Несознательный
Шрифт:
Пользуясь моментом поинтересовался как движутся дела у Швецова, оказалось, что двигатель М-82 до ума доведен, и проблем с ним нет, но в нем на сегодня нуждаются только бомбардировщики, в истребительной авиации востребован авиадвигатель М-105 и наш иркутский мотор. Истребитель Ла-5 в серию не пошел, его нишу занял поликарповский И-185. Кстати, М-105 сумели форсировать до 1250 л.с. и готовились к выпуску М-107, мощность которого планировали довести до полутора тысяч л.с. Однако качество подводило, слишком малый ресурс работы был у двигателя.
На этом разговор и закончился, а дальше все потонуло в беготне по кабинетам, нужно было заняться оформлением документов.
Известие о зимнем контрнаступлении красной армии на Смоленск
— Вы слышали, как наши по фашистам дали? Ну, теперь мы их погоним.
Самое паршивое во всей этой ситуации было то, что успех зимнего контрудара воодушевил не только народ, но и все высшее руководство. Известно, что в той истории, на переговорах с министром иностранных дел Великобритании Энтони Иденом, которые проходили с 16 по 18 декабря. Ободренный победой под Москвой Сталин сообщил министру, что Германия будет разбита не далее чем через год и предложил подписать протокол о послевоенных границах СССР. Вот мне очень интересно, а в нынешних условиях Энтони Иден приедет в Москву на переговоры? Со Сталиным же зимние успехи сыграют злую шутку, он сам будет подвержен головокружению от успехов, и начнет требовать от командования фронтами успехов в наступлении, это не раз отзовется окружением наших наступающих войск. И жалко, что конфигурацию фронта не увижу после зимнего наступления, в той истории бои длились всю зиму и начало весны. Одна Ржевско-Вяземская стратегическая наступательная операция чего стоила, мне вот интересно, а что будет в этой реальности? Или от Ленинграда немцев отбросят? Все же полностью замкнуть колечко вокруг города на Неве, и в этот раз немцам удалось.
Середина декабря поезд в Иркутск-2 прибыл ранним утром, еще темно, но мне не терпелось попасть домой, поэтому пошел, не обращая внимания на время, тут недалеко всего полтора километра. Кстати, зря пошел, ламп на улице нет, луны на небе тоже, темнота страшная, а еще холод и ветерок, который сильно обмораживал лицо, можно сказать на ощупь продвигался, пару раз пришлось неудачно приземлиться на снежном накате. Вынужден был просить вычислитель подключиться, причем подлая железяка сразу включать ночное зрение не торопилась, вроде того, что совета не послушал дождаться рассвета, вот и получай. Удивительно, дошел до дома, не встретив ни одного патруля, в Москве настолько привык, что шагу нельзя было сделать без проверки документов, здесь это даже показалось странным. Дома женщины устроили переполох, не верили, что я вот так запросто с фронта вернулся, вот только Екатерины не было, в мое отсутствие она жила в своей комнате с матерью и сестрой, что мне было известно из писем, не хотела стеснять семью главного инженера. Ну, это понятно, свои стены и к работе ближе, хотя и жаль, однако время военное, на работу опаздывать нельзя, так что вскоре остался один и решил, что начну свою работу завтра, сегодня надо отоспаться, а то в поезде соседи этому не очень способствовали, все праздновали зимнее наступление. А с обеда прибежала Катя, это до нее Дмитрий Степанович дозвонился, и ее отпустили к мужу. Хотя удивительно, время такое, что с производства просто так не отпускают.
— Это меня в счет переработки отпустили, — успокаивает меня супруга, — а так с дисциплиной на производстве действительно строго. Но наказывают лишь в крайнем случае, голодно, эвакуированные иногда, чтобы семьи свои кормить, вынуждены по селам ездить, за отпущенное время вернуться не успевают, вот и получаются прогулы. Завком старается каждый такой случай отдельно рассмотреть.
— Так разве завод своих работников дополнительными карточками не снабжает?
