Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио
Шрифт:
В следующие дни Сиратори окончательно раздумал ехать домой через Берлин и Москву, заказав билеты на трансатлантический рейс в Америку. Причина этого решения не ясна: он волен был выбирать себе маршрут и как будто постарался уклониться от встречи, о которой сам же просил. 9 сентября Макензен сообщил в министерство, что Сиратори, оповещенный о готовности Риббентропа принять его, «глубоко сожалеет, что не может увидеться» с ним. То, что он хотел сообщить рейхсминистру, сообщит ему Осима, который теперь собирается на несколько дней в Рим (сведениями о его приезде в Рим в сентябре 1939 г. мы не располагаем, но позже он возвращался в Японию через Италию и США). Все это выглядело, мягко говоря, неучтиво – особенно с учетом вполне дружеских отношений Сиратори и Риббентропа. Несостоявшийся визит стал предметом обсуждения на Токийском процессе: представляя телеграммы Вайцзеккера и Макензена, обвинение обращало внимание, что инициатива исходила от Сиратори. Он резонно парировал, что если бы действительно хотел встретиться с министром, то съездил бы в Берлин без малейшего труда. [467] Но интригующая история их «невстречи» ясней от этого не становится.
467
IMTFE, р. 35044-35045; возражения защиты: Там же, р. 37985-37986.
3 сентября Сиратори нанес визит Чиано, официально известил его о своем отзыве и сделал следующее заявление: 1) отношение Японии к Италии и Германии не изменилось; 2) военные круги в Токио уверены, что новое правительство заключит пакт о союзе с Италией и Германией после нормализации отношений
468
Телеграмма Чиано: DDI, Nona serie, vol. I, p. 3 (№ 9); ответ Аурити: Там же, р. 20 (№ 29).
Что и было сделано, но только две недели спустя и после явных колебаний. [469]
По возвращении в Токио Сиратори был зачислен в резерв МИД в ожидании работы, без прав и обязанностей и с одной третью посольского оклада (то же самое ждало и Осима, хотя тот – как генерал-лейтенант – мог рассчитывать на назначение по линии военного министерства). Поэтому он с жаром отдался журналистской и лекторской деятельности, используя любую возможность для пропаганды своих идей. Хорошо информированный свидетель последних событий в Европе, он становится желанным автором, пишет аналитические статьи, дает интервью, участвует в «круглых столах», как правило, дистанцируясь от официальной позиции. Откликаясь на формулу «сложная и запутанная обстановка в Европе», использованную в заявлении кабинета Хиранума об отставке и на все лады повторявшуюся аналитиками, он писал в статье «Новая ситуация в Европе и положение Японии»: «В сложившейся в Европе обстановке нет ничего «сложного и запутанного». Совершенно естественно, что три недовольных европейских страны – Германия, Италия и Советский Союз – будут сотрудничать, чтобы добиться пересмотра положения, сложившегося в результате Версальского договора. Сотрудничая с Италией, Германия смогла вернуть большую часть того, что утратила в результате Версальского договора, а теперь, пожимая руку Советскому Союзу, возвращает остальное. С другой стороны, Италия нисколько не была вознаграждена за те жертвы, которые понесла в <Первую. – В.М> мировую войну… Если нынешняя европейская война связана в основном с исправлением односторонних выгод, порожденных Версальским договором, то она не имеет большого значения для Японии. Если же она означает создание нового порядка в Европе вместо старого, то ее значение огромно-в свете того, что Япония в настоящее время делает в Восточной Азии. В этом отношении для Японии самое важное – иметь в друзьях ту державу или державы, которые понимают ее глобальную задачу». [470]
469
Инструкции Чиано: DDI, Nona serie, vol. I, p. 117 (№ 184); ответ Аурити: Там же, р. 254 (№ 423).
470
Сиратори Тосио: 1) Осю-но син дзёсэй то Нихон-но татиба. (Новая ситуация в Европе и положение Японии) // «Тюо корон», 1939, № 12; 2) Осю дзёсэй то Нихон-но синро. (Ситуация в Европе и курс Японии) // «Дзицугё-но сэкай», 1939, № И; 3) Осю тайсэн то Нихон-но тайдо. (Великая европейская война и позиция Японии) // Сиратори Тосио. Нитидоку-и судзику рон. («Ось» Япония-Германия-Италия). Токио, 1940, с. 15-36 и др.
