Never Back Down 2
Шрифт:
В конце ноября Марисса вновь угасла, погрузившись в прозрачную апатию.
Торг
Алекс Болк был понимающим человеком. Он внял беде Ремуса, узнав о гибели почти всех друзей и свалившейся на него «ответственности», а посему дал Люпину непродолжительный отпуск. Тем не менее, он понимал, что горе-горем, а домовик вечно в одиночку работать не может. Поэтому Ремусу вскоре пришлось вновь выйти на работу. Он понимал, что Марисса не остаётся в одиночестве — её навещали Молли и Меда, помогала по хозяйству эльфиха по имени Честа, но всё равно ему было тяжело покидать дом.
Да
Дни тянулись тягучей каплей мёда. Вечерами Ремус возвращался в свою квартирку в Лондоне, падая почти без чувств. Он раз за разом поражался тому, насколько мала и пуста его квартира. Вечер за вечером он проводил, погружаясь в оглушительное молчание, настолько угнетавшее его, что он поспешно переодевался и падал спать. Давно он не чувствовал себя таким одиноким.
Потому в выходной, едва только проснувшись, он поспешно оделся, собрался и аппарировал домой к Мариссе. К разочарованию, негативные ощущения никуда не ушли. Грызущее одиночество не скрылось никуда.
Ремус прошёл в гостиную. Возле камина под строгим надзором портрета семьи Альфарда сидели трое детей. Эйприл что-то сосредоточенно малевала красным карандашом в альбоме, Рич с Хьюго с умным видом перебирали кубики с буквами. Девочка заметила его первая. Она отбросила карандаш и радостно протянула к нему ручки, восклицая: «Рема! Рема!».
Люпин обнял малышку, подняв её на руки. Девочка очень была похожа на Эда. Или на Лину, тут как посмотреть. Ричард же был уменьшенной коротковолосой копией матери. Даже в манере поведения чувствовалась разница между двойняшками. У Эйприл всегда было шило в нужном месте. Вот и сейчас, звонко чмокнув Ремуса в щёку, девочка начала выворачиваться из его рук, намереваясь присоединиться к игре брата и кузена. Ремус усадил девочку на ковёр и поднял глаза на портрет:
— А где Марисса?
Альфард только пожал плечами. Юная Вальбурга тем временем с любопытством взирала на возню малышни. Кажется, дети её заинтересовали.
— У меня жуткое чувство дежавю, — пробормотала она.
Раздался жуткий треск, на ковёр в ворохе искр появилась Честа. Кажется, домовиха не ожидала, что её выбросит аппарацией именно в гостиную собственного дома. Растерянно хлопая голубыми глазами, она вперила в Ремуса взгляд, после чего пронзительно запищала.
— Госпожа Марисса! Госпожа Марисса! — Пищала домовиха. — Я пыталась её остановить и отговорить, но она меня не слушает! Я поспешила к вам, как вы и просили, господин Ремус!
У Люпина оборвалось сердце. Словно оглушённый, он слышал слова «чердак» и «злая свеча». Не помня себя, Ремус бросился бежать к лестнице. Перепрыгивая через ступеньки, он взлетел на последний этаж, бегом промчался вдоль галереи гобеленов и дверей, почти врезался в винтовую лесенку, ведущую на чердак и вскарабкался наверх, почти не чуя ног. Кулаком он выбил дверцу в потолке и выскочил в сумрачное помещение.
Со всех сторон на него дохнуло пылью и стариной. Вопреки мнению портрета отца, Альфард не выкинул ни одной вещи. Нет. Он просто отправил всё на чердак. В сумрачной и кажущейся бесконечной комнате, где господствовали пыль и пауки, теснились целые острова из старинной мебели,
образовывая лабиринты. Что-то было аккуратно укутано простынёй или чехлом, что-то уже посерело и потускнело от времени и затхлого неподвижного воздуха. Что-то облюбовали в качестве строительной площадки пауки, заботливо обернув облюбованную мебель паутиной.Дорожка свежих следов на полу в пыли виляла между высокими стеллажами, рулонами ковров, разобранными каркасами кроватей и продавленными обшарпанными софами. Ящички комодов и сервантов были выдвинуты, дверцы шкафчиков распахнуты. Лохмотья паутины болтались там, где пробегала девушка. Она что-то искала.
Следы привели его почти в самое сердце лабиринта. В пыльном молчании он слышал чирканье и странный злой шёпот. Вырулив из-за огромного шкафа, Ремус остановился.
Марисса сидела на коленях посреди пыли и паутины, сжимая в белых пальцах Чёрную Свечу. В другой руке у неё была простая магловская зажигалка. Девушка тщетно крутила колёсико, пытаясь высечь искру. Она бормотала проклятья, вновь и вновь проводя по колёсику пальцем. И с каждым новым пустым «чшшк» она злилась всё больше. Ремус заметил красноватые царапины на пальце, оставленные жёстким колёсиком.
Ремус шагнул к девушке. Та подняла на него глаза. Во взгляде мелькнул лёгкий испуг. Словно не в силах вымолвить ни слова, она смотрела на него, открывая и закрывая рот. Рем недоумённо переводил взгляд с неё на Чёрную Свечу.
— Что ты делаешь? — Тихо спросил он.
— Я… Привет, Рем, — натянуто улыбнулась девушка.
— Здравствуй. Что ты делаешь? — Нахмурился он. — Честа в панике, нашла меня, вопила про «злую свечу». Что ты задумала, Марс?
Девушка вздохнула.
— Я дура, — выдала она, наконец. — Я всё ждала появления Эда, полагая, что он сам сможет вернуться. Понимаю теперь, насколько это было глупо.
Ремус вздохнул бы с облегчением, скажи она это ему внизу за чашкой чая, а не на пыльном чердаке. Был неимоверных размеров подвох, и Ремус ждал, пока он покажется.
— Я поняла, что я должна ему помочь.
А вот и подвох.
— Что это за свеча? — Сухо спросил он.
Девушка опустила взгляд на свои руки. Она болезненно поморщилась, сжала свечу ещё сильнее и тихо произнесла:
— Чёрная Свеча. Мне сказали зажечь её, если я захочу встретиться с кем-то по ту сторону. Он подарил мне её на свадьбу…
Ремус побледнел. Ему даже не нужно было пояснять, кто такой «он». Люпин бухнулся рядом с ней на колени и схватил за руки. И если обычно руки Мариссы были просто холодными, то сейчас, сжимая свечу, они были ледяными.
— Марс, не надо, — прохрипел Ремус.
— Я не могу иначе, Рем, — прошептала девушка, по-прежнему не поднимая на него глаз. — Мне невыносимо. Я ведь наверняка могу помочь или вытащить его… Правда?
— Нет, Марс, нет! — Сжимая её пальцы сильнее, горячо заверил Люпин. — Опомнись, прошу тебя. Это подарок Ищейки, наверняка здесь какой-то подвох.
— Конечно, подвох, — проворчала Марисса. — У него иначе не бывает. Но это единственный выход. Я ведь могу что-то сделать!
— Ты ничего не можешь сделать со смертью, — в отчаянии произнёс Люпин и тут же пожалел о своих словах. Лицо Мариссы вытянулось, на глазах заблестели слёзы. — Пойми, это наверняка ещё одна издёвка от него!
— Но я так больше не могу, — прошелестела она, склонив голову ещё ниже. — Не могу без него, Рем. Мне так больно. Мне так пусто, мне невыносимо… Даже если придётся отдать душу… Я хочу его вернуть.