УДК 82.344

ББК 84(2)6

Горбунова А.

Нет никакой Москвы / Горбунова А… – М.: Индивидуум, Эксмо, 2024. – (Серия «vol.»).

ISBN 978-5-907696-73-0

* * *

Ручная работа

Один человек делал удивительные конфеты ручной работы. А что же было в них удивительного? Пожалуй, именно то, что обычно и считается на свете удивительным: они были не тем, чем они кажутся. Чем же они были? Лекарством от смерти. Чем же они казались? Конфетами. Этот человек продавал свои конфеты на сайте, где было написано: «Удивительно вкусные, сладкие конфеты, обладающие некоторыми особыми свойствами. Все только натуральное, делаю сам, заказывать так-то». Со временем люди расчухали, что это не конфеты, а лекарство от смерти, это мало кому понравилось, и человека стали судить. «Ты обещал нам конфеты, а сам продавал лекарство от смерти, – обвиняли его люди, – ты писал, что твои конфеты удивительно вкусные и сладкие, но они невыносимо горькие!» «А на мой вкус они очень даже сладкие, может, немножко своеобразные, но не так уж прямо чтобы невыносимо горькие, и вообще на вкус и цвет товарища нет, – ответил человек, – а что я не указал на сайте, что это лекарство от смерти – так то был рекламный сайт, а кто на них пишет всю правду? Кое на что я тем не менее намекнул, указал, что они обладают некоторыми особыми свойствами. А если бы прямо так и написал, что это лекарство от смерти, никто бы и вовсе не стал их покупать, я это прекрасно понимаю». «Ты понимаешь, что ты со всеми нами сделал этими своими конфетами?» «Понимаю, теперь вы будете жить вечно». «Зачем ты это сделал? Ты хотел облагодетельствовать человечество, подсовывая людям вместо конфет лекарство от смерти?» «Господь с вами, и в мыслях такого не было. Просто я всю жизнь пытался сделать обычные, нормальные, вкусные конфеты, а получалось всегда вместо этого лекарство от смерти. И что бы ни делал – из всего получалось лекарство от смерти. А я же не могу вообще ничего не делать. Вот я и стал делать то, что могу, у меня и выбора никакого не было. Я, кстати, много чего делаю – не только конфеты. Делаю ручную косметику, всякие шарики для ванн. Делаю посуду ручной работы. Делаю очень красивые блокноты, ни один не похож на другой. Сам пеку хлеб и булочки, держу маленькую пекарню. И много-много-много чего еще. В каждом городе мира есть точки, где можно купить мою продукцию». «Мы осуждаем тебя, – сказали люди, – лекарство от смерти нельзя втюхивать под видом чего-то другого. Лекарство от смерти можно только предлагать открыто, чтобы люди выбирали его осознанно. И лекарство от смерти нельзя продавать, его можно только давать бесплатно, как дар. За нарушение всех этих правил и истин мы приговариваем тебя к смерти». «Вы во всем правы, – сказал человек, – только ничего не получится, потому что все мы уже давно бессмертны».

I. Надо меняться – > Во что верят суфии?

Игнат и Рустам

«Привет, я Олаф, люблю жаркие объятия!» – поздоровался Игнат с рабочим из Таджикистана. Игнату только исполнилось четыре года, Рустаму – так зовут рабочего – на вид лет тридцать пять. Рустам смуглый, поджарый, сухой, как будто обгоревший на солнце, его большие ступни вдеты в черные резиновые шлепки, а длинные ноги кажутся особенно худыми в свободных сине-черных спортивных шортах. На теле – легкая футболка бордового цвета. Олаф с его любовью к жарким объятиям – это снеговик из мультфильма «Холодное сердце», который только что посмотрел Игнат. На улице – майская жара, она держится уже неделю, и за эту неделю листья на деревьях стремительно пошли в рост, распустились одуванчики на берегу речки, а только что посаженная на участке спирея и один из саженцев яблонь расцвели буквально на следующий день после того, как оказались погружены в местную почву. В такую жару, конечно, снеговик Олаф должен растаять, если над ним не будет собственной маленькой тучки, из которой идет снег. Рустам шуточно раскрыл руки после того, как Игнат ему представился, – изобразил жаркие объятия. Игнат – белобрысый, лопоухий, тоже худенький и высокий для своих четырех лет мальчишка, с длинными золотистыми ресницами. Хоть он и представился Олафом, в дальнейшем Рустам называл его не иначе как Красавчик. Игнат любит повторять фразы, которые где-то услышал, которые ему кажутся смешными или красивыми. Он может подолгу вести странные, причудливые монологи, на ходу фантазируя, придумывая небылицы, вплавляя их в реальность, и сам верит в свои фантазии. Игнат не знает разницы между игрой и серьезностью, между смешным и глупым, между тем, что есть, и тем, чего ему просто хочется.

