Неслужебное задание
Шрифт:
Она просмотрела контакты в комлинке, их было предостаточно, но номеров Златова и Эпштейна, тех, что были в визитках, там не было. Что тоже ни о чём не говорило: оба могли дать ему другие номера и попросили обозначить их под другими именами. Ну или вообще не вносить номера в базу контактов, а звонить в крайнем случае… Сложила находки в пакет, встала и аккуратно спрятала пакет в сумку со своими вещами. Вопросов прибавилось. Кому понадобилось отрубать Богаевскому-Толстому голову? И зачем? Могли бы просто застрелить! Или уколоть иголкой отравленной. Если его убили коллеги-конкуренты. А если на станции действительно маньяк орудует, или там, какая-нибудь секта охотников за головами, не приведи, Господи… Самое паскудное, что от встречи с этой публикой не застрахован никто. Ребята на Эпсилоне-15 погибли именно
Спала Анка плохо. Ей снился странный, до жути реальный сон, похожий на голофильм с эффектом присутствия. Она понимала, что это сон, или фильм, но от этого легче не становилось и проснуться тоже не получалось. Там, в этом странном сне-фильме, тоже была война, но другая. Та, которая была и закончилась давным-давно, и про неё рассказывали в школе на уроках истории Отечества. И во сне Анка была на этой войне. На ней была военная форма и на плечах что-то вроде плаща, или накидки с капюшоном. Плечо оттягивало непривычно тяжёлое оружие с деревянным прикладом и коротким железным стволом, похожим на ствол бластера — на нём тоже, как на бластерном стволе, были отверстия для воздушного охлаждения. Снизу к оружию крепился круглый диск. Впереди, в редеющем сыром тумане возник какой-то забор из колючей проволоки. Ворота с аркой, над которой была какая-то надпись не по-русски. Буквы были непривычно-острые, колючие, они царапали взгляд, и Анка так и не смогла их прочесть. За забором были ряды низких однообразных бараков. И возле них, возле забора из колючей проволоки, стояли люди в полосатых одеждах. Страшно худые, похожие на скелеты. А потом Анка оказалась в кабинете. Как — не понятно, но во сне такими вопросами не задаёшься. Кабинет был заставлен массивной тяжёлой мебелью и на стене висел портрет человека в полувоенной одежде, у человека была косо зачесанная чёлка и маленькие мерзкие усики, похожие на сопли, выехавшие из ноздрей. На руке повязка — на красном поле белый круг и в нём — свастика. Анка стояла перед столом, на котором в идеальном порядке были разложены какие-то старинные предметы для письма. Стоял старинный аппарат для связи с трубкой. Ещё что-то. Настольная лампа со странным абажуром, будто из кожи. Кому понадобилось делать кожаный абажур? А ещё — на столе стоял какой-то странный предмет. Приглядевшись повнимательнее, Анка увидела, что это — человеческая голова! Высушенная и установленная на подставку. И это — голова Богаевского! Словно подчиняясь чьей-то воле, девушка протянула руку и коснулась сухой, пергаментной кожи.
Анка проснулась и долго лежала, глядя в темноту. Было тихо, но в каюте станции была отличная шумоизоляция. Хоть кричи — никто не услышит. Она встала, зажгла ночник и прошлёпала в санузел. Приняла душ. Часы показывали стандартное время 5–45. Всё равно скоро вставать. Она сделала зарядку и помолилась перед маленькой складной иконкой. Сон всё не шёл из головы. Она достала тетрадку и записала его. Стало легче.
Анка снова спустилась на технический ярус. Место, где она обнаружила в прошлый раз тело, она нашла быстро. Поверху коридора проходили какие-то трубы, скорее всего — вентиляция. Жаль — тело осмотреть получше не удалось. Спугнули. Так. А вон и камера наблюдения. Взглянуть бы на записи. Наверняка станет ясно — кто притащил сюда тело. Зачем — это понятно. От трупа пытались избавиться, выкинув в космос через технический шлюз.
Размышления Анки были прерваны самым неожиданным образом. Что-то спикировало на неё откуда-то сверху, явно целясь в лицо.
