Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио
Шрифт:
Статья V. Договаривающиеся Стороны обязуются уже теперь в случае совместного ведения войны заключить перемирие или мир лишь в полном согласии друг с другом.
Статья VI. Обе Договаривающиеся Стороны осознают значение, которое приобретают их совместные отношения к дружественным им державам. Они решили сохранить эти отношения и в будущем и совместно соответствующим образом учитывать интересы, связывающие их с этими державами.
Статья VII. Этот Пакт вступает в силу немедленно после подписания. Обе Договаривающиеся Стороны едины в том, чтобы первый срок его действия составлял десять лет. Своевременно до истечения этого срока они договорятся о продлении действия Пакта». [231]
231
Там же, с. 489-490 (№ 368).
Советский Союз от публичной реакции на пакт воздержался. Однако в Токио промолчать не могли. Премьер Хиранума направил поздравления Гитлеру и Муссолини, а МИД выпустил следующее заявление:
«Договор о дружбе и союзе между Германией и Италией, официально заключенный сегодня, является результатом близких отношений между двумя странами, равно как и их особого положения в Европе. Со времени создания оси
Внешняя политика Японии основывается на Антикоминтерновском пакте, направленном на искоренение коммунизма, и неизменно направлена на тесное сотрудничество с Германией и Италией в духе этого пакта. Поэтому Япония с особой радостью отмечает, что Германия и Италия, являющиеся ее партнерами по Антикоминтерновскому соглашению, усовершенствовали свои отношения и создали мощный фронт заключением настоящего договора. Мы шлем им наши сердечные поздравления». [232]
232
«Contemporary Japan», vol. VIII, № 5 (July 1939). Поздравления Хиранума Гитлеру и Муссолини: DGFP, D, vol. VI, p. 561 (№ 425) (в тексте ноты Осима Риббентропу); DDL Ottava Serie, vol. XII, p. 20 (№ 27).
Но никакие словеса официальных заявлений не могли скрыть того факта, что Япония осталась в стороне от договора, а значит, и от европейской Большой Политики. В день подписания пакта Сиратори и Осима порознь, но как будто сговорившись (а может, и правда договорились по телефону?), послали Арита малоприятные для министра телеграммы. «Стальной пакт», констатировали послы, закрепил давно сложившуюся систему отношений, присоединение к которой сулило Японии только выгоды, в том числе применительно к урегулированию «Китайского инцидента» – больной вопрос для министра. Правительство же цеплялось за поправки, которые теперь потеряли всякое значение, потому что Берлин и Рим, видя нерешительность Японии, предпочтут иметь дело с Лондоном или с Москвой для достижения своих целей.
В тот же самый день 22 мая полпред в Великобритании Майский, представлявший СССР в Совете Лиги Наций, напомнил с ее трибуны: «Единственный путь, который может положить конец дальнейшему расширению беззакония и хаоса в международных отношениях, неизбежно ведущих в конце концов к европейской и даже мировой войне, – это путь твердого сопротивления агрессии. Из этого, естественно, следует, что жертвам агрессии необходимо оказывать максимально возможную помощь и поддержку. Такова позиция моей страны, которая всегда готова – и это сущность нашей политики – оказывать помощь жертвам агрессии». И – «на радость» Арита – добавил: «Этот принцип полностью применим к вопросу о Китае, который мы обсуждаем сегодня. Китай является жертвой грубой и неспровоцированной агрессии. Он ведет тяжелую и героическую борьбу за свою независимость. Поэтому я считаю, что Совет должен с необходимым вниманием отнестись к просьбе китайской делегации и рассмотреть китайские предложения с максимальным сочувствием». [233] Перед Японией снова замаячил призрак международной изоляции.
233
Год кризиса. Т. 1, с. 488 (№ 367).
Как понять, как истолковать в этих условиях позицию Арита, который продолжал составлять новые варианты поправок и инструкций послам и, казалось, вообще не видел ничего происходящего вокруг – ни в Европе, ни у себя в Токио. Не хотел ни с кем конфликтовать? Ждал, что все «рассосется», «обойдется» само собой? Надеялся на чудо? Тянул время? Но «Стальной пакт» был подписан уже не «разведенной тушью», время которой прошло безвозвратно.
