Неспящие
Шрифт:
— Он же специалист. Он говорит, что дело было так, чего же мне ему не верить?
Хаундз повернулся к двери.
— Мог бы догадаться.
Резервистка положила палец на кнопку.
— А вы думали, они знают друг друга с тех времен, когда вместе служили в ЦРУ?
Она нажала кнопку, и зажужжал зуммер.
Хаундз потянул дверь.
— Просто было интересно, почему этого козла забрали. Он же не обычный козел, вот что я говорю. Да, козел?
Парк ничего не ответил.
Тощий негр опять засмеялся.
— Все ошибаются. Да уж, это точно. Все.
Держа дверь раскрытой, Хаундз дернул подбородком в сторону негра.
— А этого
Резервистка отпила из банки диетической колы, допила до конца.
— Поубивал всю семью. Бабушку и двух сестер, с которыми вместе жил.
Она достала еще банку из ящика стола и откупорила ее.
— Они все не спали. Все трое. Говорит, убил их, чтобы не мучились.
Хаундз уставился на негра, опять пнул скамейку и тихо сказал:
— Эй.
Человек протянул руку и покрутил звено цепи, ничего не ответив.
Хаундз прочистил горло.
— Ну и как оно прошло? Как они это приняли?
Человек не поднял глаз.
Парк пошаркал пяткой по полу, глядя на отцовские часы на запястье Хаундза.
— Ну и как, по-твоему, это могло пройти? Оставь его в покое.
Хаундз вдавил Парка в стену, сжал его шею пальцами и дважды грохнул головой о штукатурку.
— А ты что про это знаешь? Ты что знаешь про это? Заткнись, урод.
Резервистка кашлянула.
Хаундз отпустил шею Парка.
Парк посмотрел на человека на лавке, который возился с цепью; резервистка терла узел на шее; Хаундз сжимал и разжимал ладонь, которой держал Парка за горло.
— У меня жена. Я не какой-то особенный. Я знаю про это. У меня жена.
Никто ни на кого не смотрел.
Хаундз опять слегка пнул лавку, но тощий мужчина просто вертел цепь в руке.
Хаундз посмотрел на резервистку.
— Почему он сидит здесь, а не в камере?
Она развернулась на кресле.
— Составляет мне компанию.
Хаундз пропихнул Парка сквозь раскрытую дверь в зарешеченную комнатку:
— Пошли.
Он подождал, пока дверь закроется, зажужжит второй зуммер и откроется другая дверь на противоположном конце бокса.
Хаундз кивнул полицейскому с той стороны, отстегнул наручники с Парка.
— У вашей резервистки за стойкой уже крыша едет. Полицейский снял с пояса пластиковый наручник.
— Едет, не то слово. Хочешь поучаствовать? Мы тут делаем ставки, когда она окончательно рехнется.
Хаундз сунул наручники в карман.
— Хрень собачья. У тебя есть кто-нибудь? Полицейский помолчал.
— Чего?
Хаундз покачал головой:
— Нет, нету.
Он ткнул Парка кулаком в плечо.
— Видал, он не знает.
Полицейский посмотрел на них обоих:
— Вы чего тут?
Парк посмотрел на Хаундза, пожал плечами:
— Я не знаю, кто чего знает.
Хаундз покачал головой:
— Но у тебя же жена.
Парк посмотрел на него:
— У меня жена.
Полицейский стал застегивать наручники на Парке.
— Да пошли вы к черту оба.
Хаундз поднял руку:
— Погоди-ка маленько.
Он посмотрел в пол.
— Черт.
Отстегнув часы, он сунул их в карман Парку и посмотрел на полицейского.
— Не притрагивайся к часам.
Парк посмотрел на него.
— Сочувствую насчет Клейнера.
Хаундз плотнее надвинул очки на нос.
— Счастливо оставаться.
Повернулся и под жужжание вышел за дверь.
Полицейский застегнул наручники и повел Парка вдоль по коридору с камерами. Сквозь гвалт заключенных, прижатых к решеткам, где их удерживало давление чужих
тел за их спинами.Конвойный толкал его вперед и говорил сам с собой.
— Мне что, нужны часы, чтобы знать, сколько сейчас времени? Да пожалуйста. Сейчас ровно без пяти минут, как я впихну в камеру еще одного лишнего. Впихну еще одного лишнего, и решетки не выдержат, и всем придет конец. Ровно без пяти.
Парк молча согласился.
Я стоял у себя на террасе, наслаждаясь утренним воздухом, и телефонный звонок Винни Рыбы подтвердил мою картину мира.
— Если вбить этого парня в базу, получается полицейский Хаас, Паркер, Т. Приписан к участку Венис. Из дорожного патруля. Мой человек позвонил туда поинтересоваться кое у кого из знакомых, что они там думают о Хаасе, но тот о нем ничего не слышал и не смог найти в списках. В общем, он полицейский. Прослужил четыре года. Почти три из них носил форму. Потом начинаются какие-то фокусы. Какое-то досье, но это досье для спецзаданий, так просто в него не посмотришь. Тот, кто тебе нужен, его кто-то отправил работать по легенде. Его перевели на участок Венис, чтобы никто не догадался, что он на спецзадании, но это перевод только на бумаге, потому что кому-то надо, чтобы никто не знал, чем он занимается под прикрытием.
Я отщипнул цветущие верхушки базилика.
— И о чем это нам говорит?
— Мне кое о чем говорит. Во-первых, что он может работать на департамент собственной безопасности. Там любят полицейских-новичков, молодых ребят, у которых еще не было возможности замазаться в грязи. То, что мой человек смог найти его спецдосье, пусть даже и не смог его прочитать, говорит, что они не очень старались прикрыть своего агента. А это очень похоже на департамент собственной безопасности. Проворачивают тихо, но топорно.
— А во-вторых?
— Во-вторых, что он наркоторговец.
Я глубоко вдохнул, эфирные масла базилика наполняли воздух.
— А.
— Вот и «а». Сейчас всю полицию разрезали на кусочки. Не то что одно управление не хочет делиться с другим, а гораздо хуже. Есть участки, которые даже нигде не числятся. Ушли в подполье. Неформальная полиция. Действует без санкций, но и без волокиты. Пока преступников убирают из игры, тот, кому надо, смотрит в другую сторону. Финансировать такие операции довольно сложно. Нельзя слишком много забирать из бюджета. Нельзя в открытую выделять слишком много ресурсов. Поэтому большую часть денег на них берут у какого-нибудь плохого дяди. Один бандит платит, чтобы прикрывали его делишки, и еще, самое главное, за то, чтобы другого бандита вычеркнули из протокола. Во втором случае твой парень готов продаться сразу же, как выйдет за дверь, кто-то обращает внимание на его возможности и нанимает. Его переводят куда-нибудь с глаз долой, и вот тебе готовый незаметный крышеватель. Получает зарплату, носит значок, а занимается только тем, что навещает братков и собирает взносы.
Я вспомнил разговор, которому был свидетелем несколько часов назад у галереи.
— Да, Винсент, это очень даже правдоподобно.
— Да, таков уж наш печальный продажный мир.
— Прямо снял у меня с языка.
— Правда, есть и еще одна возможность.
— И какая?
Винни кашлянул, как будто ему было неловко говорить.
— Возможно, это полицейский, который просто делает свою работу.
Я обдумал этот вариант.
— А это вероятно?
— Нет.
Я кивнул.