Несостоявшийся император. Александр Михайлович
Шрифт:
Всех их «допёк» самодержавный строй, доведённый неспособным Николаем до абсурда.
Как реагировал Александр Михайлович на «кровавое воскресенье»? В его «Воспоминаниях» об этом нет ни слова. Зато любопытные сведения содержатся в «Воспоминаниях» Ю.С. Карцова, того самого, который лоббировал аферу с каналом Рига — Херсон.
Через три дня после «кровавого воскресенья» действительный статский советник (что соответствовало чину генерал-лейтенанта в армии или вице-адмирала во флоте) Карцов был приглашён Александром Михайловичем к себе во дворец. Там собрались, кроме великого князя, принц П.А. Ольденбургский, адъютант великого князя В.А. Шателен, С.В. Рухлов, бывший товарищ Главноуправляющего торговым мореплаванием, статс-секретарь Государственного совета, М.П. Домерщиков, бывший прокурор Санкт-Петербургского суда,
Собрание открыл Рухлов:
— Господа, нам не надо бояться народного представительства...
Суть длинной и полной недомолвок речи сводилась к тому, что царь после событий 9 января должен издать манифест, который бы вводил «народное представительство» в России. Таким образом, он был первым вариантом Манифеста 17 октября 1905 г.
Все собравшиеся, за исключением Карцова, с энтузиазмом поддержали идею создания манифеста. Принц Ольденбургский хлопал в ладоши, и Александру Михайловичу пришлось далее унять его: «Ну, ладно, Петя, ладно...» Что же касается Карцова, то он писал воспоминания в эмиграции, когда быть левым было немодно, да и небезопасно. Так что и Карцов вряд ли выступил против.
Без всякого сомнения, попытка заставить Николая II издать манифест в январе 1905 г. был личной затеей Александра Михайловича. Но он слишком опередил время, и его затея провалилась. Само по себе совещание по этому вопросу, проведённое в великокняжеском дворце, с юридической стороны являлось заговором, и его участники могли оказаться в Шлиссельбурге, а по условиям военного времени попасть под военно-полевой суд.
Вскоре у «судостроителя» Александра Михайловича появился новый противник — бунтующий рабочий класс, которому плевать было не только на великокняжеские рескрипты, но и на Высочайшие повеления. «9 января» всколыхнуло всю страну. Через три дня около тысячи демонстрантов прорвались на территорию завода «Ланге и сын». По их требованию завод прекратил работы. Люди проникли и на некоторые из строящихся и достраивавшихся кораблей. Вахтенные на «Украине» были не в силах им помешать, и в общей неразберихе корабли, помимо задержки работ, не досчитались и некоторых запасных частей механизмов. Позже следствие не обнаружило похитителей, но под большим подозрением в «покраже» цветного металла оказались сами вахтенные.
В целом демонстрации и забастовки на несколько месяцев задержали ввод в строй эсминцев «Отдельного практического отряда».
Однако нет худа без добра. Революция преподнесла и большой подарок Александру Михайловичу, выбросив из Морского ведомства братца Алексея.
22 ноября 1904 г. разразился грандиозный скандал в Михайловском театре. Публика освистала метрессу генерал-адмирала Балетту. Богато одетые мужчины и женщины кричали: «Вон из театра!», «На тебе кровь наших матросов!» Последнее относилось к дорогому бриллиантовому ожерелью балерины, которое в высшем свете Петербурга прозвали «Тихоокеанский флот».
Накануне падения Порт-Артура, в ночь с 6 на 7 декабря 1904 г., толпа пришла громить Алексеевский дворец — официальную резиденцию Алексея Александровича. Полиция разогнала толпу, и дело ограничилось разбитыми стёклами во дворце.
После Цусимского боя великий князь уже нигде не мог появиться публично, боясь издевательств и оскорблений. Ему в лицо кричали: «Князь Цусимский», не боясь обвинений в оскорблении царской фамилии.
Из дневника царя от 30 мая 1905 г.: «Сегодня после доклада дядя Алексей объявил, что он желает уйти теперь же. Ввиду серьёзности доводов, высказанных им, я согласился. Больно и тяжело за него, бедного! Был занят почти до 4 час. Гулял. Погода стояла отличная. Обедал Петя. Покатались втроём».
2 июня 1905 г. Алексей Александрович был официально уволен от должности Главного начальника флота и Морского ведомства. Одновременно Николай II отправил личное письмо дяде: «...в продолжении 24 лет, Ваше Императорское Высочество посвящали труд развитию наших вооружённых морских сил и подготовке личного состава... Ныне, уступая настойчиво возобновлённой просьбе Вашей, Я согласился уволить Вас от управления флотом и Морским ведомством.
