Неуловимая подача
Шрифт:
– Итак, Майами…
– Я работала там на кухне, но постоянно все портила. Я решила взять летний отпуск, чтобы подготовиться к следующему проекту. Это мой самый масштабный проект на сегодняшний день.
– А что это за обложка, о которой ты так беспокоишься?
– Обложка журнала «Еда и вино». И я предполагаю, что заголовок будет примерно таким, – я жестом показываю перед собой, как будто читаю, – «Миллер Монтгомери. Ни черта не умеет печь».
Он понимающе кивает.
– Цепляет. Думаю, это будет хорошо продаваться.
Частичка внутреннего разочарования покидает меня вместе со смехом, который срывается с моих губ. Как
– Что ж, если это что-то значит, я глубоко впечатлен.
– О, хорошо. – Я опускаю плечи. – Жду от тебя врезку в свое интервью. «Бейсбольный питчер из Чикаго недоумевает, кому, черт возьми, может понадобиться козий сыр на десерт, но, тем не менее, он впечатлен».
– Вообще-то из Техаса.
– Хм?
– Я из Техаса. Если быть точным, из Остина.
Такая мелочь. Такой незначительный факт на общем фоне, но то, что Кай охотно делится информацией помимо того, что его сын любит есть или когда предпочитает спать, оказывает на меня совершенно неожиданный эффект.
– Деревенский парень, да?
Его образ во «Вранглерах» [46] , во многом из-за того, как он выглядит в своих бейсбольных штанах, вызывает у меня самые разные чувства.
46
«Вранглер» (англ. Wrangler) – марка джинсовой одежды.
– Миллер.
– Хм?
– Ты сейчас мысленно представляешь меня сексуальным, правда?
– Абсолютно.
Уголки его губ подрагивают.
– Твои родители, они еще в Техасе?
Он начинает собирать посуду, которую я испачкала, полностью игнорируя мой вопрос.
– Может, пойдешь? Я уберу. Не хочу, чтобы Монти завтра на тренировке надрал мне задницу из-за того, что ты разбудила его, вернувшись домой слишком поздно. Спасибо за помощь сегодня вечером. Надеюсь, что с Максом у тебя все было в порядке.
– Он был ангелом. Я действительно никак не пойму, от кого он мог это унаследовать.
Спина Кая вздрагивает, но я не получаю удовольствия от его смеха.
– И чтобы ты знал, я не собираюсь ночевать у отца.
Стоя у раковины, Кай бросает на меня взгляд через плечо.
– Я останусь в своем фургоне на его парковке.
– В центре?
– Да.
– Нет.
У меня вырывается недоверчивый смешок.
– Прошу прощения?
– Ты не останешься на парковке в центре Чикаго, Миллер. Можешь ночевать в моей комнате для гостей.
– Нет, спасибо.
– Миллер. – Его тон становится резким. – Не спорь со мной по этому поводу.
Я закатываю глаза.
– Может, ты и отец, но не мой.
– Хочешь, я позвоню твоему отцу, чтобы он сказал, насколько ты, черт возьми, не в своем уме?
– Серьезно, Кай? Ты собираешься позвонить моему отцу и донести на меня? Тебе не кажется, что я для этого немного старовата?
– Если это нужно для твоей безопасности, то да. Ты ведешь себя нелепо. Оставайся в моей комнате для гостей или спи в его доме на диване. Зачем тебе жить в своей гребаной машине?
Потому что это делает меня независимой. Это мое личное пространство
на колесах, которое может увезти меня далеко от всего и всех. Моя карьера не способствует отношениям. Я люблю своего отца, но не хочу привязываться к ощущению, что он рядом. Ему нужно, чтобы я держалась подальше, чтобы он мог жить той жизнью, которой ему предназначено было жить до моего появления.Кай вынимает руки из раковины и вытирает их полотенцем.
– Может, расскажешь, что все это значит?
– Нет.
– Круто. – Он кивает головой. – Вот и поговорили.
На моих губах появляется улыбка, и напряжение от нашего спора начинает рассеиваться.
– Не смеши меня сейчас. Ты меня раздражаешь. – Он обвиняюще тычет в меня пальцем. – У меня во дворе полно места. Если ты настолько одержима идеей жить в машине, может, припаркуешься хотя бы там? У меня есть водопровод и электричество, и тогда я бы знал…
– Хорошо.
Его брови взлетают вверх – наверное, он удивлен, что я так быстро сдалась.
– Да?
– Да.
– Вот и славно. – Он глубоко вздыхает, поворачиваясь обратно к раковине. – И, чтобы ты знала, единственная причина, по которой меня это волнует, – в конце сезона будет очень сложно найти новую няню. Это не имеет абсолютно никакого отношения к тебе как к личности. Я просто хочу внести ясность.
Улыбка, которую я пыталась скрыть, теперь видна во всей красе.
– Очаровательно.
– А теперь помоги мне прибраться после торнадо, которое пронеслось по моей кухне, и расскажи мне побольше об этой работе, с которой ты так плохо справляешься.
Взяв ближайшее кухонное полотенце, я складываю его вдвое и шлепаю его по пятой точке.
– Отличная попытка, Миллер. Но это все мышцы. Я ничего не почувствовал.
Занимая место рядом с ним, я вытираю посуду, пока он моет, и не обращаю внимания на то, что в двух шагах от него стоит отличная посудомоечная машина, потому что мне нравится, что у меня появился повод остаться. Он внимательно слушает, как я рассказываю о своей работе, задает подробные уточняющие вопросы, и только тогда я понимаю, что он делает именно то, о чем я его просила.
Он начинает меня узнавать.
Я уже смирилась с тем, что останусь на лето, но, когда мы стоим у него на кухне и вместе прибираемся, мне кажется, что в этот момент Кай тоже смирился с тем, что я остаюсь.
Отец везет нас в аэропорт, и его улыбка так и сияет. Я давно не видела его таким счастливым, и это подтверждает, что я приняла правильное решение провести лето рядом с ним.
Я уже неделю паркуюсь возле дома Кая, но каждое утро езжу к отцу, чтобы вместе позавтракать. Для него это достаточный компромисс, раз уж я не стала останавливаться у него на квартире.
– Очень мило, – говорит он. – Это как в старые добрые времена, когда ты была маленькой девочкой, приходила ко мне на тренировки и зависала в дагауте.
– Потому что ты подкупал меня мороженым.
– Оно того стоило. – Он бросает на меня задумчивый взгляд карих глаз, как будто заново переживает все мое детство. – Я скучал по тебе, Милли.
Я сжимаю его плечо.
– Я тоже скучала по тебе, папа.
На моем телефоне, лежащем у меня на коленях, высвечивается очередной несохраненный номер. Честно говоря, большинство номеров в моем телефоне не сохранены и неизвестны. Какой в этом смысл? Я не задерживаюсь на одном месте достаточно долго, чтобы хранить их.