Неуютная ферма

– Что ты шьешь? – спросил Сиф.

Он явно надеялся, что это окажутся панталоны. Флора спокойно расправила складки нижней юбки и ответила, что это скатерть на журнальный столик.

– А… женские штучки, – бархатисто пророкотал Сиф (Флора не поняла, для чего ему понадобилось понизить голос на пол-октавы). – Все женщины одинаковые. Цацкаются со своими финтифлюшками да стреляют глазами в мужчин, а на самом деле им нужна наша кровь, сердце из нашей груди, наша душа и гордость.

– Вот как? – спросила Флора, вынимая из рабочей шкатулки ножницы.

– Да. – В его низком голосе слышались резкие обертоны, странным образом гармонирующие с легкой хрипотцой, словно в природном крике ласки или горностая. – Вот что женщины хотят от мужчины – его жизнь. Им только и надо, что окрутить его своими цацками да взглядами, а когда он уже не в силах шевельнуться от страстной тяги, бурлящей в его крови, знаешь, что они делают?

– Боюсь, что нет, – ответила Флора. – Тебя не затруднит передать мне вон ту катушку с каминной полки, рядом с твоим ухом? Спасибо.

Сиф машинально передал катушку и продолжал:

– Они съедают его, как паучихи. Вот что делают женщины – если мужчина им позволяет.

– Надо же, – заметила Флора.

– Да, но я сказал: «Если мужчина им позволяет». А я… я не позволяю. Я съедаю их сам.

Флора сочла, что сейчас уместнее всего будет уважительно промолчать. Да ей и нечего было ответить. Она участвовала в подобных разговорах (на вечеринках в Блумсбери и в Челтнемских гостиных [16] ) и знала, что они, по сути, расстановка фигур на шахматной доске, до того как начнется настоящая игра. А если (как в ее случае) один из участников играть не настроен, а думает только, не выпить ли на ночь теплого молока, то и сам разговор не имеет смысла.

16

Блумсбери – район Лондона, где расположены многие образовательные учреждения и Британский музей. В начале XX в. здесь жили представители богемы; здесь собирался так называемый Блумсберийский кружок, в который входила, в частности, Вирджиния Вулф. Челтнем – курорт с минеральными водами в графстве Глостер.

Правда, в Блумсбери и в Челтнеме джентльмены не говорили прямым текстом, что едят женщин в порядке самозащиты, но, очевидно, они подразумевали то же самое.

– Ты шокирована, да? – спросил Сиф, неверно истолковав ее молчание.

– Да, по-моему, это ужасно, – добродушно согласилась Флора.

Он зло рассмеялся: так шипит ласка, впиваясь зубами в кроличью шею.

– Ужасно… да! Все вы одинаковые. Ты такая же, как другие, при всех твоих городских вытребеньках. Этакая паинька, словечка криво не скажет. Ты ведь не поняла половины того, что я говорю?

– Боюсь, что я вообще не слушала, но наверняка это было очень интересно. Обязательно расскажи мне как-нибудь подробнее про твою работу… Чем ты занимаешься по вечерам, когда не… э… когда не ешь людей?

– Я хожу в Пивтаун, – нехотя отвечал Сиф. Темное пламя его мужского самодовольства немного приугасло.

– Играть в дартс? – спросила Флора. Она читала А.П. Герберта [17] .

– Вот еще… стану я играть в детские игры со старичьем! Нет. Я хожу в синематограф.

17

Алан Патрик Герберт (1890–1971) – английский реформист, драматург, член парламента. Защищал пабы от законов, ограничивающих продажи спиртного и запрещающих игры (в частности, дартс), и сам был большим любителем этих игр (правда, предпочитал не дартс, а кегли).

Что-то в интонации последних слов, в той протяжной, почти любовной ноте, которая прорезалась в хрипловатом голосе Сифа, заставило Флору положить шитье на колени и поднять голову. Она задумчиво вгляделась в его неправильные, но красивые черты.

– В синематограф? И тебе нравится?

– Больше всего на свете! – с жаром произнес Сиф. – Больше матери, и больше фермы, и больше Викки из викариата!

– Вот как, – протянула Флора, продолжая изучать его лицо. – Интересно. Очень интересно.

