Неучтённые миры
Шрифт:
— Только твои подружки. Все остальное осталось в силе. Ты бы догадалась, если бы постаралась чуть сильнее. Если бы я дал тебе время подумать.
— Но богиня…
— Осталась в Цезерине. Она же не заключена в артефакте. Она где-то там, возможно заточена в статую или бродит безмолвной тенью по дворцу.
— Нет, — мотнула я, глядя на рушащийся Купол.
Я не могу так проиграть. Просто не могу!
— Не знаю, насколько сильной она бы вернулась. — Продолжил лэйтарец. — Ох, не печалься так. Хотя нет, печалься, плачь, впадай в меланхолию. Это как раз те чувства, которые должны сопровождать
«А еще это второй шаг к отречению от избранности, — в холодном ужасе осознала я».
— Что с Куполом? — Враг не ответил. Я поняла все сама. Башня больше не питала Купол. Я отключилась от системы, артефакт перешел в спящий режим, а Клавдия забрала Аматри. — Ты обещал защитить этот мир. — Уцепилась я за последнюю надежду.
Люди прятались от Сияния в подвалах и катакомбах. Никто из них не видел, как одна вышедшая из строя башня, поддерживающую жизнь в Деополисе, нарушает цельность всей цепи.
— С миром все будет в порядке. — Враг продолжал меня удерживать, заставляя смотреть. — И твоих подружек я не трону. Могут спокойно доживать те часы, что остались Деополису.
Я оглянулась, ища помощь в лице Аматри. Клавдия хлопотала вокруг неудачливого визиря, приводя его в чувства. Белобрысый лэйтарец едва ли соображал, что происходит. Он пролежал в адской машине почти месяц. Если Луноликий и хотел что-то сделать, то долгое нахождение под влиянием ягод, не оставило ему шансов. Во сне и в реальности разные правила.
Знакомое ощущение портала повисло в воздухе.
Сейчас Враг заберет меня в Лэйтарию. Препарирует Малыша, как лягушку, а меня следом сдаст на торги. А если не заберет, то в течении нескольких часов я умру вместе с миром.
Не зная, что еще делать, я потянулась к припрятанному в рукаве дротику. Страх заставлял колебаться. Чувство самосохранения требовало не отрезать шанс на спасение и подчиниться Тинхе, а совесть (синдром Избранной) трагически погибнуть, спасая гипотетических невинных. Тем более я так шикарно выгляжу, что если красиво помирать, то только так.
А потом произошло то, что не ожидал никто.
Серебристые искры заскользили по полотну купола, собрались в одной точке и устремились к нам. Дверь захлопнулась. Электричество дало сбой. Механизмы прекратили движение. Свет погас. Портал вспыхнул, разрываясь на части. Во мраке комнаты мелькнула шаровая молния. Зависнув в центре помещения, она стала разрастаться. В искрящей тишине я услышала, как чертыхается Враг, и свой собственный возглас удивления.
— 19 —
В сверкающих огнях, будто бабочка, выползшая из электрического кокона, возникла фигура женщины. Ее нечеловеческие глаза горели холодным потусторонним огнем. По тронутой загаром коже водопадом стекали голубоватые звездочки силы. Они впитывались в рабочую одежду певицы клуба, видоизменяя облегающее платье во что-то чуждое этому миру. На руках и ногах лазуритового изваяния магии образовались золотые браслеты, витки ожерелья окутали шею, а темно-русые волосы увенчала диадема.
Перед нами предстала Богиня.
— Флорин? — недоверчиво
спросила я.— Нет, — ответил Тинхе.
Стены задрожали от полифонического голоса:
— Латрин Жизнедарующая!
— Ха, — все, что смогла ответить я.
С противоположной стороны комнаты мой взгляд поймала Клавдия. Ее ошалелый вид подтверждал, что преображение надменной наложницы в богиню стало для нее не меньшим сюрпризом.
— В сторону. — Тинхе оттолкнул меня назад.
Вовремя. Мощная волна энергии пронеслась по Порционке. Аппаратура, установленная деополевцами, разлетелась кусками металла. Огромный кусок рваной железяки впился в пол перед моими ногами, входя в бетон на половину ладони. Вскрикнула Клавдия.
— Жестокая злобная богиня, проклявшая расу фоморов, — напомнила себе я, но была услышана. От божественного слуха за арматурой не спрятаться.
— Мягкосердечная богиня, обманутая злыднем из глубин подземелий!
Следующий толчок нервного срыва богини проломил крышу Порционки. Следом молния рванула в Тинхе, треща осыпающими искрами. Мужчина отреагировал мгновенно. Божественная сила столкнулась с золотой магией и, оставив на ней трещину, разлетелась в стороны. С другой стороны зала Клавдия уговаривала Аматри спрятаться. Белобрысый франт еще не до конца отошел от ягодной эйфории.
Флорин — богиня… Никак не укладывалось в голове, но становилось понятно, зачем изнеженной фаворитке было покидать уютный дворец и присоединяться к нашей маленькой группке, отправившейся на поиски артефакта.
— Хватит, Флорин! — закричала я. — Ты все рушишь!
— Я не Флорин! — пророкотал гром.
А дальше все завертелось быстрее, чем карусель. Магический щит Тинхе вспыхнул ярче Сияния. Волна невидимой свирепой энергии отшвырнула меня будто щепку. Путаясь в подоле пышного платья, я врезалась в хлипкий постамент. Тот зашатался, придавливая меня сверху. Незажившие раны взвыли с новой силой. Если бы не золотая магия, смягчившая удар, я бы размазалась по стене кровавым джемом. Только чудо, что никакая железная балка не протаранила мне бок.
Много меня в жизни бросало сырой магией. Гораздо больше, чем я когда-то хотела. И било по-всякому. До ободранных рук, до сотрясений, до резаных ран. Но сила, призванная богиней, отличалась от всего того, что приходилось чувствовать раньше. Она не просто врезала по мне. Она окутала меня нечеловеческой яростью божества, стискивая душу загноившейся обидой. Так что, когда я принялась судорожно глотать воздух, произошло это вовсе не из-за того, что легкие обожгло болью. Я пыталась справиться с теми чувствами, которыми жила богиня.
Дела Тинхе шли лучше моих. Он остался стоять на ногах. Как-никак более привычен к сражениям с богами. Но обычно, Странник добивал забытых и потерявших свои силы, а не возрожденных, искрящихся от разрываемых на части эмоций.
Следующий всплеск энергии изогнул щит из золотого свечения. Под напором силы, Враг отступил на несколько шагов назад. Обрывки молний брызнули в разные стороны. Одна устремилась к Клавдии. И была легко отбита опомнившимся Аматри. Смятение на его лице явственно говорило о том, что он не очень понимает, где оказался и что происходит, но дать себя в обиду разозленной красотке не позволит.