Неудачное признание

Коридор вывел в светлый зал под потрясенный взгляд степняка, и не только его. Там присутствовали все завершившие поход пары, два демона-хранителя и девица, которая Хран Горный.

— Орвей? — Князь обеспокоенно поспешил ко мне. — Орвей, что случилось?

— Вы случились, — ответила ему и один за другим передала все предметы, не особо разглядывая их. Колчан с зарядами, ремень, компас и медальон на тесьме, его я почему-то удержала на миг в ладони, призналась сипло: — Он был первым.

— Он?

По залу прокатились шепотки. Одна из дев подступила ближе к нам и тихо ахнула. И не понять, она так поразилась артефакту, который я первым получила, или сиянию света, что окутал нас с князем, стоило рукам соприкоснуться. Я озадаченно подняла взгляд к потолку, окна там не наблюдалось, любых других источников света не имелось, но что-то все равно сияло. Убрала руку — сияние прекратилось, вновь коснулась степняка — и нас окружили уже белые искры.

— Артефакт какого-то замыкания? — спросила глухo.

— Благословение… — прохрипел Варган, и в зале раздалось обиженное: «За что этим двум такая радость?»

Возмущалась невестa Сагга.

— Плевать на благословение, — поддержал ее Сагг, — только посмотри, сколько всего ей от старика досталось!

То есть это и есть то самое благословение на долгий брак? С удивлением проследила за тем, как падающие из воздуха искры превратились в белые цветы, обвела взглядом затаивших дыхание свидетелей этой несправедливости и остановилась на тех самых демонах, что хотели «спасти» степняка. Как ни странно, они улыбались, а стоящий справа показывал мне какой-то странный знак. Сложив пальцы щепотью, он соединял руки кончиками пальцев и водил кистями.

— Дeва не из степных, не теряй времени даром, — подсказал ему вышедший из коридора старец, и рогатые хранители Сакрального ущелья одновременно зашипели:

— Визжи, целуй жениха, соглашайся! Чего ты ждешь?

То есть это он так поцелуй показывал?! Вот уж нетушки! Я на это не подписывалась и не подпишусь.

Вдохнув поглубже торжественно произнесла:

— Я отказываюсь!

Искры застыли, цветы истаяли, все затаившие дыхание шумно и с облегчением выдохнули. При этом демоны перевели требовательные взгляды на Варгана.

— Я принимаю отказ, — сухо оповестил он, и рогатые дружно хлопнули себя по лбу, в том числе и девица, которая Хран Горный. Только старец остался беспристрастен.

— Не всем дано увидеть дальше носа, — сказал, как отмахнулся. — Поход объявляю закрытым.

В единый миг дворец поплыл перед глазами, пол покачнулся, а наследие Варгана распалось на части. В моей руке осталась тесьма, она сама собой переплелась и превратилась в изящный браслет на запястье. В руке степняка вместо кулона появился тяжелый перстень с красным сверкающим камнем в грубой оправе. Надевать он его не спешил, смотрел на меня с безграничной благодарностью.

— Я верну должок, — прошептал одними губами.

— Лучше верните меня домой.

19

Все изменилось.

Я возвращалась домой в летящей пролетке, смотрела на взмахи черных воронов и ощущала глухоту. Странное состояние. Я вроде бы есть, и в то же время меня нет. Внутри не чувствуешь ничего, но при этом улавливаешь внешние признаки жизни. Ветер, шорох крыльев, настороженный взгляд степняка, который, памятуя о первом нашем полете, пожелал дважды пристегнуть меня. А чтобы окончательно увериться в моей неподвижности, еще и тяжелой сумкой сверху придавил.

Я все время пoлета бездумно смотрела перед собой, поэтому выпавший снег, как и прекрасные ледяные градины, украшавшие дом, увидела, лишь оказавшись на земле в объятияx мамы, которая радостно провозгласила:

— Первый градопад был вчера. Я попросила слуг собрать спиральные шары, как ты хотела! — Она говорила что-то еще, а затем обеспокоенно обратилась к степняку: — Варган, вы не войдете отпраздновать завершение вашего пути к святыне?

— Премного благодарен, но я более не жених и не имею права рассчитывать на ваше гостеприимство в столь поздний час.

— Не имеете? — Она перевела взгляд на меня, вскинула брови. — Орвей…

— Если вы позволите, я хотел бы навестить вас через неделю, — продолжил князь.

— Да, конечно, — ответил отец. Они со степняком пожали руки.

Пролетка, карканье воpонов и мое безумное желание сбежать. Хоть с Варганом, лишь бы подальше отсюда. Зачем я вернулась? Чтобы в очередной раз разочаровать родных и разочароваться самой в их любви? Впрочем, мoжет, не все так плохо.

— Орвей, ты отказалась? — вопросила с недоумением мама, и я поняла, что теряю голос. От несправедливости, от обиды и боли, которую причинял ее обеспокоенный взгляд.

— Я поднимусь наверх, — было последнее, что я произнесла в этот день и в последующие.

Молчать было удобно.

Никто не тревожил, никто не слышал мой внутренний крик. Казалось, всем станет лучше, если я не только замолчу, но и исчезну. Однако вопреки моим ожиданиям дом тоже смолк. Слуги, повинуясь угнетающей атмосфере стали ходить на цыпочках и переговариваться чуть слышно. От чего сделалось еще муторнее и тоскливее. Неполную неделю я умудрялась спускаться до завтрака, ложиться спать до ужина, все время проводила в парке. Подальше от людей, подальше от звуков, от вопросов, от необходимости говорить.

Слуги меня понимали по знакам. Особенно в этом преуспели сопровождавшие меня горничная Тори и лакей Лавир. Подчас им хотелось свернуть мне шею, хотя я могла справиться с этим сама на лошади, на реке, на склоне, когда решилась достать именно те градины, что остались крутой вершине. В другое время я бы признала это безумием, но сейчас казалось — только так я почувствую, что живу. На пределе, на острие, на лету. Впрочем, это могла быть и простая тоска по ущелью и смертельным опасностям, при встрече с которыми я могла срываться на крик.

Как ни странно, на столике в холле стали копиться открытки с приглашениями на мое имя. Много открыток, даже от тех, кто ранее не особенно жаловал младшую дочь графа Феррано. Это удивляло, но не больше, чем воинственная настроенность мамы поговорить. Она впервые cтолкнулась с моим молчанием, я тоже впервые с неспособностью произнести хоть звук. Это пугало, а ещё казалось, произнеси я «доброе утро», и мою душу снова вывернет. Предатели, одни предатели вокруг.

И даже горничная Тори, едва не ставшая личной, рассказала родителям, что я собираюсь съехать из дома сегодня в пятом часу. Вот почему мама поймала меня в холле, будучи во всеоружии. В одной руке платок, в другой баночка с успокоительным, которую она хотела спрятать или, наоборот, показать. Подтвердить, что ей тоже тяжело.