Нетрадиционные методы

«Четвертая неделя прошла».
– прикинул я, пытаясь сейчас посчитать все прошедшие сутки.
– «Или только-только начаться должна...?»

А еще я вновь задумался над феноменом скрытности, как таковым. Как здесь, в сказочке, работают чисто игрушечные невидимости, сокрытия, способности отвода глаз и прочая мишура? Это я еще не поднимаю давно уж как озадачившую меня тему, типа, графического движка. Я сейчас про неправильную темноту, окружавшую меня даже в моменты, когда здешняя луна - Селена - за тучами укрыта. Даже тогда, даже при полном отсутствии света - не важно, окружавшая меня темнота и близко не такая непроглядная, как оно было бы при земной... палитре, блядь.

Вздохнув, я заерзал в раскиданной по земляному полу прелой соломке - подбирался поближе, вплотную к чуть отворенной створке хлева, где я щас ночевал. Чуть высунув туда, наружу, укрытую в шлем башку, я всмотрелся в окрестности - деревня уже спала, и только на небольшой крытой вышке со стороны хашидской степи ответственно, гляжу, бдит дозорный. Все это очень, очень хорошо просматривается - как минимум благодаря хорошему контрасту. Не знаю, как это назвать - гамма корявая, общая цветастость так влияет и мультяшность, или же это я на полставки уберменш.

Не знаю, бля!

«Дебилизм просто, ну серьезно...» - мысленно ругался я, будучи неспособный здраво оценить свои возможности в искусстве незаметности. Я просто не знаю, как этот мир видится аборигенами, не с чем даже сравнить. Для них он такой же, с выкрученной в потолок гаммой, или...?

Хорошо еще, что я не ступаю по скользкой тропинке теневика - который ставит в приоритет незаметность и действует из нее, за редкими тому исключениями. Мне же, как зародышевому Джаггернауту, на это вовсе наплевать. Пока еще я вынужден ситуативно прикидываться кем попало - паладином-диверсантом, например - но уже совсем скоро просто буду переть напролом. Обезбашенно, под фанфары, и чтобы с чувством, с песнями, с взрывами.

Вздохнув, я чуть подался вперед с соломы, высовывая башку за створку хлева, наружу.

– Паладин-паладин, на всю страну...
– тихонько бубнил я, бегая глазами туда-сюда и высматривая сам не знаю что во мраке, окутавшем крупную, огороженную заостренными кольями-бревнами деревню. Куча зданий здесь, и все огорожены, все они были внутри стены - даже массивное строение хлева, где я ночую уже который раз. Все было так здоровски безмятежно, спокойно...

Тихонько.

Не сразу, но до меня доперла вот эта - довольно стереотипная, надо признать - тема, что слишком тихонько в подобном месте быть не должно. Это я про деревню и близстоящую опушку говорю, но серьезно - я ведь еще и в хлеву. Почему ни одна малолетняя порося сейчас не пытается взлететь, как реактивная ракета, выписывая фортеля в загоне; почему ни одна букашечка не скворчит, ни одна пернатая или членистоногая дрянь не визжит в ночи, раздражая меня и мою чуть напоминавшую о себе временами головную боль своими визгами?

Нет-нет, книжки и страшные фильмы хорошо меня обучили. Если слишком тихо, значит скоро будет слишком плохо.

«Пиздец...» - разумно заключил я, как можно более неслышно отступая вглубь хлева, аккуратно приминая прелую солому подошвами. Я в интуицию и чуйку не особо верю, но всегда прислушивался к товарищам в прошлом, когда они прямо на месте, на ровном месте начинали чего-то ссаться. Лучше потратить чуть времени и перебдеть, чем бездарно разлететься потрохами по ближайшим кустам от взрыва какой-то вражеской ебаки. Или даже не вражеской...

Но именно сейчас моя, наверное, чуйка ясно давала понять - что-то не так. Последние подобные шевеления паранойи у меня были перед стычкой с тем орком-убийцей. И я уже всерьез считаю это проявлением шестого чувства, раньше тоже были подобные ощущения, теперь же это не совпадение - это фактическая данность. Волшебный же мир, чего удивительного? У меня явно имеются какие-то паучьи штучки, чуйка на опасность. Хорошо, но тогда что сейчас не так...?