– У меня семьдесят четыре фотографии Лотты Функл, – признался Сиф. Сейчас, увлекшись, он стал похож на одну из тех обезьян, про которых говорят «почти как человек». – Да, и сорок Дженни Кэррол, и пятьдесят пять Лоры Вэлли, и двадцать Кэролайн Хивитри, и пятнадцать Сигрид Мальстрем. И еще десять Памеллы Бакстер [18] . Все подписанные.

Флора кивала, изображая вежливый интерес, однако не показывая, что ей в голову пришел неожиданный план. Сиф внезапно сообразил, что говорит с женщиной о чем-то, кроме любви, и разозлился на себя.

18

Все перечисленные актрисы (как и фильмы) вымышленные.

Бормоча, что идет в Пивтаун смотреть «Сладких грешниц» (видимо, обсуждение своей страсти до чрезвычайности его распалило), он вышел из кухни.

Остаток вечера прошел тихо. Флора поужинала омлетом и кофе, который приготовила себе в маленькой гостиной, потом закончила вышивку на передней стороне нижней юбки, прочла главу из книги «Макария, или Жертвенный алтарь» и в десять часов улеглась в постель.

Все это было вполне приятно, и, раздеваясь, Флора думала, что кампания по наведению порядка в «Кручине» идет успешно, хотя минуло всего-то два дня. Она поговорила с Рувимом. Ознакомила наемную прислугу Мириам с искусством контрацепции и добилась, что шторы выстирали (они уже висели, отливая темным багрянцем в свете свечи). И еще Флора выяснила, что главная страсть Сифа – не женщины, а кино, и даже составила касательно него план, который теперь предстояло продумать в деталях. Она задула свечу.

И все же (думала Флора, укладываясь холодным лбом на холодную подушку) привычкой коротать вечера в приятном одиночестве придется отчасти поступиться. Надо хотя бы иногда ужинать со Скоткраддерами, чтобы узнать их поближе.

Она вздохнула… и погрузилась в сон.

Глава 8

В следующую неделю ей еле-еле удалось познакомиться с кузеном Амосом, а о том, чтобы представить гостью тете Аде Мрак, никто даже не заикался. Каждое утро в девять часов миссис Муривей поднималась на второй этаж, таща тяжелый поднос с мармеладом, овсянкой, сосисками, копченой селедкой, хлебом (не меньше полбатона по прикидкам Флоры) и черным пузатым чайником крепкого чая, но едва она входила в спальню тети Ады, дверь плотно затворялась. Выходя оттуда, миссис Муривей явно была не в настроении разговаривать и лишь раз, заметив взгляд Флоры, устремленный на поднос с остатками трапезы, заметила:

– Да… сегодня у нас аппетит что-то не ахти. Мы съели только две порции овсянки да два крутых яйца, половину селедочки и полгоршочка джема, что Адам прошлым летом украл на благотворительном базаре в викариате. Ну да ничего, желудок у нас большой, да и здоровьем Бог не обидел.

– Я еще не познакомилась с тетушкой, – сказала Флора.

Миссис Муривей мрачно заметила, что она «не много потеряла», и на этом разговор окончился, ибо Флора была не из тех, кто вытягивает сплетни у слуг.

А даже и будь у нее такая склонность, ясно было, что миссис Муривей сплетничать не станет. Маленькая женщина явно относилась к старой миссис Скоткраддер с определенной долей уважения; Флора даже слышала раз, как она сказала, что хоть у кого-то в «Кручине» своя голова на плечах, пусть даже этот кто-то в два года увидел в сарае нечто мерзкое. Последних слов Флора не поняла и решила, что это местная идиома, означающая «сойти с ума».

Так или иначе, она не могла пробиться к тетке, пока та сама не пожелает ее видеть, и, очевидно, если бы та пожелала, Флору бы уже давно к ней отвели. Быть может, старая миссис Скоткраддер догадалась, что гостья хочет навести на ферме порядок, и прибегла к тактике ненасильственного сопротивления [19] .

Тем временем оставался Амос.

От Адама она знала, что он дважды в неделю проповедует в церкви «Дрожащих братьев» и что штаб-квартира этой секты расположена в Пивтауне. Флора подумала, что могла бы напроситься на проповедь и начать обрабатывать Амоса во время долгой поездки в город.

19

Тактика, предложенная Махатмой Ганди для борьбы с английским колониализмом. В тридцатые, когда Гиббонс писала эту книгу, в связи с событиями в Индии этот термин был у всех на устах.