Nevermore

Торопливо покинув наш экипаж, мы с Крокеттом устремились ко входу в музей. При виде прославленного пионера из толпы послышались восхищенные возгласы, с которыми смешивались выражения недоумения — невежи не понимали, кто я такой.

— Смотри, какой печальный и как мрачно одет, — расслышал я громкий шепот пожилой женщины, обращавшейся к подруге. — Наверняка это гробовщик!

Мы вошли в здание, миновали фойе и свернули в тоннелеобразную галерею, ярко освещенную газовыми рожками и переполненную сотнями птиц, животных, амфибий, рыб и насекомых. Проходя насквозь ряды этой впечатляющей залы, мимо стеклянных витрин, заполненных всеми известными видами тщательно законсервированных беспозвоночных, Крокетт покачал головой и пробормотал:

— Не возьму в толк, По. С какой стати народ выкладывает кровные денежки, чтобы таращиться на жучков-паучков на булавках?

На досуге я бы ответил на этот до крайности наивный вопрос подробным изложением основ одной из насущнейших для человека наук — биологической таксономии, начала которой были заложены великим Ламарком в его классическом (пусть и не вполнеоригинальном) труде «Естественная история беспозвоночных». [68] Но в данном случае для подобной дискуссии возможности не представлялось, поскольку мы уже достигли дальнего конца галереи и на другой стороне примыкавшего к ней зала показались фигуры троих полицейских.

68

Жан Батист Ламарк (1744–1829) — французский ученый, создатель первого учения об эволюции. Капитальный труд «Естественная история беспозвоночных» публиковался им в семи томах с 1815-го по 1822 г.

Одни из них, как я убедился, подойдя ближе, был офицер Карлтон. Вместе с двумя коллегами он остановился перед группой ненатурально жизнеподобных восковых манекенов, запечатлевших бессмертные литературные образы Шейлока, Фальстафа и Тэма О'Шантера. [69] Заметив наше присутствие, Карлтон обернулся и, поздоровавшись, сказал:

— Хорошо, что вы пришли. Капитан Расселл жаждет видеть вас.

— Что совершилось здесь? — спросил я. — Неужели — о, верю, что нет! — еще одно чудовищное убийство?

69

Шейлок и Фальстаф — персонажи У. Шекспира; Тэм О'Шантер — герой поэмы Роберта Бернса.

— Боюсь, неумолимый злодей нанес очередной удар, мистер По, — печально отвечал молодой человек.

— Да чтоб меня в волкодава превратили! — вскричал Крокетт. — Куда запропал капитан?

— Он на месте преступления, — пояснил Карлтон. — Пойдемте, я провожу вас.

Приказав своим подчиненным подождать, молодой офицер пригласил нас следовать за ним, развернулся на каблуках и повел нас по сводчатому переходу в соседнею галерею. Посреди этого величественного и вместительного зала высился реконструированный скелет мастодонта об огромных бивнях, чьи кости были извлечены из доисторической могилы в предместье современного Нью-Йорка старшим мистером Пилом.

Обойдя в почтительном молчании этот монструозный костяк, мы, наконец, приблизились к закрытой деревянной двери в дальнем северо-восточном углу зала. За такой дверью обычно скрывается небольшой склад. Но когда Карлтон распахнул эту дверь, за ней обнаружилось не скромное хранилище, как я ожидал, а крутая, очень узкая деревянная лестница, уводившая в подземные этажи здания.

На стене у двери, приблизительно на уровне моего плеча, на деревянном колышке висел фонарь. Карлтон взял в руки этот светильник, зажег его с помощью фосфорной спички и, обернувшись к нам, призвал:

— Следуйте за мной, джентльмены. И будьте любезны — смотрите себе под ноги.

И так — молодой человек впереди, за ним наш славный первопроходец и я — мы осторожно пролагали себе путь по холодной, темной и до крайности заплесневевшейлестнице, пока не добрались до ее подножия и не ступили на влажный пол походившего на катакомбы подвала.