3 июня, после мучительных дискуссий, конференция пяти министров разродилась новым решением, которое два дня спустя было одобрено кабинетом и сообщено в Берлин и Рим. Япония соглашалась на пакт с взаимным обязательством немедленно вступить в войну в случае нападения третьей страны на одного из участников, но выдвинула условия: 1) заключение секретного протокола о том, что ее обязательство немедленного и автоматического вступления в войну не распространяется на конфликт, в котором не участвуют СССР и США; 2) перед подписанием договора японское правительство письменной нотой оговаривает возможность принятия им «особых решений» в «чрезвычайных обстоятельствах» (применительно к обязательствам по пакту) и делает устное заявление об ограниченности своих военных возможностей. Чиано остался просто равнодушен, а Риббентроп выступил против. [234] Когда 16 июня Осима, Сиратори и Аттолико собрались у него в Далеме для «большого совета», рейхсминистр категорически заявил о неприемлемости любых письменных заявлений об ограниченности действий сторон, добавив, что так захотят сделать и другие, в результате чего союз превратится в фарс. Лучше не подписывать никакого договора, заключил он, чем подписывать неполноценный. Японские дипломаты с грустью согласились, поскольку ничего более им не оставалось. Еще один раунд окончился ничем, только теперь Японии это можно было засчитать как бесспорное поражение.
234
Итальянские документы, относящиеся к периоду после подписания «Стального пакта», цит. или излагаются по: DDL Ottava serie. Vol. XII-XIII; Nona serie. Vol. I-II.
Последнее предвоенное лето было богато сюрпризами, точнее, тем, что могло сюрпризами показаться. На самом деле, все или почти все можно было предвидеть и просчитать заранее. Кому-то это удалось, кому-то нет. Тот факт, что все крупные державы вели многосторонние переговоры, с началом войны стал поводом для взаимных обвинений в двуличии и нежелании сотрудничать на благо мира. Но едва ли эти обвинения можно считать искренними, потому что каждая сторона стремились заручиться поддержкой потенциальных союзников, а многие – еще и не увеличивать
число потенциальных противников. «Однако схожие действия СССР почему-то всячески осуждаются, а Англия и Франция, видимо, имеют некую исключительную индульгенцию, которая заранее оправдывает любые их действия. На наш взгляд, здесь мы имеем дело с беспардонным двойным стандартом в оценке схожих действий разных стран на мировой арене». [235]235
Мельтюхов М.И. Советско-польские войны, с. 398.
Японский посол в Лондоне Сигэмицу считал двойную игру британского правительства – открытые переговоры с Советским Союзом для давления на Германию и тайные переговоры с Германией – вполне естественной и объяснимой. [236] Германия, стремясь ускорить нормализацию отношений с СССР, предложила свое посредничество в урегулировании японо-советских отношений, в частности, пограничного конфликта на реке Халхин-Гол, который перерос, благодаря действиям командования Квантунской армии и военного министра Итагаки, в настоящую локальную войну. Япония поддерживала неплохие отношения с Польшей: Арита по-прежнему смотрел на нее как на возможный противовес Советскому Союзу на его западной границе и был не прочь примирить Варшаву с Берлином, но общественное мнение Японии в вопросе о Данциге было явно на стороне Германии. [237] Италия, всеми силами стремившаяся остаться вне надвигающейся войны, вызвалась помочь Берлину в нормализации отношений с Москвой, хотя практически мало что могла сделать. [238]
236
Изложение телеграммы Сигэмицу в МИД от 10 июня 1939 г., перехваченной германской разведкой: Breach of Security. The German Secret Intelligence File on Events Leading to the Second World War. London, 1968, p. 75.
237
Это видно из обзора японской прессы, изданного уже после начала войны и краха Польши: Japan Surveys the European War. Tokyo, 1940, p. 65-68.
238
Подробное исследование: Italy and the Nazi-Soviet Accords of August, 1939 // Mario Toscano.Designs in Diplomacy.Pages from European Diplomatic History in the Twentieth Century. Baltimore, 1970, p. 48-123.
