Несравненное право

Искра древней распри между Ройгу и сгинувшими повелителями Всадников Горды долго, слишком долго тлела в недрах Последних гор и вот вырвалась наружу, став причиной пожара, который некому гасить.

— Всадники пока держатся, — Эмзар ничего не скрывал, — я говорил с одним из них, или, — поправился эльф, — он говорил со мной и рассказал, что знал сам. К сожалению, слишком мало. Сила Ройгу растет с каждым днем, сила Всадников сосредоточена лишь в них самих. Они поставлены нести службу еще до Оммовой битвы и забыты на тысячелетия. Смена не пришла, она и не могла прийти, потому что все погибли. Но даже в ту пору их пост был лишь данью традиции. Они знали, что должны остановить Ройгу, если тот надумал бы вернуться, но для них это имя было легендой. К тому же с ними были их предводители и их боги, которые знали, что делать.

Эстель Оскора, как ее называют в Пророчестве, разбудила их, вырвала из векового сна, впрочем, они и сами начинали оживать, видимо, пробуждение Ройгу оживляло и его стражей. Это неудивительно, если учесть, что они ветки одного дерева. Видимо, — эльф невесело улыбнулся, — междоусобица знакома всем мирам и всем, обладающим разумом, смертны они или нет. Как бы то ни было, Всадники держат Горду, не позволяя Ройгу пересечь некогда проведенную черту.

— И потому Годой вынужден развязать обычную войну, рассчитывая на земное оружие и своих гоблинов?

— Да, но после гибели Всадников вся эта чудовищная мощь выплеснется наружу, и остановить ее будет трудно, очень трудно…

— Или невозможно? — прямо сказал Рене.

— Не знаю, — эльф выдержал взгляд человека, — если это невозможно, мы в этом убедимся. Но пока хоть кто-то из клана Лебедя жив, мы будем рядом с людьми. Сила этой твари, я убежден, зиждется на ритуалах, подобных тому, который мы застали здесь. Отнимаемые жизни, боль, страдание, унижение — все это перерабатывается в силу, ибо нет боевого волшебства, разрушительнее созданного из чужих страданий и преждевременных смертей. И я не сомневаюсь, подобное творится сейчас по всей Таяне, ибо обретающий каждое новолуние кратковременное материальное воплощение Ройгу питается этой силой и раз от разу становится сильнее. Он уже почти сравнялся с Всадниками, но, даже погибая, они его задержат. Он должен будет залечить раны перед новым прыжком, а для этого ему понадобятся тысячи новых жертв.

Я не уверен, но, вероятно, он может использовать и силу, высвобождающуюся во время сражений, особенно если кто-то из воинов осознанно посвятил себя его делу. А те, кого называют гоблинами, всегда хранили верность прежним богам, для них возвращение Ройгу означает справедливое возмездие. Я ответил на твой вопрос?

— Ответил, — Рене замолчал, задумчиво глядя впереди себя, — что ж, если этот Ройгу и его колдуны пока еще в Таяне, их можно застать врасплох. И они смертны. Я видел одного из них, — адмирал поморщился, — это было не очень приятное зрелище, но его удалось уничтожить, и сразу же рассеялось и его колдовство.

— Так часто бывает, — подтвердил Эмзар, — что ж, я согласен с тобой: застать их врасплох — это выход, более того, выход единственный. Решено, мы пойдем с вами и посмотрим, так ли сильно это существо, как говорится в Пророчестве.

Эстель Оскора

Я смотрела на море из облюбованного мной узкого оконца. Мне нравилось это место и открывающийся с него вид, да и Рене, когда тот бывал в Идаконе, я часто встречала его именно здесь. Видно, ему тоже полюбилась белая скала, похожая на затаившуюся кошку, в позеленевшее подножие которой бились самые высокие в бухте волны. Сегодняшний вечер был не из теплых, но мне отчего-то не хотелось уходить. Я стояла, обхватив руками предплечья, и жалела об обрезанных прошлой осенью косах, распустив которые можно было бы обойтись без плаща. Следовало бы встать и принести теплую одежду или, на худой конец, прикрыть створку-витраж с мчавшимся куда-то неестественно узким кораблем с разноцветными парусами, но я не могла заставить себя пошевелиться.

На душе было мерзко и холодно, впрочем, после исчезновения Рене это было моим обычным состоянием. Я не очень-то верила, что он уехал в Гверганду, хотя это и выглядело весьма правдоподобно. Даже такой невеликий стратег, как я, и тот понял бы — этот город-крепость в устье Адены лучшее место для обороны. Именно там нужно и можно остановить моего дражайшего родителя, ни дна бы ему ни покрышки!

На аденском рубеже шла напряженная, спешная работа. Было бы вполне естественным предположить, что в столь тайном и важном деле, как строительство укреплений, без Рене не обойтись, но я отчего-то не верила, что он там, хотя своими глазами видела, как он уезжал… Я знала адмирала не так уж и хорошо, он вообще был из тех людей, которых до конца не знает никто, но чувствовала, что мы чем-то схожи. Конечно, я ни черта не понимала в этих их войнах, но слишком уж ценны были яйца, чтоб все их складывать в одну Гвергандскую корзину.

