Неудачная дочь

Зима пролетела незаметно. С наступлением сильных холодов, к военной форме, которая состояла из штанов, рубахи и безрукавки, выдали головные уборы, тёплые шаровары, куртки и меховые наколенники. А к весне Филиппе пришлось проделывать в своём ремне новые дырочки, настолько сильно она похудела, несмотря, на вполне нормальное питание.

В целом, Филиппе в войсках начало даже нравиться. Её жирное неуклюжее тело за минувшие десять месяцев стало лёгким и послушным. Отросшие волосы она собирала, по примеру старших воинов в высокий хвост на макушке или закручивала в гульку, там же. Несмотря на невысокий рост, похудевшее лицо Филиппы стало очень красивым. Огромные синие глаза сверкали ярко и выразительно, меняя оттенок радужки от голубого до тёмно-синего, почти чёрного, в зависимости от погоды или настроения. Красиво обозначились высокие скулы, а пухлые губы были такого удивительно розового цвета, что даже старый Харбин, задумавшись, поглядывал на них мечтательно. От тяжёлой работы и постоянных тренировок изящные руки девушки с длинными пальцами были в грубых мозолях на ладонях, но это не мешало им быть цепкими и сильными.

Её красоту заметили вездесущие девушки из весёлого дома, который был тут же, на территории крепости, но на заднем дворе, отделённый невысокой стеной. Красоткам никто не запрещал ходить по всей территории крепости, а не только на своём дворе, хоть, это и не приветствовалось. Некоторые, особо бесцеремонные, начали караулить Филиппу у казармы, навязчиво предлагая себя. Она бегала от них, как заяц от гончих, неизменно вызывая этим убийственный шквал насмешек от сослуживцев.

К счастью, в казармах царила суровая дисциплина; в них поддерживалась абсолютная чистота, и, главное, туда не допускались женщины. В противном случае Филиппа не удивилась бы, если бы, вернувшись с дежурства в бане, обнаружила бы какую-нибудь наглую красотку в своей кровати.

Женщины и проникли бы, они пытались договориться, но на нарушение дежурные не шли. Дисциплина в войске была жесткой и обеспечивалась системой наказаний: от телесных и карцера до ссылки в пограничную крепость, пожизненного тюремного заключения и смертной казни. Самыми тяжелыми проступками считались дезертирство и трусость на поле боя.

Баня, куда попала работать Филиппа, не простаивала ни дня, каждый день мылась какая-то сотня. Банщиков всего было шестеро: две сменные тройки, в одну из которых входили Детка, Коротыш и Филиппа.

Работы у банщиков было полно. Филиппа и парни следили, чтобы в помывочной и остальных помещениях бани, было чисто. По окончании помывки парней, они тщательно вымывали и просушивали стены, полки и пол, хорошо проветривали помещение.

В бане, где каждый день бывала сотня бойцов, содержать помывочную в образцовом состоянии было очень трудно, но необходимо.

Бойцы каждой из десяти сотен, включая и самих палаточников, посещали баню строго по очереди, поэтому банщики, сменяя друг друга через день, обслуживали в течение десяти дней по сотне бойцов.

А вот, на одиннадцатый день в баню, отдельно, приходили все туги и аштуг Хилберт. И тут, порядок смен нарушался. На помывку начальства Харбин всегда назначал только опытную «старую» тройку. Чему Филиппа была несказанно довольна, потому, что для бойцов они, банщики, просто готовили помещение бани: топили, мыли помещения, готовили средства для мытья: пемзу, глину, мыло, башмаки, мешки под одежду, а потом убирали всё после помывки. А вот с тугами и аштугом подход к обязанностям банщиков был иным.

Кроме подготовки самой бани они выполняли для начальства разные полезные процедуры: натирание тела пемзой, притирание, обёртывание, мойку после смеси, мойку мылом, оздоровительный массаж.

Так что, Филиппа была на седьмом небе от счастья, что её посчитали недостойной мыть и массажировать тела начальников.