— Почему не снабжает? — Удивляется Катя. — Очень даже снабжает, даже обеды на фабрике кухне для членов семьи устраивают, но для семей хватает впритык, а они в пути наголодались.
— А
много эвакуировали? — Спрашиваю я.— Так только с московского завода почти полтысячи рабочих прислали, — рассказывает жена, — говорили, там бомбежки были, жуть. Завод горел, вот их сюда и направили. А нам-то что — работников лишних не бывает. К тому же новые производственные участки открыли, где из стекловолокна обшивку делаем.
— Ну, если только так. — Задумываюсь я. — А на моторостроительный тоже эвакуированных прислали?
— Да, говорили, что вроде с Могилева.
— И куда их посели? — Интересно мне.
— Да, с расселением проблемы. — Мрачнеет Катерина. — Уплотняли, естественно, у нас в доме несколько семей из двух комнат, в одну определили. В общежитии по шесть человек на комнату расселяют. Да и двенадцать двухэтажных деревянных домов осенью построили, в дополнение к трем каменным. Это уже инициатива директора завода, как будто знал, что с жильем будет плохо. В центре тоже уплотняют, но это же временно, на полгода или максимум на год.
— Нет, это не на полгода, и даже не на один год, — говорю супруге, — война будет тяжелой и кровавой. Но это я только тебе говорю, чтобы избавить от иллюзий, другим об этом знать не положено.
— Неужели все так плохо? — Удивляется Катя.
— Ну, если бы было все плохо, то фашисты уже Москву бы захватили, — успокаиваю я её, — а так обломятся.
— Страсть какую говоришь. — Хмурится супруга. — А как же наступление, столько городов освободили?
— Города, действительно освободили, — пожимаю плечами, — но немец силен, я же говорил тебе, что с ними против нас половина Европы, просто они никогда не вели военные действия зимой. Мы их, конечно, знатно пощиплем, но совсем прогнать их в сорок втором не получится.
— А в сорок третьем? — Тут же нарываюсь на вопрос.
— А вот в сорок втором и будет видно, — закрываю поцелуем очередной вопрос супруги. И вообще, я по ней соскучился, а ее на разговоры потянуло, нет уж, так дело не пойдет.
— Погоди, — пытается она вырваться из моих объятий, — я же еще твои награды не смотрела.
— Потом посмотришь, — прерываю я ее желание смотреть их именно сейчас, в самый неподходящий момент, — мы в данное время одни, и надо использовать такую возможность.
Надо отметить, что возможность использовали на все сто, только через два часа стали приводить себя в порядок.
— Это и есть Орден Ленина, — ткнула Катерина пальчиком в висевшую на стуле гимнастерку.
— Да, это он. Дали за восемь сбитых немецких самолетов. — Уточняю я.
— А это? — Теребит она звезду героя.
— А это дали уже за девятнадцать сбитых. — Поясняю назначение награды.
— Погоди, — Катя начинает смутно о чем-то догадываться, — так это же звезда героя?
— Да, — просто говорю я, — твой муж герой СССР.
— Но почему ты не написал? — Распахиваются ее глаза.
— Потому, что я приехал быстрее письма, — развожу руками, — и вообще, теперь я руководитель КБ при моторостроительном заводе. Буду снова конструировать мощные моторы.
— А форма? — Тут же следует вопрос.
— А форма пока останется при мне, — вздыхаю я, — меня пока никто не демобилизовал. Вроде как командировали для выполнения правительственного задания.
— Хм, — супруга смотрит на меня с хитринкой, — у меня теперь свой «товарищ капитан», герой Советского Союза. Девки обзавидуются.
— Вот-вот, — кривлюсь в ответ, — а надо быть скромнее, а то захочет кто-нибудь семью разрушить, чтобы заиметь «товарища капитана» в личное пользование. Что тогда будешь делать?
— А что, капитан своего мнения не имеет? — Улыбается Катерина. — Его может любая, как телка на веревочке увести?
— А я не про то, — пытаюсь прояснить свою позицию по поводу хвастовства, — позавидует кто-нибудь по-черному, напишет невесть что, потом разбираться придется.
— У нас таких нет, — мотает головой супруга.