— ПООООООООООООООНСИИИИИИИИИИИИИИ!!! — резанул по ушам мерзкий визг, так, что в висках засвербело. Что-то, похожее на большую летучую мышь, развернулось и снова пошло в атаку. Спасла её хорошая реакция. Анка успела уклониться, по лицу упруго хлестнуло кожистое крыло. В нос ударил едкий острый запах. Видимо, тварь или специально выделяет какую-то едко пахнущую дрянь, или, — это её естественный запах. Прежде, чем тварь пошла на третий заход, Анка успела достать бластер, замаскированный под обычный комлинк. Оружие скрытого ношения, предназначенное для спецназа, отличалось большей мощностью и
имело дополнительный запас энергии. Стрелять пришлось навскидку, не целясь. Тварь оказалась увёртлива. Мерзко вереща «Пооонси! Пооонсссиии!» она раз за разом шла на новый круг. Попасть в неё Анке удалось только с пятого, или шестого выстрела. Разряд прошил широкое кожистое крыло и тварюга, заваливаясь на бок, не переставая верещать, косо спикировала вниз. Выстрелив на всякий случай ещё пару раз, Анка подошла поближе.Тварь у стены сжалась, как кошка, готовящаяся к прыжку. Анка выстрелила ещё раз, целясь ей в голову. Тварь напоследок взвизгнула и завалилась на бок. Анка осторожно приблизилась и склонилась над неведомой зверушкой. Таких созданий ей прежде видеть не приходилось. Размером животина была примерно с кошку, да и напоминала больше всего именно кошку. Правда, без шерсти, с крыльями и длинным шипастым хвостом. Морда у твари была почти человечья, только маленькая. Из пасти торчали острые клыки, как у вампира.
Человека, подошедшего к ней сзади, Анка успела заметить боковым зрением. Удар локтем назад под дых, каблуком под колено одновременно разворот, схватить за руку и завернуть её за спину. Незнакомец рухнул на колени, хватая ртом воздух.
— Твою мать! — вырвалось у Анки, когда она развернула противника лицом к себе. Это был Рек Дагвард собственной персоной. Да что происходит на этой грёбанной станции?!
— Отпусти. — хмуро попросил Рек, обретя, наконец, способность дышать и разговаривать.
— А волшебное слово?
— Прекрати издеваться. Я, может, знаю что-то, что тебе будет интересно.
— Ну, это я и так из тебя вытянуть смогу. Или забыл, как я умею потрошить пленных?
— Тогда с Конторой сама разбираться будешь.
— Это мне и так предстоит. Как у нас говорят — семь бед, один ответ. Так что ты там знаешь? Ну?
Рек скривился, когда Анка чуть сильнее вывернула ему заломленную за спину руку.
— Руку сломаешь…
— Не рука и была.
— Стерва! Ай! FUCK!!! FUCK!!! FUCKING SHIT!!!
— А вот ругаться не надо. Кто говорил в своё время, что лучше не злить тех, кто ведёт допрос? И не доводить их до того, что эти злыдни могут сделать бо-бо твоему нежному тельцу? «Да и что они могут от вас узнать? Фамилию начальника? Всю жизнь там мечтали знать фамилию вашего начальника. Численность подразделения? Вас и так всех по головам пересчитают». Чьи слова? Твои? Помнишь? Только вот пыточной машинки у меня тут нет. Ну да ничего. Я сама себе пыточная машинка. Ты этого не учёл, Дагвард.
— Ой! Отпусти! Я и так всё скажу… Рука…
— Не «Ой!», а год такой. — процитировала она любимую поговорку Комбрига.
Анка отпустила пленника, и тот, всхлипывая и прижимая к себе повреждённую руку, сидя привалился спиной к стене.
— Ну, так что там у нас?
— Ты мне руку сломала. — плаксиво прогнусил Рек.
— Покажи! Да не ссы, дай гляну! Не сделаю ничего! Дай сюда, я сказала!
Рек коротко взвыл, когда Анка вправила ему вывихнутый локоть.
— Доведёт доброта — пойду стучать в ворота. Давай, колись, гад.
— Ищешь того, кто связного вашего грохнул? Их тут уже нет. Скорее всего.
— Это я и без тебя поняла. А скажи-ка, дядя, ведь не даром? То-есть, я хотела сказать — у покойника была визитка на имя Златова. Ты тоже на него работал. Вот и скажи-ка, дядя, ведь не даром? Ты что-то про это знаешь?
— Может быть. Может быть и работал. И на Златова, и на Контору. На них кто только не работает. Я, между прочим, только недавно из тюрьмы вышел, куда, кстати, угодил не без твоей помощи.
— Ах, вот как?
— Послушай! На того же Златова работает множество народу. Я был всего лишь один из многих.
— Которому, между прочим, доверили хранение Архива. И ещё — ту чёртову Программу на Маиси должен был забрать ты. Так что не прибедняйся.
Рек поморщился.
— Ты — хороший офицер. Не спорю, что ты — лучший спецназовец в галактике, но в проведении расследований ты «не копенгаген». А я, всё-таки, был полицейским. Да, не спорю — дерьмовым. Но кое-что в этом смыслю. Выяснить надо — кем именно он был в Конторе. Связных много. И каждый доставляет свой род информации. И кто мог его сдать. А сдать его мог тот, кто знал, на какой отдел работает этот… не исключено, что и Златов тоже был завербован Конторой.