«Не виверна же?» - мысленно утвердил я, кося глазами на подозрительно притихших поросей. Они не спали. Но были так неслышны и спокойны, словно точно знали: пикнешь, так сразу сдохнешь, без вариантов вообще.

– «Но тогда что?»

Минут, наверное, двадцать я тихой мышкой прятался в хлеву, не понимая, чего меня так корежило. Присматривался постоянно к свинкам; аккуратно, не сильно высовываясь наружу, поглядывал на деревню и бревенчатую стену через приоткрытые створки строения. Еще отметил, что дозорный все так же беззаботно сидит у себя на башенке деревянной - как будто даже не нервничает, не чувствует ничего. Казалось, все было в порядке, и в какой-то момент, проверив свою боеготовность, я вышел на свежий воздух.

И тогда ничего не произошло.

Вообще.

– Издеваешься, бля...
– немного невпопад выдохнул я, нервно разминая в пальцах рукоять пистольки.

Постоял так еще с минуту. Часто озирался, нервничая, но не был в силах понять, чего ж меня так накрыло. Прошелся и вдоль бревен ограждения, прислушиваясь - может, хрень какая снаружи притаилась, которую зверушки боятся. Но вроде как порядок...

Плюнув на все это, двинулся вглубь деревни - напрямки к дозорной вышке. Жизнь научила меня не ложить болт на подобные чувства. Леность губительна, стоит делиться своими чувствами и переживаниями с ближним своим. Что в романтическом контексте, что в сугубо... таком, суровом...

– Чего ты?
– первым обратился ко мне с эдак четырехметровой конструкции незнакомый мне дедок, невесть как вообще сумевший туда, на платформу, забраться по корявой лестнице.
– Не спится?

– Да ну...
– я прерывисто вздохнул.
– А ты не чувствуешь?

– Чего?

– Что-то не так.

Я обернулся на смутно различимое отсюда в ночи строение хлева - массивное, темное. Отчего-то стало лишь тревожнее. Страшилка ебучая, да что же такое. И я даже не успел перевести взгляд обратно на дедка, чтобы чего-то для убедительности сказануть - а он уже, блин, вниз бодрячком спускается.

– Что случилось?
– обернулся он еще с лестницы, да с таким напряжением в голосе, словно все уже пропало.
– Услыхал чего?

– Да не знаю.
– честно признался я.
– Хуйня какая-то, дед. Проснулся...
– тут я приврал.
– И так тревожно, что хоть вешайся, внатуре. Что-то не так.
– повторил я.

Беззвучно пожевав губы с пару секунд, дед тоже покосился на хлев, после чего вздохнул:

– Я разбужу Шолка с нашими, растолкаю кой-кого из ветеранов. И старушку Вирру тоже, это которая выходила тебя, она и в нечисти знавает немало...
– забубнил он.
– Глядишь, опять виверна пришла по скот наш, шныряет где-то близ ограды. Ты же из-за поросей так встревожился, да?

Скорчив рожу под шлемом, я развел руками и шумно себя хлопнул по бедрам.

– Ну да, и это тоже. Но извиняй, дед, не знаю, накрыло меня - пиздец.
– я вновь хлопнул себя по боку, где у меня был, типа, декоративный кошель, где у меня несколько серебряшек лежали для вида, что называется.
– Если ошибусь и все нормально, так отдарюсь, чесслово, с меня компенсация...

Перед тем, как утопать в темноту - к жилым строениям - дед буркнул мне чего-то: мол, ничего такого, жизнь пограничная у них такая, побудка средь ночи у них каждый месяц бывает. Но все равно стыдоба будет, если попусту шорох наведу и не дам народу поспать. С этими мыслями я не менее получаса ходил вдоль западной и северной стен, кружил близ хлева - слушал, смотрел. С толикой вины наблюдал, как деревенские мужчины с головешками ходят по домам, все обсуждают чего-то, переговариваются, на окрестности глядят с башенок. Слышался и плач разбуженных детей.