Нет звёзд за терниями

— Зачем тебе это знать? — фыркнула Кори и, подняв плечи, отступила на шаг, но Гундольф не отставал.

— Любопытно, сама вызвалась или заставили. Ты вот не любишь о себе говорить, а я чую, дела эти не тебя одной касаются. И может, о чём-то мне лучше знать загодя.

— Это тебя уж точно не касается, — ответила Кори нерадостно. — Ладно. Ты ведь не отстанешь? Слушай: меня принял в Раздолье господин Первый, отец нынешней госпожи, и лучше него не было человека в этом городе. Он всё обо мне узнал. Другой отправил бы на Свалку, но он не стал. Мне ещё был нужен отдельный дом — рука, кошмары, со всем этим стоило держаться в стороне от людей. Приглянулся этот, в заброшенном квартале, другие слишком хороши для простого разведчика, да и соседи... Господин Первый отговаривал, потом сдался. Согласился. А что рядом склад краденых товаров, он и не знал.

Кори обхватила себя руками.

— В этом были замешаны Второй и Третий, но с господином Первым они не делились. Подумали, он что-то заподозрил, а меня селит шпионить, собирать доказательства. Ну и... Господин Золотая Маска умер.

Она обернулась к Гундольфу.

— Говорили, сердце. Но я-то знаю правду: это из-за меня, из-за того, что захотелось этот дом. Ко мне тогда явились, предложили выбор — или работать с ними, или ясно что. Я в Раздолье всего ничего, исчезну — никто не заметит, стану болтать — не послушают. Да и на кого работать, мне должно быть без разницы, они так сказали. И что я тут живу, им на руку, и мне удобно, да и выгодно. И что было делать?

— Вот оно как, — сказал Гундольф.

— Господина Первого заменила дочь — она ему и в подмётки не годится. У этой под носом можно товары возить телегами, не поймёт даже. А я каждый раз, возвращаясь домой, вспоминаю, что из-за моей прихоти не стало достойного человека...

— Ты ж не знала. Ну, не плачь, это ведь не ты виновата, что в Раздолье всё прогнило. Если этот господин Первый мешал тёмным делишкам, его всё одно бы убрали, не тогда, так позже.

— А может, и не случилось бы такого никогда, если бы не я. Ничего мне не удаётся. Бьюсь, пытаюсь, как лучше, но только порчу всё. Ладно бы для себя, чаще для тех, кто рядом...

Симену оставалось всего ничего до угла. И когда тот скрылся из виду, Гундольф поставил своё ведро и обнял Кори, погладил по голове. Так стало жаль её, запутавшуюся в чужих дурных замыслах, как бабочка в паутине.

— Всё будет хорошо, — сказал он с уверенностью, которой не ощущал. — Разберёмся, слышишь? И жить по чужой указке больше не придётся. А потом, когда всё закончится, уйти бы к морю — там куда свободнее и проще, чем в этом городе.

— Ты будто намекаешь, что у нас может быть общее будущее, — сказала Кори, отстраняясь. — Лучше пойдём. И хватит меня жалеть.

Дальше шли в молчании, и Гундольф размышлял. Он и вправду с лёгкостью представил житьё у моря и Кори рядом. И с чего бы?

И о Грете давно не вспоминал. Уверен был, что любит её не меньше, чем прежде, но что-то изменилось. Когда врата сломались, лишь тогда до него дошло, что вот теперь-то им вместе не быть, даже не увидеться больше никогда. Ушла, наконец, надежда, и стало легче. Не терзали пустые ожидания. Всё, чего он хотел, отправляясь сюда, сбылось.

А Кори, наверное, казалась близкой лишь потому, что в этих землях у него не было другой женщины, которая бы глядела так восторженно, так отзывалась на его прикосновения — какому мужчине это не польстит? Даже сейчас, стараясь казаться равнодушной, она замирала в его объятиях, забывая дышать...