Долгие и трудные японо-британские переговоры по поводу «тяньцзинского кризиса» завершились совместным заявлением Арита-Крейги от 22 июля 1939 г.: «Правительство Его Величества в Соединенном Королевстве полностью признает нынешнее положение в Китае, где происходят военные действия в широком масштабе, и считает, что до тех пор, пока такое положение продолжает существовать, вооруженные силы Японии в Китае имеют специальные нужды в целях обеспечения их собственной безопасности и поддержания общественного порядка в районах, находящихся под их контролем, и что они должны будут подавлять или устранять любые такие действия или причины, мешающие им или выгодные их противникам. Правительство Его Величества не имеет намерений поощрять любые действия или меры, препятствующие достижению японскими вооруженными силами упомянутых выше целей». [239] Совершенно очевидно, что Англия готовилась к войне в Европе и хотела обеспечить свою безопасность на Дальнем Востоке. Коммунистическая и леволиберальная антияпонская пропаганда немедленно окрестила заявление «дальневосточным Мюнхеном», что едва ли справедливо, особенно если судить по результатам. Ведь всего через четыре дня, 26 июля, Соединенные Штаты – согласно советской историографии, соучастник «умиротворения» – объявили о денонсации торгового договора с Японией, поставив ее экономику в тяжелое положение. Результатом стали обострение отношений не только с Вашингтоном, но и с Лондоном, прекращение переговоров и новая вспышка ксенофобских настроений в Японии.
239
Год кризиса. Т. 2, с. 122 (№ 495). См. также: Craigie R.L. Op. cit., ch. XIII.
Окончательно убедившись, что от Польши не добиться мирного удовлетворения германских требований о возвращении Данцига в Рейх и о режиме «Польского коридора», Гитлер в начале 1939 г. принял решение силой покончить с «польской проблемой» и стереть с карты Европы еще одного «версальского ублюдка» (выражение, употреблявшееся Пилсудским по адресу Чехословакии). Воинственные речи маршала Рыдз-Смиглы и министра иностранных дел Бека, а также антигерманский тон варшавской печати (на этот раз, как показал Д. Хоггэн на основе сравнительного анализа польской и германской прессы, кампания взаимной ненависти началась не в Берлине) свидетельствовали о невозможности компромисса. Нереальность «нового Мюнхена», т.е. выхода из кризиса путем многосторонних переговоров, стала очевидной, особенно после британских «гарантий» Варшаве 31 марта. Гитлер решил воевать, но хотел избежать войны одновременно против Великобритании, Франции и СССР. Поэтому он придавал такое значение улучшению отношений с Москвой – трудному предприятию с непредсказуемым результатом, которое, однако, могло завершиться быстрым принятием решения со стороны Сталина, обладавшего, как и сам фюрер, неограниченной властью. Германо-советский диалог увенчался успехом, прежде всего благодаря взаимному желанию сторон договориться друг с другом.
До недавнего времени история советско-германских переговоров была известна лишь фрагментарно, т.к. почти все советские документы оставались не только неопубликованными, но тщательно засекреченными. Волей-неволей основными источниками служили сборник «Нацистско-советские отношения, 1939-1941» (1948 г.) и многотомные «Документы внешней политики Германии», выпущенные на немецком и английском языках по материалам трофейных германских архивов. [240] Первый сборник помимо исторических, несомненно, преследовал и пропагандистские цели: показать двуличие «красной» дипломатии и экстраполировать довоенные события на период «холодной войны». На это последовал немедленный ответ в виде официальной «исторической справки» Совинформбюро «Фальсификаторы истории» (авторы – Б.Е. Штейн и В.М. Хвостов) и двухтомника «Документы и материалы кануна второй мировой войны», включавшего документы из архива МИД Германии и личного архива посла Дирксена, которые оказались в руках Советской армии. Однако и хлесткая «справка», и содержательный сборник выглядели ответом по принципу «а у вас негров вешают», потому что о советско-германских переговорах там ничего по существу не говорилось.
240
Nazi-Soviet Relations 1939-1941. Documents from the Archives of the German Foreign Office. Washington, 1948; DGFP, D, vol. IV, VI, VII; перевод первого сборника (Ю.М. Фельштинский): СССР-Германия. Кн. 1-2. Vilnius, 1989.