При свете фонаря я видел теперь, что огромное собрание произведений культуры, биологических образчиков и научных диковинок, заполнявшее три этажа музея, составляло лишь малую часть его запасников, ибо передо мной во все стороны простирались неисчерпаемые нагромождения объектов,помещенных на хранение в подвал. Когда Карлтон приподнял фонарь, обозревая наше окружение, я увидел в лучах этого светильника, как мне показалось, бесконечные ряды редких и замечательных курьезов: несколько мумифицированных кошек, челюсть кашалота, цельное чучело носорога, китайскую трубку для опия, восковую фигуру Юлия Цезаря во весь рост, точную копию знаменитого Колокола Свободы, который висит в Зале Независимости в Филадельфии, и многое, многое другое.

— Сюда, джентльмены, — сказал Карлтон, отклоняя луч фонаря примерно на тридцать градусов влево, где я начал теперь различать вход в узкий, с нависающим потолком, тоннель. По этому тесному, лабиринтообразному проходу нам пришлось пробираться нагнув головы — на его сырых стенах белой паутиной мерцала селитра, — и таким образом мы проникли в самые отдаленные уголки подземной части здания.

Наконец, после бесконечных зигзагов мы выбрались в большое помещение с высоким потолком, или, скорее, в некий склеп,освещенный пламенем нескольких масляных ламп, водруженных на вершину пирамиды из ящиков, бочек и бочонков, громоздившихся повсюду вокруг нас. Я сразу же приметил капитана Расселла, который вместе с тремя другими полицейскими офицерами и незнакомым мне седовласым джентльменом стоял в нескольких ярдах от нас, в дальнем конце этого склепа возле бочки, обитой железными обручами.

— А! — приветствовал нас капитан. — Я уж отчаялся дождаться вас.

— Поскольку мы были заняты делом, не терпящим отлагательства, — заговорил я, приближаясь, — ваше сообщение достигло нас лишь недавно, после чего мы сразу же отправились в музей.

— Полагаю, офицер Карлтон предупредил, по какой причине я вас вызвал, — сказал Расселл.

Подтвердив кивком верность этого предположения, я огляделся по сторонам и скорбно вопросил:

— Где же тело?

Не тратя лишних слов, Расселл указал рукой на поставленную вертикально бочку. Обратив взор свой на сей сосуд, я отметил, что крышка с него снята, однако внутренность бочки была полностью скрыта сумраком. Я наклонился и заглянул внутрь, а офицер Карлтон, желая помочь мне, протянул руку с фонарем над моим левым плечом, так что луч упал прямо на содержимое бочки.

Чтобы пощадить чувства читателя, я воздержусь от описания кошмарного — отвратительного — совершенного неописуемого— зрелища, поразившего в ту минуту мой взор.

Достаточно будет сказать, что я увидел перед собой останки пожилого джентльмена, чье тело подверглось чудовищным увечьям и расчленению, с целью, несомненно, втиснуть его в узкую бочку. Задыхаясь от ужаса, я попятился прочь от этой страшной картины, а Крокетт, также приблизившийся к бочке осмотреть ее содержимое, громко воскликнул:

— Чтоб меня пристрелили! В жизни не видал подобной мерзости!

На несколько мгновений слабость овладела мной. Прикрыв глаза, я прислонился к большой, схваченной железными обручами бочке, цепляясь для устойчивости за ее край. Постепенно головокружение улеглось. Разомкнув веки, я поймал на себе пристальный взгляд капитана Расселла.

— Это злодеяние может быть делом рук только того демона, за которым мы гонимся! — хрипло выговорил я.

— В этом нет сомнений, — согласился Расселл. — Убийца, как всегда, оставил свой автограф. — И, обернувшись к офицеру Карлтону, распорядился: — Покажите ему!

Повинуясь приказу, молодой офицер опустился на одно колено и поднес фонарь вплотную к бочке. Свет выделил загадочную надпись «NEVERMORE», грубо начертанную по обводу бочки уже подсыхающей кровью, которая и цветом, и текстурой напоминала густой слой ржаво-коричневой краски.