Несравненное право
Шрифт:
Были, были в Гелани мелкие нобили, которым никогда ничего не светило — ни при Ямборах, ни при сделавшем ставку на горцев и колдунов Годое. Были простые воины, которые мечтали о золоте и власти, были авантюристы, готовые поставить на карту голову, надеясь содрать с судьбы немалый куш. Их нужно было найти, проверить и потихоньку склонить на свою сторону.
Это было похлеще игры с огнем и пляски на тонком льду, но другого выхода у Иланы не было. Она не сомневалась, что Годой, буде арцийская авантюра увенчается полным успехом, постарается отделаться от слишком много знающей таянской жены. От гонцов из Мунта она узнала, что супруг не расстается с племянницей императора Базилека. Ланка хорошо помнила Марину-Митту и ее таланты. Такая Годою не надоест, в отношении же арцийки к себе Илана
Последняя из Ямборов боролась за свою жизнь, и судьба шла ей навстречу. Первым ее человеком стал доезжачий Гжесь, обиженный как Стефаном, так и Годоем, затем появились братья Имре и Золтан Цокаи, не желавшие прозябать в Гелани. Братья знали, где и как искать людей, а золота у Иланы хватало. Марко так и не открыл зятю, где тайная сокровищница Ямборов. Сначала узурпатору было не до того, а потом Преданный отправил тело старого короля к иным берегам. Совесть Илану не мучила — она была единственной наследницей и могла делать с сокровищами что захочет. Наемники были довольны — принцесса никогда не была жадной, единственное, с чем она не могла расстаться, были рубины Циалы.
Ланка часто открывала заветную шкатулку, любуясь прихотливой игрой света на гранях темно-красных камней. Принцесса готова была часами следить за пляской холодного огня, но увы! Даже когда она только смотрела на камни, ее начинала одолевать тошнота. Если же она их надевала, становилось и вовсе худо. Катриона, некогда вынянчавшая принцессу, первая углядела связь между украшениями и состоянием принцессы. Не мудрствуя лукаво, старуха объявила, что, если Илана хочет родить здорового ребенка, рубины до родов лучше запрятать куда подальше.
Все существо Иланы противилось этому решению, но желание иметь наследника, а значит, и возможность избавиться от постылого и опасного супруга, заставляло согласиться с доводами няньки. В самом деле, святая Циала, которой принадлежали камни, дала обет безбрачия и целомудрия. Известно, сколь сурово относилась святая, к слову сказать, весьма сведущая в магии, к прелюбодеянию да и вообще к плотским утехам. Таянская принцесса знала, что камень и человек взаимно влияют друг на друга. Обычно это не слишком заметно, но если камни долгое время принадлежат сильному магу, они навсегда обретают некоторые свойства хозяина. Циала полагала беременность состоянием постыдным и греховным, и столь любимые ею тарскийские рубины это запомнили. Отсюда и те боль и тошнота, которые одолевают принцессу, стоит ей хотя бы взглянуть на камни. Что ж, несколько месяцев она без них обойдется, а чтоб не искушать судьбу, отдаст ларец на хранение Церкви.
Толстый Тиберий изысканно и витиевато поблагодарил за оказанную ему честь и немедленно водрузил шкатулку с реликвией в алтарной части главного храма Гелани, куда принцессу никто бы одну не пустил. Обмороки и резкие боли в спине прекратились почти сразу же, но тошнота и раздражительность никуда не делись. Сменивший Шаму толстенький лекарь с невозмутимым видом готовил какие-то облегчающие ее состояние настойки, в сотый раз объяснял, что все в порядке, но Ланка не успокаивалась. Ее бесило все — и исчезающая красота, и отвратительное самочувствие, и, главное, что от нее теперь ничего не зависело и она могла лишь ждать срока, равного и для матери наследника, и для последней судомойки. Ждал срока и Симон. Причем в отличие от своей державной пациентки медикус был твердо убежден в том, что у Михая Годоя не должно быть наследника.