Аденский рубеж был основным, но оставались еще болота Явеллы, которые, как сказал Эор, «они не должны перейти». Конечно, армия там незамеченной не прошла бы, да и не было в Таяне никакой другой армии! Мой богоданный батюшка вымел Таяну и Тарску подчистую, оставив только гарнизоны и заставы, долженствующие держать в узде не слишком-то к нему расположенный народ. Но «они» вовсе не означали тяжелых конников, вооруженных до зубов горцев или мушкетеров. «Они» могли принадлежать к свите Белого Оленя. Да, первую свору я без особого труда прогнала, хотя, если быть до конца честной, не было в этих псах ничего по-настоящему опасного, несмотря на то что они погубили уйму народа, разбудив древний ужас, спящий почти в каждом. Рогатая туманная тварь, схватившаяся со Всадниками, и Охотник, уничтоженный Астени, были пострашнее!

Пока и во Внутреннем Эланде, и на берегах Адены было тихо и спокойно. Слишком спокойно, на мой взгляд. Поэтому я не удивилась, когда куда-то исчезли большинство «Серебряных» (меньшинство было приставлено ко мне и таскалось за мной как пришитое, стоило мне покинуть спальню). Выбор был неплох. Кому, как не таянцам, стоять на границе с любезным отечеством, но что они сделают, если против них выйдут не воины, а туманная нежить?! Лягут костьми, послав гонца, который может и не успеть?

Я скрипнула зубами от бессилья — если кто-то и должен защищать Явеллу, так это я. Но для этого нужно признаться Рене во всем, а мне куда легче и приятнее умереть. И вот я под надежной охраной любовалась красивейшей из виденных мною скал, проклиная все на свете. Холод донимал все сильнее, но я упрямо не уходила, словно чего-то ждала. И дождалась. По-эльфийски изящная фигурка легко переступила через подоконник. Я с удивлением уставилась на незнакомца, в свою очередь тщательно изучавшего меня. Это был юноша-эльф, бледненький, с мягкими пепельными волосами, закутанный в незаметный серый плащ, каких я в Убежище не видела.

Точеные черты лица, огромные серебристые глаза, бескровные губы… Я поняла, что ошиблась — это создание не могло быть эльфом, на которых Творец, или кто там их создавал, не пожалел самых чистых и ярких красок. Незнакомец был словно бы соткан из всех оттенков серого, хоть и обладал правильными эльфийскими чертами и слегка раскосыми глазищами. Впрочем, какое мне дело до расы, к которой принадлежал пришелец, гораздо важнее знать, что ему нужно и каким образом он оказался в башне.

Насколько я поняла соотечественников Романа и Астени, летать они все же не могли, хоть и владели силой, достаточной, чтобы, к примеру, пройти по болоту, не увязнув в нем. Дело тут, как мне кажется, заключалось в их дружбе с растениями, без которых трясины просто немыслимы. Зеленая магия удерживала и Перворожденных, и их коней на поверхности, но уже по воде они ходить не могли и тем более не умели летать. Я смотрела на серенького гостя со все возрастающим любопытством, но без страха. Откуда-то я поняла, что это друг, и друг надежный, так не все ли равно, кто он и как тут оказался.

Моя порченая кровь молчала — значит, к тарскийским тварям пришелец отношения не имел, равно как и к родичам Всадников. Оставалось надеяться, что он разговаривает, причем на языке, который я в состоянии понять. Так и оказалось. Существо великолепно владело арцийским, и оно меня знало!!!

— Благословение навеки от Стражей Горды, — голос юноши был приглушенным и каким-то простуженным, — помнишь ли ты, Дитя Осени, свой долг?

Я ошалело молчала. Конечно, судьба распорядилась так, что я родилась в месяц Волка точнехонько на рассвете, но это еще не повод называть меня Дитя Осени, так как в осень рождается едва ли не каждый третий — ведь месяц Звездного Вихря в Благодатных землях испокон века почитался месяцем свадеб.

— Помнишь ли ты свой долг, Дитя Осени? — настойчиво повторил гость.

— Почему ты меня так назвал? — мое удивление оказалось сильнее осторожности, вежливости и решимости слушать, а не говорить.

— Значит, не помнишь, — пришелец печально покачал головой. — Сумеречная так и думала, но попытаться следовало!

— Во имя Проклятого, — я вышла из себя и сама не поняла, как повторила любимую фразу Рене, вполне приличествующую адмиралу, но не благородной даме, — чего я не помню?!

— Откуда я знаю, — пожал плечами мой серый собеседник, — Сумеречная этого тоже не знает, просто, когда в тебе заговорит кровь, ты вспомнишь. Кровь в тебе есть, это точно, но она спит.