Неудобная правда о взятии рейхстага. Поиск, исследование, реконструкция

Знала.

Я оглядела себя, с прискорбием отмечая, что прекрасное платье помялось, подол испачкался (со мной явно не церемонились, пока грузили из машины в самолет) и в паре мест тонкий шифон порвался. Обидно стало, аж сердце защемило. А еще резко стало зябко. И я поняла, что, похоже, о том, чтобы меня украсть, родитель подумал, а чтобы украсть для меня хотя бы кофту (ведь в России в самом разгаре осень) ума Олегу не хватило. И, кстати говоря:

– Как ты вывез меня из страны без документов?

– Деньги творят чудеса.

– Тебя посадят.

– Не дождешься, родная.

Фантастическая самоуверенность. Она уже не одного человека сгубила.

– Зачем я тебе?

– Ты? Мне? Совершенно незачем, – хохотнул отец, делая глоток из бокала. – Подпись мне твоя нужна, – сказал, как отрезал.

Кубики льда в бокале звякнули, ударившись о стенки, а самолет качнуло, от чего я пошатнулась и благоразумно решила, что в ногах правды нет. Села в кожаное кресло у иллюминатора, стягивая со спинки плед и накидывая на плечи. Все равно, нравится мне или нет, бежать некуда.

Бросила очередной взгляд на раскрасневшееся от “градусов” лицо отца. Будто по-новому, свежим взглядом посмотрела на того, когда знала с детства. А знала ли? Судя по тем интригам, что столько лет он плел у меня за спиной, нет. Не знала. Сколько подлости в каждом движении, сколько сухого расчета в каждом взгляде. Задалась вопросом, а любил ли он вообще когда-то маму? А меня?

– Сложные у тебя вопросы, – фыркнул отец.

Я сообразила, что, похоже, озвучила оба вопроса вслух.

– Это значит, нет?

– Это значит, что наши отношения были… выгодными.

Я ухмыльнулась:

– Для кого? Для тебя? – и почему-то такая злость взяла, моментально зажигая внутри фитилек, что я выпалила в сердцах:

– Если бы не она, если бы не мама, у тебя не было бы ни денег, ни фирмы, ничего! Она тебя любила! – уж это я знала точно. И несмотря на его, как оказалось, премерзкий характер, ни разу в жизни плохо о нем при мне не сказала! Если бы не ее болезнь...

– Ты заигрался, папа. Хватит. Остановись, пока не потерял последнее!

– Что? Что ты сейчас сказала? – прорычал отец, поддавшись вперед.

– Сказала, что ты не получишь акции, что завещала мне мама! Я все знаю. И можешь даже не пытаться мне угрожать, я ничего не стану подписывать, ясно?!

В знакомых с детства глаза полыхнул опаляющий гнев. Языки адского пламени заплясали в них. Я даже поежилась, вжимаясь в кресло. А отец нарочито медленно поднялся на ноги. Прямо хищник перед прыжком. Желваки на лице ходуном заходили, а воздух из салона “джета” будто и вовсе исчез. Выжгли.

– Значит, просветили уже? Кто? Уж не твой ли дружок – Демьян Нагорный?

– Вообще-то... муж.

– Муж, значит? Ты еще глупее, чем я думал, Анфиса! – скрипнул зубами отец. – Идиотка.

– Я предлагаю тебе, пока не поздно, закончить все твои игры, слышишь? Отдай мне бумаги на мою долю в фирме и оставь меня в покое. А я не буду…

– Ты надумала мне угрожать? – взревел раненым бизоном отец. В два широких шага подлетая ко мне и сдергивая с кресла за руку, прошипел в лицо:

– Ты будешь слушать меня! Хочешь свободу?! Подпишешь бумаги и катись куда пожелаешь, хоть к своему Нагорному, хоть на улицу – мне плевать! Поняла меня?

– Нет.

– Что ты сказала?

– Я сказала: тебе не видать маминых денег! – прошипела я в ответ, и тут же “охнула”. Когда по моей щеке с размаху прилетела грубая пощечина. В глазах зарябило, и навернулись слезы. Это было не столько больно, сколько унизительно. Я дернулась, попытавшись выдернуть руку из пальцев отца, но сделала только хуже. Дернув меня за локоть, он усадил меня обратно в кресло и прорычал:

– Не видать тебе твоего “мужа”, глупая девчонка. Угрожать решила? Мне? Я сравняю тебя с землей, Анфиса. Лучше брось, не лезь в это, откажись от наследства. Передай акции мне, если не хочешь перебиваться с копейки на копейку и жить в глухой деревне, где тебя не найдет ни твой драгоценный Демьян, ни сам чертов дьявол!

– За что? – все, что удалось протолкнуть мне сквозь ком в горле. – За что ты меня так ненавидишь?

Простой, казалось бы, вопрос, на который ответа у отца не было. Ну, или он предпочел оставить его при себе, посчитав, что и так достаточно “излил свою душу”. Демонов из него так точно повылезало достаточно. Вот что деньги делают с человеком. В какого зверя эти бумаги способны превращать.

– Я все сказал. Выбор за тобой, Анфиса, – бросил и ушел в другой конец воздушной посудины Олег Георгиевич. Тем самым поставив жирную точку.

Что он там сказал? Выбор? Он правда считает, что это “выбор”? Это наглый, подлый, грязный шантаж! А я буду стоять на своем до последнего. Может быть, раньше, еще год назад, когда я была одна в его “змеином логове”, вскройся вся правда, отцу и удалось бы меня “зажать”. Сыграв на моем страхе, вынудить подписать дарственную. Но сейчас… сейчас я была не одна. У меня был Демьян, Ника и Фло. У меня были люди, которым я точно не безразлична! Да та же Светка, если понадобится, найдет способ и примчится вырывать меня из цепких лап батеньки! Да и я выросла, как бы не хотел это признавать отец. Стала, хотелось бы верить, умнее, мудрее, и совершенно точно решительнее. А еще во много-много раз… злее!

Я проводила его фигуру взглядом и плотнее закуталась в махровый плед. Щека все еще горела от подлой пощечины, а голова была тяжелая. То ли от мыслей, то ли от действия все еще не до конца выветрившейся из организма усыпляющей дряни. Даже запах этот, сладковатый, до сих пор стоял в носу, щекоча рецепторы.

– Сколько нам еще лететь? – буркнула я.

Шансы, что ответят мне, были не велики. Но, видимо, Олег Георгиевич решил смилостивиться.

– Шесть часов. Плюс-минус.

Шесть? Значит, не так уж и долго я пробыла в блаженной отключке. Зато у меня было предостаточно времени, чтобы придумать, как из этого дерьма выпутываться.

Частный рейс, да с деньгами отца, которые пока у него были, судя по всему... значит, служебная машина наверняка будет ждать прямо на взлетно-посадочной полосе. Дать деру прямо на каблуках в платье и в жуткие плюс десять через все полосы до терминала?

– Даже не надейся сбежать, – предостерег папенька, будто в голову мою залез. – Бесполезно. Хуже сделаешь только себе.

– Предлагаешь смириться? – хмыкнула я.

– Предлагаю подписать бумаги и дело с концом.

– Нет.

– Нет? Ну, что ж, сразу по прилету займусь твоим разводом и обустройством счастливого деревенского быта. А там, глядишь, и добуду справку о твоей умственной дееспособности и возьму над тобой опеку. И будешь ты всю жизнь среди коров и гусей куковать, родная, где-нибудь в глухой сибирской тайге.