Сегодня была смена их тройки, и, когда сотня уже закончила помывку, и Филиппа с друзьями привели в порядок помещения, Коротыш и Детка, как обычно, первыми ушли в казарму. Они привыкли, что Хомяк всегда остаётся в бане ещё ненадолго: как главный всё, ещё раз, внимательно проверяет, чтобы не получить взыскание от Харбина за какой-нибудь недосмотр, и закрывает на ключ. Эту причину, о своих повышенных обязанностях, как главного Хомяка, чтобы задержаться в бане одной, придумала сама Филиппа. Вот, и сегодня она, как и обычно в их смену, осталась спокойно помыться, одна. Наплескавшись, девушка переоделась в чистое бельё, оставив пока волосы распущенными, чтобы сохли, и уже заканчивала убираться за собой, когда в баню стремительно вошёл аштуг Хилберт, а за ним торопился Харбин, хрипло предлагая прислать опытного банщика.

– Этот новенький, пока только за баней следит, господин аштуг, необученный тело мыть.

Филиппа остолбенела, увидев нежданных гостей. В панике, она тяжело соображала, плотно ли она перетянула грудь под рубахой и перетянула ли вообще. Кажется, есть повязка...

– Основы он знает? – сухо спросил туга Хилберт.

– Конечно.

– Значит, справится. Если растеряется, я сам подскажу, что делать. Не нужно будить спящего бойца, если банщик уже здесь, тем более, ждать я не хочу и полную процедуру принимать не собираюсь, лишь смою болотную грязь.

Филиппа по-прежнему стояла, клипая глазами и не понимая, что ей нужно делать. Аштуг вошёл в баню слишком неожиданно. Если бы сейчас по военной крепости зазвенел сигнал тревоги, она и то не так растерялась бы.

– Что стоишь, болван? Беги в помывочную и готовь, что нужно, пока аштуг раздевается, - нехотя покидая помещение бани, громко шикнул на Филиппу, побуждая её к действию, Харбин.

Девушка отмерла и, тут же, послушно ринулась выполнять указание туга.

Хилберт был невероятно раздражён, его день не задался. Он с досадой сбрасывал с себя одежду, невероятно грязную и мокрую, совершенно не обращая внимания на палаточников и их переживания. Аштуг не обратил внимания, ни на чрезмерный страх, даже панику, в глазах Филиппы, ни на беспокойное сомнение туга палаточников в том, что его новенький боец может подвести Харбина, как начальника. Хилберту сегодня вздумалось поохотиться и он, в азартной погоне за животным, к своей немалой досаде, угодил в болото. И добыча ушла из-под носа, и коня чуть не потерял, еле вытащил любимца из топкой жижи, и сам изгваздался в грязи так, что похож на болотника.

По прибытии в крепость, прямо от ворот, аштуг послал к тугу палаточников бойца, сообщив, что направляется в баню. Хилберт предполагал, что раз уже наступила ночь - банщики могли закончить работу и, закрыв баню, уйти спать в казармы. Поэтому аштугу и нужен был Харбин - чтобы быстро организовал ему помывку. Но, на этот раз, к удаче Хилберта, один паренёк ещё был на месте.

«Да что же это такое!» - паниковала Филиппа, механически доставая пемзу, глину, мыло, при этом, она дрожала, как осиновый лист, чудом не роняя предметы на пол. – «А всё было так хорошо!»

Это весеннее утро было таким обычным! А днём, до обеда, тренировали бой без оружия, и ей снова удалось уложить Коротыша на лопатки. Он пока единственный, над кем девушка уверенно одерживала победу. Было несколько парней, с которыми Филиппе удавалось провести бой в ничью или с переменным успехом, но в целом она, всё же, считалась одним из слабых бойцов. Это было плохо. Самые слабые или негодные в боевом походе шли на «щиты», то есть, их бросали туда, где нужна была живая сила, которую не жалко.

А Филиппе хотелось выжить… Поэтому она снова и снова тренировалась, стараясь стать лучше. Новенькие не раз слышали рассказы своих старших собратьев о боевых походах отряда. Филиппа уже узнала, что те десять бойцов, которых они заменили в сотне палаточников прошлым летом, погибли потому, что их специально отправили в провальную ложную атаку, чтобы выявить точки обороны противника.

– В боевом походе было сорок отрядов. В тот безнадёжный пробный бой от каждого отряда послали по десять палаточников. Никто из них не вернулся живым, всех стрелами положили, - угрюмо рассказывал новеньким один из старших, банщик из второй тройки, Крис и тихо договорил, – Тогда мой друг тоже в десятку «щитов» попал и погиб. Мы с ним были из одного города, держались вместе.