Рабочих из Таджикистана трое: Рустам, Юсуп и Давладбек. Юсуп пониже, потолще, с черной бородкой. Давладбек легонький и небольшой, а сколько ему лет – не понять. Они ночуют в маленьком деревянном сарайчике на краю участка, там сколочены нары, рабочие на них спят. Каждое утро и вечер они просят воду, приносят на крыльцо пластиковые пятилитровые бутылки, и мама Игната набирает им воду из-под крана. Она даже не знает, что они делают с этой водой: только ли она для технических нужд или они пьют ее тоже. Это плохая вода, в ней много железа, у нее неприятный привкус, и пить ее не слишком полезно; питьевую воду родители Игната заказывают из «Перекрестка» вместе с доставкой еды или ездят набирать в скважину неподалеку.

Задача рабочих – облицовка дома. На желтые древесно-волокнистые плиты нужно установить покрытие в виде бордово-коричневых кирпичиков. Вначале – армирование, сетка, затем уже сам монтаж плитки. Поверх покрытия рабочие наносят специальный белый клей, а потом его отдирают: псевдокирпичики остаются, а между ними получается прокрашенное белое пространство. Рабочие чередуются: кто-то работает, стоя на деревянных лесах, кто-то отдыхает внизу, сидит на камне или на какой-нибудь деревяшке, смотрит и ждет своей очереди. Иногда приезжает прораб, русский молодой парень, смотрит, как идет работа.

Рабочие облицовывают заднюю часть дома: Юсуп – на лесах, Давладбек – ниже. Рустам сидит на камне, отдыхает. За спиной у Рустама течет маленькая речка, прямо по участку. Коричневая, с зарослями высокой травы на берегах, в ней плавают утки; речка бежит дальше, в лес, и в нескольких километрах от участка впадает в большое красивое озеро. Рустам смотрит на дом, скоро будет его очередь работать. Вокруг разбросаны какие-то доски с торчащими из них ржавыми гвоздями, инструменты, стоит белое ведро с клеем. Игнат любит все предназначенное для строительства, любит понимать, зачем что нужно, ему очень интересно, что делают рабочие. Вначале он идет по участку, осматривает все знакомое: вот кочка, на которой выросли колокольчики, вот грядочка с недавно посаженным луком, вот здесь накрыты помидоры, которые только что посадила бабушка, а здесь саженцы – будущий плодовый сад: яблони, груши, малина, жимолость. Сирень будет у крыльца, малина у забора, плодовые деревья вырастут в несколько рядов. Вот спуск к речке по траве, примятая в ней тропинка, туда мама с папой ходят, чтобы набирать воду в лейку. Все это нужно обойти, с каждой травинкой поздороваться, поговорить. Порхает белая бабочка. Привет, бабочка, ты капустница, да? Игнат знает капустниц и лимонниц. Он с важным видом обходит угодья, потом садится в отдалении и смотрит на рабочих. Ему хочется подойти ближе, но пока он не решается. Рустам машет ребенку, показывает поднятый большой палец. Игнат поднимает обе руки и делает ими какой-то странный ответный жест. Он молча, издалека, наблюдает какое-то время за ходом работ. Потом решается вступить в диалог, обратить на себя внимание и кричит в сторону рабочих: «Курья жопка!» Рабочие делают вид, что не слышат. Игнат кричит им всё громче: «Курья жопка! Курья жопка! Курья жопка!» Подлетает мама: «Перестань дразниться!» – и уводит.