Обратим внимание на принципиально важный вывод о единстве интересов Германии, Италии и Советского Союза в европейской войне. Сиратори стал открыто агитировать за «союз четырех» и необходимое для его создания сближение с Москвой в первом же интервью, данном вдень возвращения в Японию 13 октября влиятельной газете «Асахи», чем немало удивил всех знавших о его прежней, крайне антисоветской позиции. Не один только он думал об этом. Еще 2 октября Дриё Ля Рошель записал в дневнике: «Вот и снова демократии ждут решений Сталина, Гитлера, Муссолини. Сформируют ли они триумвират?». [471] Выступая за возобновление переговоров об альянсе с Берлином и Римом, Сиратори призвал и к решительному пересмотру политики в отношении СССР, видя в нем потенциального союзника. От идеи союза с Германией и нормализации отношений с СССР он пришел к выводу о необходимости союза с Германией и СССР, то есть создания принципиально новой системы глобального сотрудничества евразийских держав. Исходя из этой логики, он утверждал, что советско-германский пакт не только не является предательством по отношению к Японии, но, напротив, может и должен быть использован к ее выгоде, в чем, как мы помним, Риббентроп пытался убедить недоверчивого Осима. [472] Замечу сразу, что Осима до конца оставался противником любого японо-советского сближения, даже в рамках последующего превращения «пакта трех» в «пакт четырех». Зато Сиратори уже в конце октября «озвучил» эти идеи в Исследовательской ассоциации Сева, ставшей «мозговым центром» реформаторских кругов, которые группировались вокруг принца Коноэ. Затем он выступал во влиятельной Исследовательской ассоциации национальной политики, в элитной аудитории клуба выпускников Токийского университета Гакуси кайкан, а также в ряде радикально-националистических организаций.
471
Drieu la Rochelle P. Journal, 1939-1945, p. 88.
472
Сиратори Тосио: 1) Нити-доку-и домэй-но хицудзэнсэй. (Неизбежность союза Японии, Германии и Италии) // Сиратори Т. Нити-доку-и судзику рон, с. 1 – 14; 2) Докусо тэйкэй мондай то доицу-но канрёку. (Проблемы германо-советского сотрудничества и могущество Германии) // Там же, с. 37-74; 3) Ниссо тэйкэй рон. (О японо-советском сотрудничестве) //«Содзо», 1940, № 4; 4) Доку-и-со сангоку тэйкэй то осюсэн-но кису. (Сотрудничество Германии, Италии и СССР и общая тенденция европейской войны) // «Дзицугё-но сэкай», 1940, № 5.
Если в Европе идею «союза четырех» против блока атлантистских держав – иными словами, «присоединения Сталина к Антикоминтерновскому пакту», как полушутя-полусерьезно говорил Риббентроп, – первым выдвинул Хаусхофер, то в Японии приоритет на нее принадлежит Сиратори, если не считать более ранних проектов Гото, появившихся в принципиально иных исторических условиях (заведомая слабость веймарской Германии и отсутствие реальных перспектив европейской войны). Сам Сиратори не раз утверждал, что еще в начале июля 1939 г., то есть до пакта Молотова-Риббентропа, подал в правительство записку о целесообразности такого альянса. По мнению историка Т. Хосоя, этой запиской является сохранившийся в архиве принца Коноэ (в то время председателя Тайного совета) анонимный меморандум «Меры, необходимые для скорого и выгодного разрешения <Китайского> инцидента», датированный 19 июля 1939 г.
