Нестрашные сны

Агата приподняла взлохмаченную голову. Она лежала в спальне Келдыша. На его огромной кровати. Совершенно одна. Хотя всю ночь Игорь прижимал ее к себе, словно и правда боялся, что она ускользнет, растает, сбежит — в сновидения, в прошлое.

А к ней вернулись сны. Не Пустыня, не падения с крыш. Просто сны, после которых утром просыпаешься здоровой и легкой, пытаясь припомнить ускользающие рассыпчатые цветные видения.

Агата своему утреннему одиночеству обрадовалась. Как-то надо привыкнуть… ко всему этому, к тому, что она и Келдыш… Да и вообще следует прочувствовать событие, понять, что она стала взрослой, настоящей женщиной… Но торжественные и значительные мысли в голову никак не шли. Лезли совершенно иные, привычно паникерские: а как она посмотрит ему сегодня в глаза? А что следует говорить по утрам мужчине, с которым ты ночью впервые… была. А вдруг ему не понравилось? А если он пожалеет?

В общем, когда Агата услышала за дверью приближавшиеся шаги, она настолько уже себя запугала, что поспешила спрятаться за ненадежной защитой простыни и сомкнутыми ресницами.

Игорь старался двигаться бесшумно. Осторожно опустился на кровать (та слегка прогнулась), медленно вытянулся, пошелестел простыней. И замер. Агата старалась дышать якобы сонно, ноздри щекотал запах то ли геля для душа, то ли крема для бритья, то ли и вовсе туалетной воды. И еще — его собственный запах. Запах мужчины. Знакомый и непривычный, пугающий и притягивающий. Хотелось вдохнуть его поглубже. И поближе. Так остро ощущается жар его тела…

Агата дождалась, когда дыхание Келдыша станет длинным, ровным и глубоким, и осторожно глянула сквозь ресницы. И правда спит. Лежит на спине, согнутая рука — на лбу. Знакомая поза. Таким она его видела когда-то. Очень давно…

Агата осторожненько придвинулась, внимательно следя за его дыханием и за его лицом. Поразглядывала пару минут: глаз из-под локтя не видно, губы приоткрыты, темные волосы на подушке… Примерилась — и осторожно клюнула его в гладко бритую щеку. Уголок его рта пополз вверх, Игорь стремительно повернулся, и ойкнувшая Агата оказалась уже лежащей на нем. Серые глаза щурились в смехе: ясные, совсем не заспанные.

— Притворяешься! — обвинила Агата.

— И ты.

Она не очень настойчиво попыталась вырваться, но он легко удержал ее, да еще голое тело на голом теле вызвало… его реакцию. Агата замерла, покраснела и стала смотреть в сторону.

Вчера все было совсем не так: не было времени подумать, даже испугаться, все было таким… пусть неизвестным, но естественным, желанным, захватывающим… Сегодня же одно воспоминание о том, что случилось вчера и что может повториться сегодня — да прямо сейчас — приводило в замешательство, смешанное с любопытством и возбуждением. В теории все понятно, а вот на практике… Да еще такой… неожиданной и… ошеломляющей…

Ее легонько встряхнули. В голосе Игоря — смех пополам с досадой:

— Слушай, если ты на мне прямо сейчас уснешь, это будет убийственным ударом по моему мужскому самолюбию!

— Ой, извини…

Агата вновь попыталась скатиться с него. Не пустили. Наоборот, Келдыш прижал ее к себе еще теснее и она почувствовала, как двинулись его ребра, как голос зазвучал раньше, чем он произнес:

— Знаешь, я не должен был… на тебя набрасываться.

Ну начинается!

Ладно. Поговорим. Хоть сейчас.

Вчера поговорить как-то… не удалось. Как вообще можно разговаривать после таких поцелуев? Ноги подкашиваются, сердце бьется и на своем законном месте, и в голове, и в животе… Она даже застонала от разочарования, когда Келдыш отстранился. Но оказалось, лишь для того, чтобы избавить себя и ее от такой ненужной, тесной, жаркой одежды. Чтобы стать еще ближе — его плотная горячая, быстро влажнеющая кожа; пальцы, рассыпающие по телу огненные сладкие искры, горячие поцелуи, как укусы — снова и боль и удовольствие одновременно…

— Это же я на тебя набросилась!

Игорь согласился:

— О да, я помню!

Агата скользнула мизинцем по ссадине на его губе, сказала виновато:

— Я не знаю, что на меня нашло!

— Я тоже не знаю…

Она только успела возликовать: вот и взрослый опытный мужчина потерял голову от страсти, потерял голову от нее, Агаты! Но Келдыш, как обычно, все испортил — продолжил крайне серьезным голосом:

— …что на тебя нашло!

Агата растерянно захлопала ресницами.

— Ах ну, извините, не сдержалась… Значит, ты все-таки жалеешь, да?

И затаила дыхание в ожидании ответа.

— Черта с два жалею, — пробормотал Келдыш. — Но извинениями ты не отделаешься.

— А… чем?

Игорь сказал со вздохом:

— Объяснил бы я тебе — чем, но уже совсем некогда. Уже звонила твоя… хм, наша?.. бабушка. Пошли сдаваться.

И Агата сразу скисла. Спросила трусливо:

— А может, не надо, а? Может, потом, как-нибудь…

Игорь поцеловал ее — очень крепко. И также крепко сказал:

— Надо!

****

— Ну я так и знала…

Они сидели за столом — друг напротив друга. Келдыш и бабушка. Агата беззвучно вздохнула. Она не знала, к кому присоединиться, понимая, что сейчас это будет своего рода демонстрацией, на чьей она стороне. В конце концов села в торце стола, но все равно то и дело суетливо подскакивала — подогреть раз за разом остывающий чайник, достать что-нибудь из холодильника…

— Следовало ожидать, — продолжила бабушка, бесконечно помешивая уже заледеневший, наверное, чай. — Явился! Ошеломил. Заинтриговал. Ослепил.

Они обменялись ядовитыми улыбками. Лидия словно пункты обвинительного приговора зачитывала:

— Вы же понимаете, что вы — единственный… да просто первый взрослый яркий мужчина, встретившийся Агате! В этом-то все и дело! Вы не дали ей вырасти, оглядеться, выбрать, наконец…

— Бабушка, ну зачем ты так говоришь?! Я уже выбрала!

Бабушка не обращала на нее никакого внимания.

— Я собираюсь и дальше и дольше, — холодно заявил Келдыш, — оставаться единственным.

Лидия подняла брови.

— Даже учитывая наш семейный темперамент?

Игорь заломил бровь — ответно.

— А насколько вы знакомы с нашим семейным темпераментом?

Лидия со звоном бросила ложечку на блюдце. Агата вздрогнула.

— И что дальше?

— Я — больше не ее куратор…

— Бог услышал мои молитвы!