Расставаясь с Вашим Императорским Высочеством, как Главным начальником флота
и Морского ведомства, Я сохраняю Вам звание Генерал-адмирала и выражаю Вам мою искреннюю благодарность за все понесённые Вами труды.Пребываю к Вам навсегда неизменно благосклонный и сердечно любящий Вас Николай, 2 июня 1905 г. Царское Село».
Это письмо фактически закрывало Александру Михайловичу путь на должность генерал-адмирала.
Алексей Александрович уехал в любимый Париж и лишь изредка наведывался в Петербург. Скончался он в Париже 1 ноября 1908 г., сохранив до последнего дня звание генерал-адмирала. Нового генерал-адмирала в русском флоте уже не будет.
Поскольку законных детей у «дяди Алёши» не было, то императорским указом от 10 января 1909 г. его имущество было разделено между великими князьями братьями Владимиром и Павлом и племянником Михаилом Александровичем. Балетте выдали «на бедность» 150 тысяч франков, купили ей земельный участок и заплатили все её долги.
А теперь вернёмся к «эскадре» Александра Михайловича. Строительство эсминцев задерживалось не только из-за революционных событий, но и из-за разгильдяйства Его Императорского Величества. Летом 1905 г. Николай II несколько недель тянул с утверждением названий кораблей. А из-за отсутствия названий эсминцы нельзя было включить в состав флота и назначить командиров. Впервые в истории российского флота корабли спускались на воду безымянными.
Не выдержав, морской министр 23 сентября поручил Главному Морскому штабу «спросить свиты Его величества контр-адмирала Нилова, последовало ли высочайшее указание» о том, какие именно названия из числа предложенных ранее оказались удостоены утверждения. И, если выбор всё ещё не произошёл, «просить адмирала Нилова возможно ускорить решение этого вопроса».
Только 5 октября 1905 г. великий князь Александр Михайлович нашёл нужным уведомить Главный Морской штаб о состоявшемся императорском выборе. Об этом, оказывается, он 29 сентября был извещён начальником «военно-походной канцелярии». Государю «благоугодно было избрать следующие названия: “Сибирский стрелок”, “Пограничник”, “Уссуриец”, “Забайкалец”, “Амурец” и “Охотник”». Ещё через пять дней после высочайшего разрешения включили эти корабли и в списки флота.
Самос интересное, что царь был совсем не против строительства эсминцев на добровольные пожертвования. Наоборот, появление красавцев-кораблей с чуть-чуть отклонёнными к корме дымовыми трубами и мачтами, с высокими крейсерскими полубаками и полуютами, с заострёнными, как клинок, форштевнями, напоминавшими скорее океанские паровые яхты, произвело благоприятное впечатление на Николая. Так что задержка с выбором названий, увы, элементарное разгильдяйство.
15 августа 1905 г. пять первых эсминцев или, как их называли до 27 сентября 1907 г., минных крейсеров собрались на Петергофском рейде.
15 августа царь записал в дневнике: «На фоне Петергофа выделялись пять белых минных крейсера, построенные на народные пожертвования. Они пришли днём с Сандро с моря».
На следующий день в 10 часов утра Николай II поднялся на борт минного крейсера (эсминца) «Украина». Его сопровождали жена Александра Фёдоровна, мать Мария Фёдоровна, великие княгини Ксения Александровна и Ольга Александровна, последняя была с мужем принцем Петром Александровичем Ольденбургским. У трапа императора приветствовал Александр Михайлович. Выслушав рапорт, Николай сказал: «Я благодарен тебе, Сандро, за всё сделанное тобой. Сегодня я назначаю тебя младшим флагманом Балтийского флота». Напомню, что великий князь по-прежнему был контр-адмиралом и младшим флагманом Черноморского флота, на котором не появлялся уже несколько лет.
«Украина» в сопровождении четырёх эсминцев отправилась в финский порт Биорке. Из царского дневника: «Погода была чудная. Пройдя Большой рейд, дали полный ход 24 узла и прилетели туда в 12.45. Пересели на “Полярную Звезду”. Завтракали с командирами. В 3 1/4 пошли на яхте обратно и к 6 час. бросили якорь в Кронштадте. В 7 ч. были дома».
Пять дней эсминцы простояли на Петергофском рейде. И вот наконец 21 августа в 15 часов показался «электрический» катер Николая II. Император вновь осмотрел эсминцы. Из дневника царя: «Море было как зеркало, и солнце отлично припекало. Вернулись домой к чаю. В 7 час. был большой обед Шаху. Вечер провели на Знаменке».