдирая друг у друга из
клювов куски плаценты.— Без имени я не смогу записать ее у себя в книжке.
— Мы назовем ее Рахель, — объявила Юдит.
— Рахель? — удивился Моше.
— Рахель, — повторила она.
Когда мать впервые рассказала мне эту историю о себе и о корове Рахель, я вдруг подумал, что так звали мою наполовину сестру, которую увезли в Америку. Когда же я высказал это предположение вслух, мама помрачнела и сурово сказала: «Что за глупости приходят тебе в голову, Зейде!»
— Так как же ее звали? — в который раз спросил я. — Может, наконец скажешь мне?
— А нафка мина, — ответила мать.
Ребенком я был уверен, что это на идиш, и лишь спустя годы узнал, что это фраза по-арамейски.
Глава 22
— И конце концов, госпожа Юдит, вы будете моей.
— Не буду, даже если ты останешься последним мужчиной на земле.
— Госпожа Юдит, вам нужен мужчина с сердцем и при деньгах. А такой я один во всей округе…
Ухаживания Сойхера становились все назойливей, а реплики, которые он отпускал, были все более нахальными. В общем, Глоберман пустил в ход все свое знание человеческой и коровьей натуры.
«Небольшие безделушки для госпожи Юдит» он дарил теперь обязательно в присутствии Рабиновича, а затем наблюдал за реакцией их обоих. Однажды Сойхер явился и увидев, что Юдит нет дома, обратился к Моше со следующими словами:
— Реб ид! [82] Я тут принес кое-какую мелочь для госпожи Юдит, так ты уж передай ей, да не забудь сказать, от кого.
82
Реб ид — почтительное обращение к еврею (идиш).
В другой раз он вконец обнаглел — доверительно нагнулся над Моше, который был ниже его на голову, и шутливо спросил:
— Реб ид! Как ты еще не сошел с ума, живя рядом с этой женщиной?
Юдит и Наоми пересекали двор, неся тяжелые жестяные ведра, из которых поят телят. Сойхер посмотрел на мою маму и вдруг произнес фразу, прозвучавшую грубовато даже из его уст:
— На этих айтерс доктор не забракует даже самого маленького кусочка!
Рахель получала свою порцию последней. Резвая и чуть диковатая, она стремительно набрасывалась на ведро с водой, едва не переворачивая его. Юдит успокаивающе поглаживала ее крутую шею.
— Не давай ей так много, — Наоми шептала, чтобы не услышали Рабинович с Одедом, — а то наберет в весе, и папа продаст ее Глоберману.
— Не продаст, Наомиле, — уверенно отвечала Юдит, — эта телка моя.
Не дождавшись появления наследников, правление деревни выставило имущество покойного бухгалтера на публичную распродажу. Один человек, «странный тип», по меткому определению Папиша-Деревенского, приехал из Хайфы и в течение нескольких часов отчаянно торговался из-за пяти черных костюмов. Слепой араб-птицелов из деревни Илют купил темные очки и несколько пустых клеток. Яаков взял себе грязные чугунные сковородки и горшки, которые никому не понадобились, а также сказал, что продолжит ухаживать за птицами, так как никто в правлении не мог сообразить, что с ними делать. Для продажи зеленого грузовика пригласили из Хайфы специалиста по проведению аукционов, и вся деревня собралась поглазеть. Претендовавших на покупку его было только двое — казначей из соседнего киббуца [83] и Сойхер.
83
Киббуц — коллективный поселок с общей собственностью.
Казначей, увидев, кто его соперник, расхохотался.
— С каких это пор ты интересуешься машинами, Глоберман? Ты ведь и водить-то не умеешь.
Но тот невозмутимо крутился вокруг грузовика, делал «таппн» по его зеленым бокам и оглаживал капот, а колеса ощупал настолько придирчиво, будто хотел убедиться, что они не слишком костлявые. Затем Сойхер попросил одного из деревенских парней проехаться по кругу. Это всех ужасно рассмешило, и кто-то даже крикнул: «Эй, Глоберман, будь осторожен, этот грузовик гвоздь проглотил!»