Нестандартный ход 2. Реванш

И вдруг щелкнул замок. А по ту сторону послышался чудовищный кашель. Который всё не прекращался и не прекращался.

Мужчина чертыхнулся, стряхивая ступор, и резко толкнул полотно.

Ровно к тому моменту, как обессиленная Элиза, закутанная в одеяло, задыхаясь, осела на пол прямо перед ним…

* * *

Родители Элизы спешно направлялись к Роме через длинный светлый коридор. На лицах — дичайшее беспокойство, но держались они достойно и без истерик поинтересовались, что произошло. Разумовский обрисовал ситуацию: нашел почти в бессознательности, привез в больницу, ждет заключение врачей. Обстоятельства их «встречи» у нее в квартире деликатно промолчал.

— Я склоняюсь к тому, что она запустила свое состояние и дошла до воспаления легких, — подытожил, скрывая раздражение от безалаберности девушки.

Явно же, что она простыла во время поездки на объект. В день родов Евы, когда мужчина забрал ее из квартиры Дашкова, думая, что тот чем-то опоил Элизу, всё оказалось прозаичнее. Ей уже было плохо, раз она пыталась одолеть головную боль таблетками, и теперь версия с реакцией на смешение алкоголя с лекарствами не представлялась такой уж нереальной.

А потом девушка в своем взрыве эмоций, лишивших его тогда дара речи, очень долгое время пролежала на холодной сырой земле. Нынешнее ее состояние — вполне естественный исход.

И как же Рома зол на нее! Хоть кому-то могла сказать о своем состоянии! И не доводить себя до истощения...

— Сколько уже ее обследуют? — Римма Александровна, заламывала руки и бросала взгляд на вход в отделение интенсивной терапии.

Туда-сюда с протяженностью в несколько минут сновал медперсонал, который на них не обращал никакого внимания. Они привыкшие.

— Чуть больше часа.

— Значит, скоро скажут.

Никто из родителей не пожелал присесть, оба мерили нервными шагами кафельный пол и оборачивались каждый раз, когда массивные двери распахивались.

Около получаса спустя оттуда всё же вышел дежурный врач, которого Рома сразу узнал. Тот, перебирая листы, приблизился:

— Вы же муж Мамиконян? — именно так Разумовский и представился, привезя ее.

— Да.

Спартак Арсенович и Римма Александровна почти бесшумно оказались рядом.

Мужчина окинул их безразличным мимолетным взглядом и посмотрел Роме в глаза:

— КТ выявило поражение легких более семидесяти пяти процентов. У пациентки дыхательная недостаточность и сопутствующая лихорадка. Ее уже перевели в реанимацию. Необходимы противовирусная, антибактериальная и респираторная поддержка. Уверяю, что помощь оказывается на высшем уровне. Посещения, само собой, запрещены на этом этапе, поэтому нет смысла здесь оставаться.

— Но Вы оцениваете ее состояние как стабильно тяжелое или... — вмешалась мать Элизы, растерянная новостью.

— Да, сейчас ситуация такова, но я не могу ничего гарантировать, вы же понимаете, что поражение колоссальное. Хотя, меня, безусловно, радует отсутствие хронических заболеваний. Плюс молодой организм. Это увеличивает шансы на положительный исход.

— Хотите сказать, есть вариант отрицательного? — подался вперед Разумовский.

— Такой вариант есть всегда.

Сказано было легко, равнодушно и даже небрежно.

Перед глазами Ромы пронеслись сотни подобных этому «лекарей», чьи схожие бесстрастные слова он из раза в раз слышал в годы лечения мамы. Чертовски ровные и до чудовищности безликие, эти слова задевали градусом бесчувственности. Умом-то понимаешь, что доктор не обязан сопереживать тебе, у него на людское горе иммунитет, но внутри набатом бьет горячий протест, и в голову ударяет мысль: ведь можно же хотя бы немного вовлечённее! И дело даже не в деньгах, черт возьми, которые они за это получают, а в каких-то очень простых примитивных человеческих качествах!

Всегда хочется знать, что близкие находятся в надежных руках. Но когда об их состоянии говорят с нескрываемой безучастностью, в этом начинаешь сильно сомневаться. И неосознанно вешать долю вины за тот самый отрицательный исход...

Что им двигало, Разумовский не смог бы объяснить внятно — такое случилось впервые, просто в какой-то момент красной пеленой застлало глаза, и в следующую секунду он резко притянул мужчину к себе, схватив за грудки так, что тот вынужденно встал на носочки, вытянувшись, и с арктической интонацией прочеканил ему прямо в лицо:

— Такой вариант исключается. Вы всей командой доблестных эскулапов поставите эту девушку на ноги, имея прекрасный стимул: в противном случае я клянусь не только лишить каждого из вас права практиковать, но и сделать так, чтобы вы вообще не смогли найти работу... никакую!

— Рома, — твердая рука Спартака Арсеновича легла ему на плечо. — Остынь.

Он ослабил хватку и постепенно выпустил врача, который отвечал ему молчаливым презрением. Мол, «представление-угроза» не возымело эффекта. Это подстегивало снова добраться до него, но отец Элизы мягко задвинул зятя за спину и сам продолжил разговор:

— Извините нас за наши эмоции. Подскажите, может, что-то нужно купить, передать?..

— Всё необходимое этот товарищ уже оплатил, — стрельнув недовольным взором в своего недоброжелателя, поправил халат мужчина. — Сохраняйте спокойствие, не забывайте, где находитесь. Остальные сведения — по мере изменений состояния пациентки.

Появилось желание кинуться ему вслед и все-таки... врезать. Господи, Роме нестерпимо, до зуда в пальцах хотелось выместить свою ярость на враче. Остановил только шок, с которым на него посмотрела Римма Александровна. Да уж. Когда сам себя не узнаешь, что же делать окружающим, знающим тебя в прошлом уравновешенным и адекватным?

Как-то ладно, не сговариваясь, все трое опустились на привинченные к полу сидения и уставились перед собой. Но немного погодя Спартак Арсенович негромко и задумчиво протянул:

— Ром, давай домой. Ты слишком остро реагируешь, я тебе позвоню, обещаю.

Разумовский опешил. В смысле, домой, там бездыханная Элиза в одном из этих ужасных стерильных боксов, а он — домой?..

— Нет, — отрезал и прикрыл веки.

Надо отдать должное ее родителям, они не стали пререкаться в этой ситуации. Теперь каждый в своем безмолвии надеялся на лучшее. Время от времени Рома интересовался состоянием Элизы, найдя сговорчивую медсестру, охотно принявшую вознаграждение.

Стабильно тяжелое. Ничего не меняется.

В этом он не разбирался, разбиралась мать девушки, будучи кардиологом и ориентируясь в терминах. Но разговаривать с ней Разумовский не стремился, отчетливо понимая, что сдержанность и безмятежность женщины — напускные. Лишние расспросы способны расшатать их.

Когда время перевалило за полночь, было выпито несколько стаканчиков кофе и с одним и тем же вопросом десяток раз остановлена та самая медсестра, мужчина привлек внимание четы Мамиконян, встав перед ними: