Never Back Down

— Но мне всё равно нужно одобрение старшего брата! — улыбаясь до ушей, сказала я.

— Я думаю, он одобрит, — сказал он, положив подбородок на мою макушку. — Только можно сделать одну глупость до того, как твой брат даст одобрение?

Я изумлённо посмотрела на него, подняв голову. Ремус наклонился и поцеловал меня. Не так, как два месяца назад, не спешно и комкано, а аккуратно и мягко. Губы у него были мягкие, тёплые, а на вкус… Я даже не знаю, с чем можно было бы сравнить… Я непроизвольно ответила на поцелуй. В душе словно фейерверк взорвался от восторга. Я была счастлива. В кои-то веки.

Нас прервал одобрительный вопль и свист. Я обернулась. От замка к нам шли Мародёры.

— Грубияны! — фыркнула я. Ремус засмеялся и поцеловал меня в лоб.

— Это ещё что такое? — деланно возмутился Сириус. — Ремус Люпин! Я вверил тебе свою младшую беззащитную сестрёнку, а ты тут её тискаешь! Стыдно, сэр!

— Это вовсе не я! — поддержал игру Ремус. — Она первая меня поцеловала!

— Лжец! — надулась я. — Вот обижусь и наябедничаю старшему брату!

— Сэр, я прошу у вас позволения гулять с вашей сестрой! — торжественно произнёс Ремус.

— Гулять! И только! Никаких бесчинств! — Сириус назидательно поднял вверх указательный перст. — Я слежу за вами, мистер!

— А меня спросили? — возмутилась я.

— А девочек не спрашивают, — брат показал мне язык.

— Пойдём в замок, мне холодно, — пожаловался Джеймс.

— Я хотела отнести Байнса в совятню, но он куда-то улетел…

— Прилетит. А теперь в замок. А то простынешь.

Комментарий к Часть 34. (Как-то неумело) (просто история уже затянулась)

((Напоминаем: ваше мнение очень важно для нас! Не забудьте про отзыв. Вы можете сделать этот фанфик лучше))

====== Часть 35. (Гнев) ======

На следующий день по школе расползся слух о нас с Ремусом. Больше им судачить не о чем, из замка дальше Хогсмида не выпускает директор, а дальше двора не выпускала метель. Вот шатаются ученики по Хогвартсу, сплетни и простуды разносят.

А я была в кои-то веки счастлива, мне было плевать на остальных. Хотя, честно говоря, я ожидала немного большего от так называемых отношений. Это смахивало на дружбу с частыми объятиями, редкими поцелуями в щёчку и перманентным счастьем, тепло тлевшим в груди. Лина завистливо вздыхала, Сириус то и дело довольно усмехался, Джеймс тоже был доволен, Питер впечатлениями не делился. А Ремус словно расцвёл. Мы вместе проводили как можно больше времени. Но да ладно, моё счастье это неинтересно.

Что же было плохое? Лафнегл. Эд срывался на меня каждое утро, день и вечер. Орал, словно злобный Цербер на кусок грешника. Я старалась отвечать как можно достойнее, изредка срываясь на крик. Я уже устала его ненавидеть, но он обстоятельно пытался это исправить. Каждую ночь я ложилась спать с мыслью, что один из нас рано или поздно убьёт другого. А в душе зрела обида. Тяжёлая, густая и чёрная, как перезрелое яблоко. Порой до слёз, порой до кислого привкуса во рту. Я изо всех сил пыталась с собой справиться, я устала, но не могла ничего поделать. И понимала, что эта обида неизбежно вырвется в один прекрасный день. Гневом ли, слезами ли, криком или состоянием аффекта, я не знала. И не желала знать.

Но неизбежность не была бы неизбежностью, если бы её можно было избежать (как же запутано…). В последний вечер рождественских каникул я возвращалась с прогулки с Мародёрами по Хогсмиду. Мы были с ног до головы мокрыми после купания в снегу и счастливыми после тёплого сливочного пива. В руках у нас были кульки с товарами из «Зонко» и «Сладкого Королевства». Я чувствовала знакомое тепло в груди, держась с Ремусом за руки. Но уже у двери в башню моё счастье улетучилось, словно воздушный шарик: из гостиной слышалась брань родственников Лафнеглов.

С тяжким вздохом я вошла. В гостиной Рейвенкло весь факультет окружил Линару и Эда, орущих друг на друга, как кошки в марте за территорию. Не помню, как это произошло, но я втянулась в эту ругань. Я не знаю, что я тогда сказала, но до сих пор помню побелевшее от ярости лицо Эда, полные гнева остекленевшие глаза, плотно сжатые губы и… кулак, пришедший мне в лицо. Я отлетела в сторону, чьи-то руки не дали мне упасть. Из разбитого носа хлынула кровь. Красная пелена застлала мне взор, я вскочила и вцепилась ногтями в белобрысые волосёнки недруга. С силой я пихнула его в сторону, он повалился, ударился об стол и схватился за голову. Я не дала ему оклематься, снова бросилась на него. Но среагировал Эд молниеносно, ногами лягнув меня в живот. Я схватила его за ногу, но не удержалась и упала, задыхаясь. Эд схватил меня за шею, но я укусила его за ухо, сильно стиснув челюсти. Он взвыл и стряхнул меня, я попыталась ударить его ногой в живот. Тогда уже Эд вскочил, схватил меня за волосы, приподнял и отшвырнул. Я ударилась головой об стену так, что в ушах зазвенело. Я сползла на пол. Злость тут же куда-то делась, только обида. Сильнейшая обида, от которой встаёт в горле ком, на глаза наворачиваются слёзы, а тело бьёт дрожь.

— За что ты меня так ненавидишь? — прошептала я, справляясь с болью. — Ты с первого дня, с первой встречи ты меня оскорбляешь, унижаешь, кричишь на меня… Что я тебе сделала? Всё, что я делала, говорила — я защищалась от твоих нападок. Но ты не прекращал, ты только продолжал меня топтать и вредить мне. За что ты меня ненавидишь, Эд?!

В гостиной повисла тишина. Такая густая, что её можно было ножом резать, такая звенящая, что колокольный звон казался мерным жужжанием. Мой вопрос остался без ответа. Я просто сидела на полу, обливаясь слезами и кровью, глядя на Эда. Тот молчал, опустив голову и избегая смотреть на меня.

Кто-то протянул мне руку. Арти, кажется. Я тяжело поднялась на ноги, пошатнулась, достала платок из кармана и зажала нос. Эд поднял на меня глаза, вздрогнул и снова их опустил. Я не ждала ответа, мне нужно было в Больничное Крыло. Пошатываясь, я побрела прочь из гостиной, толпа передо мной расступалась. У лестниц меня догнала Лина, бережно подхватив под руку, и зашептала:

— Хороший ход! Ты сделала из него лютого подонка! Его ненавидит весь факультет, а ты несчастная жертва. Прекрасная многоходовка.

— Лина, — я остановила её. Говорить было трудно — живот сводило судорогой. — Я не пыталась сделать из него подонка. Мне просто очень обидно. С первого дня твой брат меня ненавидит. Он даже в лавке Мадам Малкин с первой встречи меня начал унижать. За что он меня ненавидит?

— Не знаю, — тихо сказала она. — Он не делится со мной.

Мы медленно дошли до Больничного Крыла. Всю дорогу я надеялась не наткнуться на Ремуса. Я не знала, как объяснялась бы с ним. Не хочу, чтобы он дрался с Эдом. В конце концов, он загонщик, удар у него хоть куда (сама убедилась).

Мадам Помфри я сказала, что упала с лестницы. Она мне не поверила, но помощь оказала. При осмотре выяснилось, что у меня обширный синяк на животе, искривлённая носовая перегородка и шишка на затылке. Ничего серьёзного, я вполне легко отделалась. Нос мне снова вправили, живот намазали чудо-мазью, к шишке приложили лёд и отправили в гостиную.

Возвращаться мне не хотелось, на меня напала какая-то меланхолия. Я тихонько попросила Лину не торопиться, немного пройтись. Ногами я передвигала лучше, но что-то всё-таки давило на меня, пригибало к земле, мешало нормально идти. Я плюхнулась на ближайший подоконник на пятом этаже и прислонилась головой к стене, зажмурившись.