Их было семеро. Сезар Мальвани, моложавый красавец, словно бы вернувшийся с праздничного парада, а не проделавший беспредельный по скорости марш от Гверганды до Центральной Арции и обратно, Архипастырь Феликс, в темном платье воинского покроя более похожий на коронэля, нежели на клирика
высокого ранга, усталый, с потемневшим жестким лицом командор Добори, порывистый, черноглазый Шандер Гардани, вполне оправившийся от своей странной болезни, величавый Максимилиан в роскошном кардинальском облачении, согнутый годами Эрик и Рене, спокойный и сосредоточенный, как в море во время шторма. Их было семеро, и от них зависело, удастся ли предотвратить предсказанное в Пророчестве или же Благодатные земли навеки скроются в смертном тумане.На столе стояло вино, в шандалах горели свечи, за окнами буйствовала летняя ночь, полная звезд и ласкового ропота волн, но людям, собравшимся в Башне Альбатроса, было не до щедрот, изливаемых на землю Звездным Медведем.
— Так вот как оно все было, — Эрик склонил седую голову, — что ж, вечная им всем память… Но как можно было позволить предателю разгуливать на свободе?!
— Кто же знал, что Койла — предатель, — вздохнул Добори, — провел он нас, как детей, это так. Годой понимал, что все держится на маршале Ландее, и принял меры. Но чего уж теперь шпагой махать… Нужно думать, что делать дальше.
— А чего думать? — Мальвани взял со стола кубок, но пить не стал, так и держал в руке. — Выход у нас один — выстоять! Того, что здесь было сказано, достаточно, чтобы забыть и думать о переговорах. Если б речь шла просто о войне, я бы был почти спокоен — Гверганду никакая армия не возьмет, ее просто невозможно взять.
— Чего ж вы тогда ее от нас стерегли? — беззлобно поддразнил арцийца Рене. — Раз она такая неприступная.
— Да мы вас и не опасались, — махнул рукой Мальвани, — просто нужно было где-то копить силы. Мы семь лет кряду готовились голову Бернару открутить, да слишком долго копались. Вот и дождались! Хотя с вами, монсигнор Аррой, считаться тоже приходилось, от Счастливчика всегда можно ждать такого, что никому и в голову не придет. Да и флот ваш… Захоти вы не мытьем, так катаньем захватить Гверганду, Проклятый знает, чем бы дело кончилось.
— Проклятый? — непонятно чему улыбнулся Рене. — Проклятый точно все знает. И в чем дело и что делать… Я бы от его помощи не отказался, самый подходящий бы противник Годою был. Но приходится рассчитывать на себя.
— Давайте говорить по кругу, — рассудительно предложил молчавший досель Максимилиан. — Друг с другом не спорить и сказанное не обсуждать, пока не выскажутся все.
— Разумно, — согласился Сезар и наконец выпил свое вино. Остальные в знак согласия кто кивнул, кто промычал нечто одобрительное.
Мальвани отодвинул пустой кубок:
— Я буду говорить о том, что понимаю. Нас и тех, кто к нам примкнул, около сорока тысяч. Сейчас люди готовы драться, но если их не занять чем-нибудь и не ободрить хоть маленькой, но победой, начнут уходить. Вешать дезертиров не хочу, это сыграет на руку Годою. Как бы то ни было, к осени мы должны превратить побережье Адены и Гверганду в непреодолимый рубеж. Это не столь уж и трудно. Нападения с моря опасаться не приходится, хотя на всякий случай берег патрулировать придется. Время у нас есть. Как раз достаточно для проведения работ. Пусть Годой увязнет всеми четырьмя лапами под Гвергандой, а лучше всего, если останется здесь зимовать. Для армии нет ничего хуже, чем вести зимнюю осаду. Боюсь, он это тоже понимает и, если ему не удастся взять город с маху, уйдет на зимние квартиры не позже конца месяца Зеркала.
— Командор прав, — подхватил Добори, — от себя бы я добавил, что нужно что-то сделать с городом. Гверганда — порт. А в порту вечно болтаются самые разные люди. От Годоя можно ожидать любых сюрпризов, а я не хочу, чтоб в один прекрасный день взлетели на воздух пороховые погреба или была отравлена питьевая вода. С другой стороны, с купеческими старшинами тоже ссориться не резон. Нельзя, чтобы город ЗАХОТЕЛ перейти под руку узурпатора…
— А это уже наше дело, — просто сказал Феликс. — Я надеюсь, слово Архипастыря и то, что я временно перенесу Святой престол в Гверганду, сделает большинство горожан нашими сторонниками. Я предложу всем, кто не хочет сражаться против посланца Антипода, покинуть город, остальные же будут объявлены участниками Священного похода, а они могут сложить оружие лишь по воле Архипастыря.