Тут они дошли до угла, и Кори остановилась. Обернулась, положив руку ему на грудь, взволнованная. Гундольф поглядел, где Симен, опустил ведро — это заняло мгновение — и притянул Кори к себе. Плевать, что он её не любит. В это непростое время, когда неясно, что с ними будет дальше, немного тепла — уже счастье.

— Ты видел? — спросила Кори, пытаясь вывернуться. — Ты чего? Зачем схватил меня?

— Что? — не понял Гундольф.

— Я же показываю, в конце улицы, на куполе. Видишь?

Он пригляделся и заметил чёрные, мёртвые места на стекле, отражающем сейчас огни первых фонарей и зажёгшихся кое-где окон. И понял, что давно уже чувствовал лёгкий ветер, треплющий волосы, необычный для города.

— Дыры, — пояснила Кори. — Там стоянка, и купол над ней разбит. Нехорошо, уходим скорее.

Гундольф поднял ведро, надеясь, что его лицо плохо видно в сумерках, и зашагал прочь. Кори шла рядом, и по счастью, она ни о чём не догадывалась.

— Знаешь, мне было показалось, ты хотел меня поцеловать, — насмешливо сказала Кори.

— Показалось, — ответил Гундольф, не поворачивая головы. — Мне вот тоже показалось, ты ногу подвернула и падаешь. Ну, я поддержал.

— Вот как. Что ж, спасибо за заботу.

Вскоре они нагнали Симена — тот топтался в конце переулка, не зная, куда дальше. Пока дошли до места, почти совсем стемнело. А там, чуть не доходя, им встретился Хенрик.

— Ну, дела! — обрадовался он. — Так ты жив, дядя? А то наши решили, тебе крышка. Вы Флоренца не видели?

— Нет, — покачал головой Гундольф. — А что, вы его потеряли?

— Да вышел в обед, сказал, часы у стены оставил. С тех пор и не видели. Я вот бегаю, ищу, а толку нет. И далеко соваться боязно — как бы на людей Рафаэля не наткнуться. Эх, я уж думал, он с вами...

— Город не велик, отыщется, — сказал Гундольф. — Я с людьми Рафаэля поладил вроде, Кори вам оставлю, сам к ним пойду. Ты тоже в дом иди, без нужды не высовывайтесь. В городе, говорят, двоих уже убили.

— А я не удивлён, — помрачнел парень. — Они и наших всех... почти всех, кроме нас... когда мы уйти пытались. Мы без оружия остались, и весь наш опыт, вся подготовка — пшик. У них ножи, арбалеты, да даже просто ударят таким кулаком, и всё.

— Арбалеты? — спросил Гундольф, вспомнив, как ранили Йохана.

— Ну да. Прям в руки вделаны, ты не разглядел? Их таких двое, может, трое, и стрелять умеют будь здоров.

— Буду знать. Ну всё, дай-ка я ведро занесу, будет у вас вода, припасы вот ещё, да пойду.

А когда Гундольф вошёл в маленький дом, плохо освещённый, он удивился, заметив среди прочих Эриха. Тот вскинулся, обернулся — ждал, видно, брата. Этого-то как сюда занесло?

Но ещё сильнее он удивился, услышав за плечом холодный голос Кори:

— Ну здравствуй, господин Второй.

Глава 32. Флоренц. В западне

Он и сам не понял, что случилось. Как будто жизнь треснула, и маленький осколок выскользнул, затерялся. Вот он стоял, придавленный вонючими телами, на пороге осиротевшего дома, а вот уже соседи расступились, перед глазами стеклянный купол, а за ним — выцветшее небо, и жёсткий камень под спиной. Только голову поддерживает чья-то дрожащая ладонь.

— Не нужно, Сиджи, не умирай опять! — сказал кто-то рядом со слезами в голосе. — Не умирай, не оставляй меня! Это нечестно, так нельзя!