Главная мысль документа: Чан Кайши держится на двух опорах – СССР и Великобритании; если убрать одну из них, а именно советскую, гоминьдановский режим рухнет, и «инцидент» благополучно разрешится в пользу Японии. Предлагалось дать советскому правительству следующие гарантии: 1) Германия отказывается от любых посягательств на Украину; 2) Синьцзян, Тибет, Янань, Шэньси и Ганьсу [Сейчас провинции Шаньси и Цзяньсу.] признаются советской сферой влияния; 3) если СССР стремится проникнуть на юг, в Бирму, на это можно согласиться в качестве последней уступки; 4) в случае англо-советской войны Япония, Германия и Италия окажут СССР военную помощь. Как считал автор меморандума, предлагаемый союз не будет уступать англо-франко-американскому блоку ни в дипломатическом,
ни в военном, ни в экономическом отношении. [473]473
Впервые введен в научный оборот Т. Хосоя с аргументированным предположением об авторстве Сиратори: ТСМ, 5, с. 237-238; полный текст: Ёсии Хироси. Нити-доку-и сангоку домэй то нитибэй канкэй. (Тройственный пакт Японии, Германии и Италии и японо-американские отношения). Токио, 1987, с. 75-86.
Убедительно доказать или опровергнуть предположение об авторстве Сиратори пока не удалось, хотя японские исследователи много дискутировали о нем. М. Номура выразил сомнения в авторстве Сиратори, предположив, что под «меморандумом» тот имел в виду свои телеграммы в адрес Арита 11-13 июля 1939 г. Однако этот аргумент представляется неубедительным, поскольку в них говорится лишь о возможности скорой нормализации советско-германских отношений, а не о необходимости или целесообразности «союза четырех». Доказательно атрибутировать документ Номура не смог: в первой публикации он высказал предположение об авторстве будущего министра иностранных дел Мацуока Есукэ, но позднее отказался от него. Заслуживает внимания гипотеза С. Хатано, что автор меморандума – деятель национально-социалистического движения Камэй Канъитиро, ставший во второй половине 1930-х годов одним из ближайших советников принца Коноэ. Камэй был известен интересом к геополитике и в 1937-1938 гг. в Германии встречался с Риббентропом, Гессом и Хаусхофером, под влиянием которого проводил идею «союза четырех» в окружении Коноэ. [474]
474
Номура М. Тайхэйё сэнсото Нихон гумбу, с. 201-218 (первая публикация: Номура Минору. Нити-доку-и-сорэнгосисо-нохогатохокай. (Расцвет и крушение идеи союза Японии, Германии, Италии и СССР) // «Гундзи сигаку», Т. 11 (1976), № 4); Хатано С. Тоа синтицудзё то тисэйгаку, с. 47.
Так или иначе, содержание меморандума очень близко к идеям Сиратори, хоть и обнародованным несколько месяцев спустя. «Лично я не думаю, что судьба непременно вынуждает Японию и Россию воевать», [475] – заявил он в апреле 1940 г., подводя итог полугоду своей борьбы за альянс Токио, Москвы и Берлина. Это писал тот же самый человек, который четыре года назад считал грядущую схватку расы Ямато и славян за господство в Азии абсолютно неизбежной и вызванной именно «судьбой».
475
Сиратори Тосио. Осю тайсэн то кёко гайко. (Великая европейская война и решительная дипломатия) // «Кайдзо», 1940, № 4. Этой точке зрения, многократно высказывавшейся Сиратори публично и приватно, противоречат только два известных нам свидетельства: 1) сообщение Р. Зорге из Токио от 10 июня 1940 г. о разговоре Отта с Сиратори, который заявил, что «на ближайшее время нет оснований для дружбы <Японии. – В.М> с СССР» и что «в случае германской победы она <Япония. – В.М> начнет войну против СССР»: Гаврилов В. Цит. соч., с. 102; 2) запись беседы военно-морского атташе Германии контр-адмирала П. Вен-некера с Сиратори 15 августа 1940 г., в которой последний выразил уверенность в недолговечности советско-германской дружбы и в неизбежности будущих совместных акций Японии и Германии против СССР: The Price of Admiralty. The War Diary of the German Naval Attachft in Japan, 1939-1943.Ripe, 1982.Vol.I, p.181-182.
Здесь нам следует вернуться назад в пространстве и во времени – в Стокгольм ноября 1935 г. Сиратори уже два года был посланником в Швеции и изнывал от безделья в скандинавском «изгнании», которое нарушалось разве что летними поездками в отпуск во Францию, да периодическими визитами в Берлин к Осима и Риббентропу. Прознав, что его друг-враг Арита [Конфликт начальника Департамента информации МИД Сиратори и вице-министра Арита весной 1933 г. был разрешен одновременным переводом обоих на работу за границу.], в то время посол в Бельгии, вскоре будет назначен послом в Китай, Сиратори 4 ноября отправил ему пространное письмо с изложением своего взгляда на проблемы, стоящие перед японской дипломатией. Основное место в письме было уделено Советскому Союзу и отношениям с ним. Видимо, Сиратори рассчитывал, что Арита по возвращении в Токио ознакомит с ним руководство МИД.
