Нет звёзд за терниями

Седой держал эту самую миску. Себя он уже привёл в порядок, уничтожив следы долгого сидения в клетке. Тщательно старался, до красноты. Их младший товарищ дремал на постели, а Флоренц торчал у окна, отодвинув край занавески. За окном был день — светлый луч прорвался, позолотил встрёпанные кудри мальчишки, наполнился пляшущими пылинками и утёк в щели пола.

— Как ты сегодня? — спросил Конрад. — Сядь, подкрепись.

И кивнул на стол, где разложены были припасы: сыр, яблоки и вяленая рыба. От запахов рот наполнился слюной.

— Только особо не налегай, — добавил темноволосый, — а то там, где мы добыли жратву, её больше нет... Конрад, выше подними, я ж не грудь брею!

Второй раз просить не пришлось. Кори ела и думала.

Мешал мальчишка — сел напротив, уставился на руку. И что смотреть, тут ею не воспользуешься особо. Если рыба или сыр попадут в сочленения, замучаешься вычищать. Нужно было надеть перчатку.

— Так кто твой брат? — спросила она.

— Разведчик, — упрямо повторил мальчишка.

— Уверен? Что ты знаешь о его работе, расскажи.

— Да тебе-то что за дело до Эриха? — спросил этот недомерок.

Взъерошился весь, нахмурился. И ведь отчего-то сбежал, не остался с братом. Помнилось, упоминал про Ника. И всё-таки защищает своего Эриха, как понимает, и боится сказать лишнее.

— Видишь ли, помог мне однажды в жизни один человек. Не было надежды, что попаду в Раздолье, если бы не он, — сказала Кори.

Она взяла нож, ненадолго отложенный темноволосым, протёрла тряпкой и рассекла яблоко одним движением. Помедлила, выбирая половинку.

— С тех пор всё хотелось его отыскать, но когда меня приняли в город, он уже не работал на прежней должности. Не знаю, правда, твой ли это брат. Надеюсь, что он. Вы похожи, а я его лицо до смерти не забуду.

— Помог, правда? — оживился мальчишка. — А что он сделал для тебя?

— Куда девался нож? — спросил чужак, оглядел стол и нашёл пропажу. — Эй, я вообще-то его мыл!

— Мой нож, беру когда хочу.

— Так что с Эрихом? — поторопил Флоренц. — Что он сделал-то?

— Я расскажу тебе однажды, — пообещала Кори. — А ещё больше мне хотелось бы, чтобы он сам тебе рассказал. Так объяснишь, как его найти?

— А ты вот скажи сначала всю правду о Нике, — заупрямился мальчишка. — Что с ним сделали в городе, а?

Не дал поесть спокойно.

— И мы бы послушали, — встрял темноволосый, переходя ко второй щеке. — Давай, поделись, что тут случается с людьми, которые болтают о другом мире. Сама понимаешь, нам узнать полезно.

И так как он пытался говорить и действовать одновременно, то обрезался — и поделом.

— Ваш Ник, — сказала Кори, — явился к воротам...

— Ты знала! — взвился мальчишка. — Лгунья!

— Тихо, — осадил его Конрад. — Сядь и остынь, дослушай сперва.

— С цветком. Захотел обменять его на припасы и вещи, но в Раздолье никто прежде не приносил зелёные растения. Стражи не вправе были решать такие вопросы, так что Ник дождался, когда к воротам выйдет госпожа Первая, Золотая Маска.

— Почему её так зовут? — спросил парень, разбуженный шумом. Он приподнялся на локте и тоже слушал рассказ. Рыжеватые волосы смешно примялись и торчали хохолком.

— Когда-то Светлыми землями правил Пресветлый Мильвус, — пояснила Кори, — один из детей самой Хранительницы...

— А, эту сказочку мы слышали, ещё когда гостили у Рафаэля, — перебил её темноволосый. — Давай ближе к делу.

Кори вообще не хотелось ничего пояснять, тем более так. Хотелось задавать вопросы. Как только она вызнает всё, что нужно, пойдёт своей дорогой, и плевать на этих людей. Пусть решают сами, как им быть. Только мешают.

— Пресветлый Мильвус ушёл, — продолжила она.

— Сбежал, — подсказал темноволосый.

— Прошу, продолжай. Я вижу, ты знаешь больше меня.

— Только до этого момента.

— Джо, — укоризненно произнёс седой. — Ты бы правда не мешал.

Темноволосый развёл руками, но промолчал. Вернулся к миске и своей бороде.

— Пока люди не успели сообразить, что случилось, трое вышли к народу. Говорят, они были из числа тех, кто и при Мильвусе стоял у власти. Не знаю, отчего он не взял их с собой. Эти трое сказали, правитель ушёл на поиски Хранительницы, чтобы просить о помощи, а в его отсутствие назначил их главными. Так или нет, но некому было оспорить эти слова, и трое начали править. За ними — их дети, дети детей...

— А маски? — напомнил паренёк.

— Принимая власть, отрекаются от личных стремлений. Клянутся жить уже не для себя — для Раздолья, чтобы было не совестно перед Мильвусом, когда он вернётся. В знак этого прячут лицо и принимают новые имена — Золотая Маска, Серебряная Маска, Белая Маска.

— Да говори уже про Ника! — встрял мальчишка. — Хватит увиливать!

Он был прав. Кори тянула, не желая сознаваться. Не тот был поступок, которым можно гордиться.

— Госпожа Золотая Маска пригласила твоего Ника в город, — нехотя сказала она. — Позвала других правителей. Она думала, если иной мир существует, с его людьми к нам придёт и надежда на лучшую жизнь. Но Третий и Второй опасались, что всё не так просто. Кто, в самом деле, добровольно станет предлагать помощь? Нам тут проще поверить, что чужаки явятся, чтобы отнимать. Ника просили показать, где видел путника, а он отказывался. Госпожа Первая отнеслась к нему по-доброму, устроила как дорогого гостя, но он одно заладил: дайте товаров за цветок и отпустите, я уйду.

— И вы принялись его пытать! — вскричал мальчишка, стукнув по столу кулаком. — И убили, да? И ты это знала с самого начала?

Темноволосый дёрнулся от этого крика и зашипел. Оглядел щёку, коснулся пальцами нового пореза.

— При мне не убивали, — мрачно сказала Кори. — Намекнули, что его ждёт, и устроили побег. Он клюнул, дошёл с парой человек до механической жабы, на которой явился сюда. Слово за слово, пояснил, как работает машина. Нам ведь нужно было её убрать с прежнего места, чтобы замести следы. А как рассказал, вновь попал в Раздолье, только госпожа Первая о том уже не узнала. Думала, он вернулся домой.

— Ну и гнусная же ты! — заорал Флоренц. — Дрянь! Жила у нас на корабле, жизни радовалась, улыбалась! Видела, что мы места не находим, и ни слова не сказала! А я ещё за лекарством тебе ходил!

Кори удивилась. Так это он добыл капли, и где, интересно? В этом городе кое-кто ими пользуется, но о том всегда молчат.

Только и это сейчас не так заботило — укололи обвинения. Может, потому, что она и сама себя винила.

— А что прикажешь делать, если выбор невелик? Если господа Второй и Третий требовали так поступить на благо Раздолья? Меня убрали бы сразу, пойди я против. Меня, скорее всего, потому и сбросили в море после, чтобы не проговорилась Золотой Маске. Теперь только один человек, Йохан, во всём городе и знает, что сделали с Ником, если сам ещё жив.