Постепенно Игнат смелеет: первые два дня он наблюдал за рабочими издалека, с выбранной им удобной позиции, потом стал подходить к ним, сидеть рядом, смотреть на процесс облицовки дома. Особенно он подружился с Рустамом. Рустам как увидит его – тут же улыбается: «Привет, Красавчик!» Игнат бежит к Рустаму, и они здороваются за руку, как два взрослых мужика. Игнат просыпается – и сразу на улицу: посмотреть, насколько продвинулись рабочие, как изменился дом. Перед сном – тоже вечерний обход участка и дома, оценка сделанных работ. Игнат сидит рядом с рабочими, а его мама – вдалеке, на той наблюдательной позиции, где в прошлые дни сидел сам Игнат. Теперь там мама, она, как кошка, греется на солнышке, щурится, мурлычет, но сама настороженным глазом послеживает за ребенком. Иногда из дома выходит папа ребенка, человек с козлиной бородой и гитарой, он садится на крылечке и бренчит. Потом снова возвращается в дом: там он пишет умную книгу про то, что такое совесть. С рабочими родители Игната не разговаривают, они не знают их имен, не знают, что это за люди, только здороваются утром, улыбаются им при встрече, и мама каждый день набирает для них воду. Мама Игната часто выходит на участок в коротком домашнем халатике и как ни сядет поблизости от рабочих – халатик задирается так, что может стать видно то, что у нее между ног. Сидит на шезлонге на открытой веранде, удобно расположилась, поджала ноги, и халатик задрался. Или сидит на полянке на траве, ноги согнуты в коленях, и опять все можно увидеть. Когда Игнат сидит с рабочими, а она наблюдает за ним в отдалении – он регулярно к ней подбегает, обнимает ее, они ласкаются, он утыкается лицом в ее грудь, а когда ему что-то не нравится – дерет ее за волосы.

Игнат с Рустамом обсуждают плитку, процесс облицовки, все этапы работы. «А это зачем?» – спрашивает Игнат. Рустам объясняет. А это? Рустам снова объясняет… Еще Игнат часто хвастается: а у меня то, а у меня сё. У меня дома есть конструктор. У меня бабушка посадила яблоню. У меня есть красивый чайник. У меня есть детская машина. У меня есть аэрохоккей. Рустам ему отвечает: у меня дома тоже все есть – ковер, телевизор, пиала для чая, я заработаю здесь и вернусь домой, куплю машину, открою бизнес. В моей стране на улицах всегда продают мягкое мороженое. Игнат говорит Рустаму: «Когда я вырасту, я тоже хочу стать строителем. Хочу к вам в бригаду. Сейчас я поэт, музыкант и философ. И еще врач. А когда вырасту – стану строителем, как ты». Рустам удивляется: «Ты – поэт?» «Да», – отвечает Игнат. «Прочитай что-нибудь свое». Игнат не читает по памяти, а сочиняет на ходу:

жил человек-лесон был страшным, знаменитым, красивыму него были веткиколючие питеры и елка на носуу него колючая печка вместо головывместо плечей кабан

