Несколько шагов до прыжка

Альбус прикусил губу. В голову шли не самые достойные мысли о каком-то заговоре, и, возможно, он был не так уж неправ. Впрочем, лучше не засорять этим мозги до окончания прокатов — подобных просьб со стороны Геллерта он не слышал уже очень давно, если слышал вообще. А значит, стоило его послушаться — просто так он бы не стал.

Разминка закончилась, по ощущениям Альбуса, куда быстрее, чем через шесть минут. Криденс ушёл со льда и чуть ли не пробежал мимо них с Геллертом, чтобы усесться на скамейку. Судя по всему, он волновался сильнее обычного, но, если чутьё Альбуса не обманывало, не столько из-за проката, сколько из-за чего-то иного. Может быть, даже к прокату не относящегося.

Он дёрнулся было — поговорить, успокоить — но Геллерт его опередил, и Альбус не решился подойти и внести свою лепту. Во-первых, с ним у Криденса были менее доверительные отношения. Во-вторых… если волнение Криденса имеет связь с просьбой… с требованием Геллерта не говорить о нём, то Альбусу не стоило вмешиваться.

Первые пять участников разминки прошли мимо его сознания. Удивительно: обычно он всегда обращал на них внимание, всегда подмечал, кого стоило опасаться, всегда видел чужие сильные и слабые стороны… но сейчас у него никак не получалось сосредоточиться. То ли ему передалось чужое волнение, то ли — и вероятнее — он начал волноваться сам. Из-за новизны и неизвестности. И непонятного.

Криденс вышел на лёд, встал у бортика, посмотрел на обоих по очереди — как-то непонятно, с досадой и надеждой одновременно — выдохнул: «Всё будет хорошо», — и, не дождавшись подтверждения, поехал к центру.

Объявлявшая фигуристов кореянка исковеркала его имя так, что Геллерт даже закашлялся:

— Как? Как его обозвали?

— Уймись, — негромко бросил Альбус, зачем-то подходя к нему поближе. — И скажи спасибо, что не так же, как на украинском юниорском четыре года назад.

Геллерт скривился и отвернулся.

Криденс уже стоял в изначальной позиции, секунды выдавали себя за минуты — техническая бригада на этом Чемпионате быстротой не отличалась. Геллерт напряжённо глядел вперёд, Альбус встряхнул головой и постарался всё же собрать силы и смотреть на лёд — не наблюдать за программой Криденса было невозможно. Даже если бы Альбус не был его тренером.

Прокат пошёл без единой помарки, идеально и красиво. И надо было сказать, что артистизма Криденс сейчас вкладывал куда больше, чем раньше — включая последний Чемпионат.

Первый куплет… припев… второй… проигрыш…

Геллерт рядом напрягся — Альбус умудрился ощутить это даже на расстоянии. Что же…

Когда начался последний припев, завершающий композицию, Альбусу подумалось, что у него галлюцинации. Хотя он никогда ими и не страдал.

Потому что вместо короткой дорожки шагов Криденс пошёл на вращение.

Ласточка. Волчок. Стоя.

Альбус на секунду крепко зажмурился — и правильно сделал: ему уже начало казаться, что волосы у фигуриста не тёмные, а белокурые, и возраст — не двадцать один, а на четырнадцать лет старше. Только музыка была другой.

Альбус открыл глаза и осторожно глянул на Геллерта. Тот смотрел прямо перед собой, даже не моргая, и так вцепившись в бортик, что побелели пальцы.

О, все боги этого мира.

Что же мы с тобой натворили.

Альбус дёрнулся — взять ли за плечо, или вовсе положить ладонь на ладонь, попытаться заставить его расслабить руку…

Он просто придвинулся ближе. Может быть, пока этого и будет достаточно.

А потом они поговорят. После оценок, интервью, от которых не удастся отделаться, и всего остального. Они поговорят.

Из вращения Криденс вышел в привычный заход на сальхов, прыгнул — хорошо, чисто — докатал последние десять секунд и замер с вытянутой вперёд рукой, заканчивая программу так же, как всегда. Только вот разведённые в стороны средний и указательный пальцы этой руки указывали не в толпу зрителей, а конкретно на них двоих.

Рёв трибун был предсказуем и очень порадовал. До чрезвычайности. А с лица Криденса постепенно сползало игровое выражение обречённой больной злости, сменяясь счастливым и слегка ошарашенным — безошибочный прокат, ни единой помарки, да ещё и выросший в презентации и с… с изменениями — до сих пор его так не приветствовали.

Эти аплодисменты, конечно же, тоже напомнили Альбусу две тысячи восьмой.

И накатывали лавиной воспоминания обо всей сезонной работе — о том, как Геллерт настаивал именно на этой композиции, и о том, как они спорили о видах элементов и о том, чем завершать программу, и о крике: «Альбус, здесь должна быть драма, пусть передаст её… хотя бы дорожкой, ты серьёзно предлагаешь здесь, чтобы он просто катался руками?!», и много о чём ещё.

И костюм.

И то, что эта смена дорожки на именно такой вид вращения произошла вообще без его, Альбуса, ведома.

Думая когда-то, что Геллерт предпочитал говорить напрямую, и в этом отношении ничего не изменилось, Альбус сильно ошибался.

И не напрямую ему только что сказали: «Я крайне расположен побеседовать. И слишком долго этого ждал».

— Геллерт, — тихо позвал он, подойдя ещё на полшага.

Стоило посмотреть на него. Не в глаза, так хоть просто в лицо — и Альбус заставил себя это сделать. Увиденные боль, надежда и тревога чуть ли не заставили его отступить.

— Что? — шипяще выдохнул Геллерт, в свою очередь глядя куда угодно, только не на Альбуса. И тот замер, не зная, что именно сказать сейчас — в те несколько секунд, которые у них были, пока Криденс махал рукой зрителям и ехал к бортику, к ним двоим.

— После, — пообещал Альбус, снова шагая чуть ближе. — После, Геллерт. Обязательно.

Тот вскинул голову, открыл рот — и не успел ничего сказать: Криденс налетел на них чёрно-голубым вихрем, обхватывая Альбуса за шею правой рукой, Геллерта — левой, обнимая обоих и заставляя обнять его самого. Обнять так, что пришлось прижаться и друг к другу. Несильно, но всё же прижаться. Впервые за девять лет.

Альбуса даже током тряхнуло. Он закрыл глаза, похлопывая Криденса по спине — молодец мальчик. Надо будет сказать ему спасибо.

— Ум-ни-ца, — отчеканил Геллерт. Судя по голосу, он улыбался, быстро справившись с собой. — Кажется, сразу нужно было именно так.

Криденс хмыкнул, отпуская их и первым направляясь вперёд:

— Не нужно было. Чемпионат мира — он на то и Чемпионат мира, чтобы… выложиться по полной именно здесь.

— Ну, именно этим я и руководствовался, — фыркнул Геллерт, ненадолго опустив руку ему на плечо.

«Заговорщики», — Альбуса хватило только на эту мысль. Все остальные путались, толкались и не желали складываться в какой бы то ни было план действий или разговора.