Это письмо не раз упоминалось в литературе, хотя полный его текст до сих пор не опубликован. [476] Ранее оно фигурировало на Токийском процессе, где стало – за неимением лучшего – главной уликой против его автора, а советский обвинитель А.Н. Васильев вообще интерпретировал его как выражение точки зрения японского правительства. [477] Документ действительно «говорит сам за себя», но отражает только частное мнение Сиратори (как можно судить за частные письма?! [На сугубо частный характер письма указывает наличие интимно-дружеского обращения «Арита-тайкэй» («друг мой Арита») вместо обычного нейтрально-вежливого «Арита-сама» («господин Арита»). В японском эпистолярном этикете это допустимо только в частной переписке, и то между близкими людьми. На Токийском процессе защита пыталась обратить внимание трибунала на этот факт, но ее разъяснения не были приняты во внимание.]), причем на ноябрь 1935 г., а не «вообще». А вот о том, что его автор позднее занял совершенно иную позицию и активно выступал за нормализацию отношений и даже за союз с СССР, на процессе не говорилось. Эта историческая несправедливость должна быть исправлена.
476
Архив МИД Японии. A-l-0-0-6. Сиратори-Арита офуку сёкан. Сева 10.11 (Переписка Сиратори-Арита. Ноябрь 1935 г.). Фотокопия с машинописи; местонахождение оригиналов неизвестно.
477
IMTFE, р. 39877-39878.
Оригиналы писем до нас не дошли; они известны лишь в копиях с копий, никем не заверенных и тем более не авторизованных. Но Сиратори на суде своего авторства не оспаривал и от содержания не отпирался, поэтому примем их за аутентичные (хотя на процессе имущественном или бракоразводном такое вряд ли бы прошло). Письмо состоит из двух частей: короткой пояснительной записки и собственно размышлений о ситуации на Дальнем Востоке и о политике Японии в отношении СССР и Китая. Сиратори сообщил, чго хочет поделиться с Арита некоторыми личными соображениями, возникшими после размышлений, чтения и разговоров со специалистами по советским делам, ссылаясь, в частности, на книги американского журналиста Чемберлена, двенадцать лет (1922-1934 гг.) проработавшего в СССР. [478] Особого внимания заслуживает вторая из его книг – «Железный век России», законченная Чемберленом перед отъездом из Москвы, куда он не собирался возвращаться, а потому мог откровенно писать о негативных сторонах советской политики и жизни, не опасаясь последующих преследований со стороны властей. Рассматривая такие проблемы, как «издержки» индустриализации, раскулачивание, голод 1932-1933 гг. и разногласия в высшем руководстве, автор, обладаваший поистине уникальными для иностранца знаниями о советской действительности, нарисовал картину весьма объективную, но далекую от показного оптимизма официальной пропаганды и ее иностранных «попутчиков». Сиратори также ссылается на дипломата Уэда Сэнтаро, известного прорусскими, можно сказать, евразийскими взглядами (он относился к большевикам без каких-либо симпатий, но нет оснований считать его «русофобом»). Уэда много лет служил в Петербурге и Москве, пройдя путь от переводчика до советника (на эту должность он был назначен как раз в 1934 г.), а незадолго до описываемых событий составил служебную «разработку» МИД о политике в отношении СССР. [479] Он имел богатый опыт контактов с русскими – именно через него Карахан пытался войти в контакт с послом Утида в декабре 1917 г., – что обеспечило ему хорошее знание страны и людей. Далее следовали сами «соображения».
478
William H. Chamberlin: I) Soviet Russia. London, 1930; 2) Russia's Iron Age. London, 1934.
479
Уэда Сэнтаро. Тай-Ро сэйсаку. (Политика в отношении России). Токио, 1932 (Архив МИД Японии).