«Про лес, значит?» – спрашивает Рустам. «Да, мы часто в лес ходим, сегодня были. Видели там огромные корни. Дерево упало, а корни торчат все наружу. Видели муравейники, они там всюду. Муравейник – это такая большая куча, там иголки сухие, там муравьи копошатся, много-много. Это их дом. Их государство. Мама сказала, что там у каждого своя роль. А правит ими Королева муравьев!» «А в Таджикистане, – говорит Рустам, – совсем другой лес. Там есть лес из клена и грецкого ореха, есть вечнозеленые арчевники, степи, луга. В Таджикистане растет чинар, фисташки, миндаль, гранат. Там есть пустыни, где ветер да саксаул, и степи, полные мятликов и ковылей, полыни и горицвета. В Таджикистане есть такие горы – Памир». Игнат говорит: «У меня тоже всё это есть, прямо здесь на участке. И грецкий орех, и гранат, и горы Памир. Это все – мое!» Рустам спрашивает: «Красавчик, так весь мир твой, получается?» «Мой!» – отвечает Игнат. «Ты поэт, и я поэт, – говорит Рустам, – давай я тебе тоже свои стихи прочитаю?». «Давай», – соглашается Игнат.

Я без мамы тоскуюДар ша?ри чужойПомню маму роднуюИ рвусь я домойНету рядом любимойНе ёри ?аринЗдесь никто не обниметИ всегда я один

«Да, – сказал Игнат, – это ты круто…» «Ты каких поэтов любишь?» – спросил Рустам. «Я?.. – задумался Игнат, – ну, разных, Чуковского, Тракля…» «Тракля? Это фамилия такая?» «Ну да, мне мама читала». «А я люблю Хафиза. Знаешь Хафиза?» «Знаю». «И Фирдоуси знаешь?» «Знаю». «А ну почитай, что из них помнишь?» Игнат на ходу сочиняет:

мышка по лесу ходилаи набила себе рукупоплыла на лодке помыласьи на этот большой корабльмышка забраласьа потом на этот низкий корабльи эта мышка поцеловалась сама с собойи превратилась в девочку

«Это Хафиз или Фирдоуси?» «Хафиз!» Рустам засмеялся, полез в свой телефон, чтобы найти для Игната стихи Хафиза. Читает ему:

Вошла в обычай подлость. В мире нетуНи честности, ни верности обету.Талант стоит с протянутой рукою,Выпрашивая медную монету.От нищеты и бед ища защиту,Ученый муж скитается по свету.

Журчит речка за спиной, плавают утки, палит солнце. Рустаму пора лезть на леса, Игната зовут обедать.

После обеда Игната уложили спать. Мама с папой пошли в другую комнату на втором этаже, раз ребенок заснул – есть время для интимной жизни. Большое окно рядом с кроватью, занавесок нет, Рустам на лесах обмазывает стену белым клеем, заглядывает в окно, видит длинные белые задранные ноги мамы Игната. После дневного сна Игнат бежит к рабочим, мама садится поодаль, смотрит в телефон, с кем-то переписывается, иногда поглядывает на сына. «Хафиз был суфий! – кричит Игнат Рустаму, – мне мама сказала!» «Ты знаешь, кто такой суфий?» – спрашивает Рустам, у него сейчас опять время отдыха, опять поменялись, теперь на лесах Давладбек. «Кто?» – спрашивает Игнат. «Это мистик, который хочет сблизиться с Аллахом. Многие поэты были суфиями. Суфий говорит: Аллах важнее всего, а материальный мир – это неважно, деньги неважно, главное – Аллах». «Я тоже суфий!» – заявил Игнат. «А ты в Бога веришь?» «Ну да, – говорит Игнат, – у меня есть крестик, но я его не ношу. У бабушки на стене много икон, я их знаю, их зовут Николай, Пантелеймон, Лука, Иоанн Кронштадтский, Ксения и Матрона. Иисус Христос живет на облаке, он умер и воскрес, и теперь он там. Все мертвые тоже на облаке, а умирать больно и страшно». «Думаешь, больно и страшно?» – «Да, я знаю, я однажды упал, ударился, плакал, а мама стала ругаться, что я ее не слушался и из-за этого упал. Она сказала: ты так не делай, а то можно расшибиться насмерть, знаешь, как больно умирать? А я ей сказал: и страшно. Я в тот момент понял, что умирать – очень страшно». В это время к маме, сидящей поодаль в своем телефоне, подошел козлобородый папа, посмотрел, что ребенок опять с рабочими, и сказал ей: «Он у нас ислам-то не примет?»